Солнцеворот

Ичиго сидел напротив Аллена и думал. Хмуря брови, скрестив ноги в позе лотоса и уставившись в одну точку. Уолкер старался не смеяться – ну как же, такая мордочка, да у Канды! Так и подмывало сказать что–то вроде: «Ты еще и думать умеешь», и глаза удивленные сделать обязательно – иначе эффект не тот… Сам же Ичиго думал, как же объяснить этой мелочи про реацу – как ее видеть и что это вообще такое. Обещание дороже, конечно… Но и учить он не умел. А Рукии, чтоб разложить все по полочкам, тут нет. И даже если он сумеет повторить ее ужасающую манеру рисования, вряд ли это поможет. – Ну, хорошо, – наконец сказал он. Аллен приготовился внимательно слушать и отвечать на вопросы. – Люди умирают, и душа в Ад или Рай отправляется, так? – Так, – растерянно подтвердил Уолкер. Он не совсем понимал, к чему ведет Ка… Этот парень. – Когда душа освобождается, она либо сразу отправляется на Небеса, либо почему–то задерживается здесь. Такие души выглядят как люди, и называются… – Стоп! – Прервал его Аллен. – Зачем мне сказки? Ты учить собрался! – Какие сказки? – не понял Куросаки. – Стоп. Ты видишь души вообще? – Да, конечно, – кивнул Аллен. – А мою видишь? – подался вперед Ичиго. Конечно, он вроде в теле… Но тело не его. И по логике, он в нем должен быть в собственном облике – рыжеволосом и загорелом, не то, что этот – бледный и хвостатый. А с другой – Рукия в гигае выглядела совсем как человек, и можно было только ее реацу отследить, но не увидеть ее душу… – Естественно нет! Ты же не акума, – уже спокойнее принялся объяснять очевидные вещи Уолкер. Странный этот парень… Как он его душу увидит? – Что еще за акума? – у Ичиго явно был день потрясений. У парнишки была реацу. Странная, но довольно сильная. И он умеет видеть души. Но что еще за акумы? Может, Пустые? – Акума – это порождение Тысячелетнего Графа. Чудовищный механизм, в котором заточена страдающая душа человека, – с горечью отозвался Уолкер. – Подожди–ка… – Потер лоб Куросаки. – Расскажи все по порядку. Что еще за Тысячелетний Граф и акумы? И как можно вообще душу в механизм заточить?! Душа нематериальна! – Тысячелетний Граф – это Зло. Он ищет трагедии людей – находит тех, у кого недавно умер дорогой им человек. И предлагает воскресить мертвого – стоит только позвать его. Заманчиво, правда? Но душа возвращается в скелет акумы – и послушна воле Графа. И эта душа самого дорогого тебе человека убивает призвавшего и захватывает его тело. Маскируется под человека, чтобы слиться с толпой. Так рождается акума – механизм, призванный лишь убивать людей и развиваться. Чем больше убивает, тем быстрее развивается, растет его уровень и способности, – рассказывал Аллен. Ичиго не мог в это поверить. Все это просто не укладывалось у него голове. Да, он спасал души, жалел их – но знал, что они и так мертвы. Ничего не изменить, можно лишь отправить на Небеса – и все счастливы. Все так, как и должно быть. Но здесь… Убить самого дорогого тебе человека, влезть в его шкуру, притворяться им… И убивать – не души, не уже умерших – а все еще живых людей. Не отличал призраков от живых Ичиго только в детстве. Он был уверен, что они все одинаково страдают, чувствуют – живут. Да, есть не надо – но разве это так важно? А потом понял одно, самое важное различие. Призраки не боятся умирать второй раз – не хотят, стараются избежать, но не боятся. Они знают, что будет дальше. И Куросаки научился отличать живых от мертвых. Если живые боятся умирать – разве это не повод, чтобы они жили? Стать призраком они успеют всегда. Поэтому Ичиго так бросался на Айзена – тот хотел отнять эти жизни, не принадлежащие ему… Это… Чудовищно. Ичиго верил в призраков. Он знал – они всегда рядом. Он их видел, пусть и не мог поначалу даже прикоснуться – но с возрастом видел их все лучше, мог касаться, они были совсем как живые, но… Как живой – не значит, что они были живыми. Они были мертвы – и не могли никак влиять на мир живых. Мир живых и мир мертвых просто… Не соприкасались. А здесь… Заставлять их страдать после смерти, убивать других людей, эволюционировать… Мерзко. Чудовищно. Уолкер же внимательно следил за этим парнем – он так напоминал в этот момент Канду, что легко можно было перепутать их. Ледяные глаза, пышущие яростью, стальной решимостью и… Неверием. Будто он никак не мог понять – как же это так, как такое может происходить… И напоминал самого Аллена. – Мы же экзорцисты. Люди, избранные Богом. Нам дана частица Чистой Силы – она способна превращаться в оружие и уничтожать акум, спасая их души и отправляя их обратно к Богу. Вот мое оружие, – и мальчик продемонстрировал левую руку, с этой чешуей на пальцах и зеленой светящейся татуировкой на тыльной стороне руки. – Это оружие? – поразился Ичиго. Честно говоря, он уже устал удивляться. – Ну да. Я Паразитический тип, поэтому моя Чистая Сила в руке. Могу показать, раз не веришь… Ичиго мог только смотреть на новую странность – темную чешую на пальцах, абсолютно черную кожу руки, заканчивающуюся на кисти причудливой татуировкой, будто светящийся зеленый крест… Смотреть и хлопать глазами. Нет, он знал, что духовная сила бывает разной – взять хоть лук Исиды или фей Иноуэ… Но вот так – собственную конечность… – То есть это – твое оружие. И им ты убиваешь акум. Так? – уточнил Ичиго. Аллен кивал. – А как? Душишь? – Нет! – возмутился Уолкер. – Коронованный Клоун, активация! Руки оделись в перчатки, на правой появились длинные когти, будто из воздуха соткался белый капюшон и нечто вроде накидки Квинси… Перья, пух, воздушное и светлое одеяние – и противовесом тяжелая маска из темного серебра на шее. И черная рука, выглядывающая из складок – такая сюрреалистичная, нелепая, но удивительно подходящая к облику в целом. – Значит, так зовут твой меч? – с интересом разглядывая чужое оружие, спросил Куросаки. И только потом до него дошло – это же не меч. Оружие, лишь слегка его напоминающее – когти, но никак не катана. – М–меч? – Поразился Аллен. Он же не говорил этому чужаку, что у него именно меч! Он когти показал! Да и откуда парень вообще может это знать?! – Прости, оговорился… – Ичиго почесал в затылке. – Просто у нас обычно мечи… Так как зовут твое оружие? – Зовут меч? Такое название дали моей Чистой Силе – Коронованный Клоун. Не понимаю, как вообще можно всерьез давать имя неодушевленному предмету… Ай! Ты что?! – заорал под конец речи Аллен, потирая затылок и обиженно глядя на злобного японца. Вот сейчас Ичиго дико напоминал Канду. До дрожи прямо. – Неодушевленный предмет? И твое оружие терпит такого болвана?! Да как ты вообще сражаться можешь, если так с оружием обращаешься?! – Ичиго хотел было еще пару подзатыльников дать, в воспитательных целях, но остановился. Сейчас надо было вдолбить пацану, что нельзя так с мечом! Куросаки невольно вспомнил, как его отчитывал Зангецу и Хичиго. Ну конечно, только имя и знал, сражался в одиночку – вот и результат. А этот… Этот и вовсе считает это лишь железякой! – Слушай внимательно, идиот. И не спорь – ты и вправду дурак! Так вот, меч – одушевленный. У него есть душа, чувства, характер… Он – живой. А ты с ним так обращаешься? Кто ты после этого?! Он дает тебе свою силу. Сражается рядом с тобой. А ты не то, что благодарность испытывать – даже его имя узнать не удосужился! – глаза Аллена становились все шире и шире. У него в голове с трудом укладывалась сама возможность поговорить с оружием. Как это так? Его рука, родная и привычная – имеет характер и чувства? Бред какой–то. – Имя? Моя рука может со мной говорить и имеет имя?! – Решился он уточнить. – Да причем тут рука?.. У тебя сила есть? И эта сила – живая. – Устало произнес Ичиго. Вспышка забрала слишком много сил. Ну это же надо… И он тоже когда–то был таким? – Живая… – задумался Аллен. Ему дико хотелось выспросить побольше о его силе, узнать, что же скрывает этот… Притворяющийся Кандой парень. Но сейчас было не место и не время. Он обязательно все выяснит – потом. Сначала надо узнать, что с Кандой. Потому что то, что этот парень не враг, Уолкер понял быстро. Он себя вел скорее как человек на экскурсии. С любопытством оглядывался по сторонам, но при этом старался не показывать, что для него все это в диковинку. А значит, надо выяснить как можно больше информации от него – а потом уже решать, что с этим делать. Но их размышления прервал Лави, заглянувший в зал. Он присвистнул, увидев, что они не тренируются, а о чем–то тихо разговаривают. – Эй, Мояши! Подойди на секундочку, а? – Позвал он друга, не без удовольствия наблюдая, как его лицо вытягивается, а брови хмурятся. Чего он точно не ожидал, так это того, что Канда, лишь взглянув на лицо Уолкера, захохочет. В голос, согнувшись и схватившись за живот, от всей души. Расширились глаза и упали челюсти у обоих. Одновременно. Канда смеется?! А Ичиго смеялся, забыв обо всем. Надо же, как он угадал! И явно это прозвище мальчишке не нравится. И… У него такая морда в этот момент была, что просто грех не поиздеваться! – Мояши, значит… – отдышавшись, произнес он. Поднял глаза на мальчишек – они так на него смотрели… Куросаки понял одну страшную вещь – он засыпался. Полностью и окончательно. «Мрачный и неразговорчивый», да? Вытаращенный глаз Лави говорил сам за себя. – Аллен… Мне ведь это померещилось, да? Уолкер смог только тяжело вздохнуть. *** Линали стояла на балкончике над Хевлаской – запасном и неудобном, а оттого редко использовавшимся. Она не могла стоять спокойно – переминалась с ноги на ногу, стискивала поручни и теребила край кофты. Нервозность никак не хотела проходить – но пока вроде и волноваться было не о чем. Но Канда… С ним явно что–то не то! Зря братик использовал эти препараты, заряженные Чистой Силой, да и с неожиданно–радостным лицом постоянно бегал в Ковчег… Странные механизмы – и странный результат. А Канда ведь не признается ни в чем, даже если ему больно, даже если он умирать будет! Надо это прекратить. Срочно – и причем так, чтобы Канда ничего не заподозрил. Пришлось немного наврать брату – она совсем ведь немного преувеличила, это ведь ничего, да? Это для его же блага! А то он выглядел таким хмурым, недовольным… И бледным. Его точно что–то грызло – и Ли–младшая просто обязана была проверить, не связано ли это с его здоровьем! Потому что… Потому что она, однажды ассистируя брату, подслушала обрывки разговора. Случайно – ее брат послал за инструментами, но она перехватила медсестру по дороге и вернулась раньше. И там Комуи убеждал Канду, чтобы он берег себя, ведь так можно уже не воскреснуть… И Линали запомнила эти слова. А потом сама увидела – на той арене Канду пронзили мечом. Огромным, тяжелым, резко и прямо – так можно умереть просто от болевого шока. Внутренние повреждения, потеря крови… Ужасная смерть. Но несмотря на это, его сердце забилось вновь. Линали слышала ведь, слышала – оно не билось… А потом глухой удар, тело под щекой дернулось – и глухой голос Канды раздался над ухом. И она до сих пор не знает, что же с ним происходит – и как это может вообще быть. Одно Линали знает точно – она не хочет, чтобы это повторилось. И она сделает все – обманет любимого брата, забудет про недовольство Канды, проберется тайком к Хевласке. Что угодно, только знать все наверняка – и попытаться помочь. Даже если для этого придется пойти на поклон к Рувелье. *** Лави ни–че–го не понимал в этой жизни. Именно этот вывод он сделал, посмотрев на все то, что вытворял его товарищ. Например, насколько безумным надо быть, чтобы отобрать у Канды лежащий рядом с ним деревянный меч и не схлопотать по башке? Он же ненавидит, когда к нему приближаются! Да еще так нагло и бесцеремонно, быстро хватанув меч и абсолютно спокойно повернувшись спиной, как это проделал Уолкер. Дальше – эти двое сидели рядом друг с другом, о чем–то тихо переговариваясь, тоже ненормально. Несмотря на явно злобное и кишковыпускательное настроение, Юу не бросался на Аллена, даже голос не повышал. Ну, в смысле – вообще. Ну как это так? Всегда жутко вспыльчивый, как порох, в плохом настроении и дурью в башке – и этот псих абсолютно спокойно реагирует на все трюки мальчишки. А тот этим нагло пользуется – но при этом тоже кидает на него быстрые взгляды, будто пытаясь что–то для себя понять. И… О Господи, это невероятно – Канда смеялся. Во весь голос, неприкрыто, согнувшись и держась за живот – только от кого–то другого услышав кличку Аллена. И что в этом такого странного? Но зрелище было презабавным. И еще – неожиданным явно и для Уолкера. Хотя да – тот пусть и чаще других с мрачным недосамураем общался, но вряд ли слышал его смех. Сам Лави, хоть и уже два года, как с ним знаком, только злобные смешки от него слышал. И то, если его враги достаточно развеселят. Но вот простого смеха – никогда. И это… Настораживало. Хотя, может, от наркоза отходит… И последняя мысль заставила рыжего вспомнить о том, зачем он вообще пошел искать этого… Мечника, если хуже не сказать. – Эй, Канда! Тебя Комуи звал. – Зачем? – недоуменно поинтересовался тот, кинув почему–то взгляд на Уолкера. – Я уже сегодня у него был. – Не знаю, но он сказал к Хевласке подойти – может, обследовать хочет. – Мне он ничего не говорил, а осмотр завтра должен быть… – задумчиво пробормотал парень. Лави чуть не подавился – непривычно разговорчивый, да еще и растерянный Канда… Даже вслух поделился, что настораживало. Что–то странное тут творится, однозначно. И долг будущего Книжника – выяснить, что именно.