«Все мы созданы затем, чтобы мучиться, мы все знаем это и все придумываем средства, как бы обмануть себя. А когда видишь правду, что же делать?» Л.Н. Толстой
Воскресенье для Хранителя Облака началось неплохо, но, когда он узнал, что сегодня в школе проходит городская олимпиада, «неплохо» сразу понизилось до «отвратительно». Организация мероприятия висела на главе Дисциплинарного комитета, но тот не спешил приступать к своим обязанностям и лежал на диване в своём кабинете. Зевнув, он взглянул на часы и вздохнул: через полтора часа школа превратится в наводнённый травоядными ад. Поднявшись с дивана, Кёя потянулся и отправился на обход школьной территории. Много времени это не заняло, и уже через полчаса он возвращался к себе в кабинет. Но на лестнице Хибари обо что-то споткнулся и, опустив взгляд, понял, что стоит на чьей-то тетради. Наклонившись, Кёя взял её в руки: ни инициалов, ни класса. «Надо занести в учительскую. Но позже», — оказавшись в кабинете, он кинул свою находку на стол и засел за отчёты. Работа с первых минут не заладилась, и вскоре парень понял, почему он не может сосредоточиться. Отложив недочитанный отчёт, он покосился на свою находку. Конечно, нехорошо читать чужие записи… «Но иначе ведь не определить, чья она», — решив, что взглянуть на содержимое тетради одним глазком не будет страшным преступлением, Хибари взял её в руки, открыл и расширил глаза. «Ноты?» — удивление в его взгляде сменилось любопытством. Кёя находил вполне обычные тетради и дневники, но вот нотная тетрадь попала ему в руки впервые. Пролистав её и остановившись на последней странице, он разочарованно вздохнул: имени владельца он так и не нашёл. Неожиданно Хибёрд, сидевший на спинке дивана, перелетел на голову своему хозяину и прочирикал: — Хисая! Хисая! — Нет. — Закрыв тетрадь, парень положил её рядом с отчётами. — Хибари. Хи-ба-ри. Странно, раньше ты не ошибался. Канарейка довольно чирикнула и перелетела на стопку ещё не разобранных отчётов, оставив Хранителя Облака наедине со своими мыслями и воспоминаниями. Со дня встречи с вендиго Кёя Хисаю больше не видел. Тогда ей удалось затащить его в больницу, где его сразу отправили на рентген. Хибари ненавидел ходить по врачам, но Юки таскала его по всем специалистам, контролировала наложение повязки, а когда они вышли из больницы и наткнулись на Рёхея, она затащила их в переулок и потребовала, чтобы боксёр исцелил Кёю. Как оказалось, Сасагава ради этого как раз и рыскал по ночному городу: он беспокоился за бывшего одноклассника и искал его. Десять минут Хибари стоял рядом с кенгуру и неохотно переругивался с воодушевлённым боксёром. Хотя он не хотел этого признавать, после лечебного сеанса в исполнении Рёхея ему стало лучше, настолько, что повязка уже не требовалась. А когда парни вспомнили о том, что в переулке они не одни, Хисаи там уже не было: под шумок она ушла, даже не попрощавшись. Кёя не знал, воспользовалась ли она его предложением насчёт кабинета в школе, да и не задумывался над этим. Будет он ещё думать о каком-то там травоядном… Хибари взглянул на часы: восемь утра. Уже через полчаса он будет распределять травоядных по классам. «По классам…» — парень провёл рукой по лицу, вспомнив, что ключи, которые он отдал Хисае, были от одного из кабинетов, в которых будет проводиться олимпиада. Мысленно костеря себя за опрометчивый поступок, он выскочил в коридор и помчался к лестнице. Отыскав класс 1-С, он достал из кармана пиджака увесистую связку ключей, быстро нашёл нужный и отпер замок. Юки спала на полу, закутавшись в рваное пальто и подложив под голову гитарный чехол. Подойдя к ней, Кёя присел на корточки и протянул руку к её плечу, чтобы встряхнуть, но неожиданно она перевернулась на спину и улыбнулась. Уже второй раз Хранитель Облака видел Хисаю спящей, и снова он поймал себя на том, что от взгляда на её беззаботное лицо ему совсем не хочется её будить. Но будить девушку не пришлось: открыв глаза, она сонно уставилась на него, очевидно, не понимая, что он здесь делает. Нахмурившись, Кёя встал и равнодушно бросил: — Уходи отсюда. В ответ Юки зевнула и повернулась к нему спиной, собираясь продолжить сон. Такой наглости глава комитета стерпеть не мог: схватив Хисаю за плечи, он поставил ту на ноги и пояснил, что через полчаса в этом кабинете будет проходить олимпиада. Юки сонно кивнула, то ли соглашаясь с его словами, то ли засыпая. Указав ей взглядом на сумку, парень направился к выходу из класса. — Я понимаю. — Голос Хисаи прозвучал надтреснуто и глухо. — Но куда мне тогда пойти? — Домой, — пожал плечами Кёя, отодвигая в сторону дверь. — Домой? — Юки усмехнулась, закутавшись в изрезанное когтями вендиго пальто. — Ни за что. Хибари еле заметно вздрогнул и, недоверчиво нахмурившись, обернулся. Не похоже было, что девушка шутила, но говорить о своём решении ей было явно нелегко. Вспомнив, как она недавно отзывалась о своём отчиме, Хранитель Облака поинтересовался: — Будешь жить на улице? — В негромком голосе слышалась ироничная насмешка. — Впервые вижу человека, который боится пьяницы больше, чем вендиго. Хисая дёрнулась от этих слов, словно от пощёчины. После немного затянувшейся паузы она сузила полыхнувшие ненавистью глаза и холодно произнесла: — Лучше быть сожранной заживо, чем проданной местным авторитетам за ящик выпивки. Если ты считаешь иначе, мне тебя жаль. Глава комитета не знал, каково жить в одной квартире с алкоголиком. О крайностях, до которых такой человек может дойти ради очередной бутылки, он мог лишь догадываться, но Юки служила хорошим и наглядным примером. Отвернувшись, он направился к выходу из класса. — Можешь побыть в моём кабинете, но если будешь мешать работать — загрызу до смерти. Во взгляде девушки проступило искреннее удивление. Поразмыслив несколько секунд, она всё же взяла сумку с чехлом и, тихонько пыхтя, посеменила следом за Кёей. Когда Юки переступила порожек его кабинета и прислонила гитару к стене, Хибари уже работал над очередным отчётом. Помня наказ о том, что нужно молчать и быть паинькой, Хисая кинула сумку к чехлу и опустилась на диван, закутавшись в рваное пальто. Её сразу начало клонить в сон, и уже через несколько минут она тихонько сопела, прижавшись щекой к подлокотнику.__________________________
Кёе пришлось вместе со своими подчиненными распределять школьников по классам, а после патрулировать коридоры до самого конца олимпиады. Когда через два часа последний ученик покинул школьную территорию, Хибари вздохнул с облегчением, раздал подчинённым указания и направился к себе, предвкушая долгие часы тишины и покоя. В кабинете он обнаружил, что Юки всё ещё спит, медленно сползая с дивана на пол. Закрыв дверь, Хранитель Облака подошёл к ней и, нахмурившись, переложил её ноги на диван. «Не хватало ещё споткнуться об это травоядное», — задержав взгляд на умиротворённом лице Хисаи, он раздражённо фыркнул и проследовал к своему столу. За пару часов Кёя разобрал не больше трети документов. Утомлённо вздохнув, он направился к двери, собираясь расслабиться за обходом школы, но, проходя мимо дивана, невольно опустил взгляд на Юки: на её лице застыло мрачное и напряжённое выражение. Главе комитета это не понравилось, и он решил разбудить Хисаю, но прежде, чем он успел что-нибудь предпринять, девушка вцепилась пальцами в диван и напряглась всем телом. Похоже, ей было очень больно. Хибари легонько ткнул Юки пальцем, и она тут же выгнулась, хрипло вскрикнув. Кёя встряхнул её за плечи, и она конвульсивно дёрнулась, пытаясь сбросить с себя его руки. Во взгляде Хранителя Облака промелькнула растерянность: он не знал, что делать. Неожиданно девушка громко закричала, и сидевший на стопке отчётов Хибёрд возмущённо чирикнул, наблюдая за своим хозяином. Тот лихорадочно обдумывал план действий, но ничего путного в голову не шло. Был, конечно, один вариант, но он был слишком… Хибари даже не смог подобрать слова, потому что подобные вещи были совсем не в его стиле. К сожалению, других вариантов у него не было. Когда крик Хисаи перешёл в пугающий надрывный хрип, Кёя мысленно выругался и всё-таки решил действовать. Крепче сжав её плечи, он поколебался пару секунд, а после осторожно притянул её к себе. Обхватив Юки руками, Хибари затаил дыхание и напряжённо замер. Сейчас он испытывал очень противоречивые чувства: растерянность, осознание идиотизма всей ситуации, ужас от нарушения школьных правил, злость на самого себя и что-то наподобие смущения. Всё-таки он впервые по собственной воле обнял девушку. Вместо того чтобы успокоиться, Юки задёргалась так, будто ей по венам пустили ток. Обреченно вздохнув, Кёя прислонил её голову к своему плечу и уставился в пространство перед собой. Хисая и раньше казалась ему слишком худой, но сейчас он в полной мере чувствовал всю слабость и хрупкость её тела. Сконфуженно нахмурившись, Хранитель Облака принялся с излишним интересом рассматривать оконную раму. Через пару минут Хисая затихла, но он не понимал, проснулась она или нет. Юки тоже этого не понимала и затаила дыхание, боясь открыть глаза. — Где ты, паскуда!? Отвечай, когда я к тебе обращаюсь! Маленькая девочка, притаившись под просевшей кроватью, обняла себя руками, понимая, что в конце концов её найдут. Ощущать себя в семилетнем теле она уже давно отвыкла и понимала, что это сон. Но, даже если и так, ничего не изменилось: ей некуда бежать, негде спрятаться и некого позвать на помощь. Она может лишь тихо лежать под кроватью и ждать, когда её найдут… Хисая слышала, как в соседней комнате пьяный отчим расшвыривает мебель и чуть ли не визжит от бешенства. Покрепче обняв себя руками, она судорожно выдохнула, чувствуя, как чувство обречённости опутывает её липкими ледяными нитями, не давая пошевелиться. А уже через пару минут увидела босые ноги отчима, зашедшего в комнату. — Всё равно не спрячешься, крыса! Ноги приблизились к кровати, и Хисая уставилась на давно нестриженные грязные жёлтые ногти. Ещё через пару секунд пространство под кроватью заполнилось гнилостным запахом, и девочка почувствовала, как к горлу подступает тошнота. В следующее мгновение на её лодыжках сомкнулись мясистые пальцы. Юки в панике попыталась ухватиться за ножку кровати, но не успела и почувствовала, как её волокут по полу. Оказавшись на неопрятной кухне, Хисая попыталась вырваться, но ей влепили такую пощёчину, что у неё в голове зазвенел хор колоколов, а перед глазами всё поплыло. Чувствуя, как запястье обматывают верёвкой, она снова попыталась вывернуться, и снова получила пощёчину. Когда картина перед глазами прояснилась, девочка подняла мутный взгляд на своего мучителя. Это был невысокий полноватый мужчина в заношенной одежде, с короткими сальными мышастыми волосами, одутловатым раскрасневшимся лицом и страшными глазами. Совершенно безумными, злыми и чёрными, как уголь. — Стыдишься меня!? — гневно провопил он, глядя на Хисаю. — Стыдишься собственного отца!? Хисая всё-таки сумела прислониться спиной к ножке кухонного стола, к которой она была крепко привязана верёвкой. Так и не дождавшись ответа, отчим задумчиво почесал промежность, а после присел перед Юки на корточки и той же рукой взял её за подбородок, заставляя посмотреть себе в глаза. От запаха пота, перегара и прелой кожи девочку снова затошнило, но она всё же посмотрела на отчима со всем безразличием, на которое была способна в тот момент. — Молчи-ишь? — Его лицо вдруг страшно исказилось, и голова Юки снова мотнулась в сторону от пощёчины. А мужчина встал, прислонился к стене и с ненавистью заговорил: — Только нервы мне треплешь… На хера тебя твоя мать ро-одила? — Он пьяно тянул слова и громко икал. — Сделала бы а-аборт, и никто бы не мучился… И она жива была бы сейчас. Это ты во всём ви-иновата, дрянь. «Проснуться…» — Жалкая и бе-есполезная тварь. Прибить бы тебя и закопать во-о дворе, но я не стану причинять вред ребёнку. Ты-ы должна быть благодарна. «Проснись…» — Тебе бы мозгов побольше, устроилась бы на работу, содержала бы бедного о-отца… Продать те-ебя, что ли. Только под ногами мешаешься. Лучше бы тебя во-вообще не было. Хисая не слушала, изо всех сил стараясь унестись подальше от этого страшного места. Попытки одна за другой терпели крах, но она пыталась снова и снова, не желая сдаваться. А мужчина всё говорил и говорил, говорил одно и то же разными словами… — …и на-а хер не нужна ты никому, — закончив, он опустил взгляд на падчерицу и с бешенством понял, что та его не слушала. Но ругать её мужчина не стал: вместо этого он достал из кармана пачку сигарет. Выудив сигарету, он поджёг её и затянулся. — Тварь ты, — мрачно констатировал отчим, выдохнув дым в сторону Юки. — Тебя надо тра-авить, как таракана. Он тоже, сука, жи-ивучий, но под конец всё равно ло-ожится лапками вверх. Не докурив до фильтра, мужчина снова присел на корточки рядом с Юки, которая, неотрывно глядя на сигарету в его руке, судорожно попыталась отодвинуться под стол. Растянув рот в щербатой улыбке, отчим крепко взял её за непривязанную руку и перевернул её ладонью вверх. Девочка попыталась высвободиться, но её тут же грубо дёрнули вперёд, заставляя выпрямить руку. В чёрных глазах мужчины вспыхнул огонёк животного гнева напополам с плохо скрываемым азартом, и он с ухмылкой прижал дымящийся окурок к руке Хисаи. Болевой шок догнал её через секунду. Рука тут же напряглась от боли, и Юки, хрипло закричав, конвульсивно задёргалась, отчаянно пытаясь вырваться. Отчим лишь усмехнулся и, немного подождав, отнял сигарету от тоненькой руки. Тяжело дыша, девочка сжалась в комочек, не то скуля, не то рыча сквозь стиснутые зубы. В глазах щипало от дыма и слёз. Отбросив бычок в сторону, мужчина достал из пачки ещё одну сигарету и поджёг её прямо перед носом падчерицы. — Может, личико тебе подправить?.. — Юки замерла, глядя на дымно тлеющий кончик сигареты, переползший к её глазу. Затянувшись, отчим выдохнул дым прямо ей в лицо. — Не-е, это будет слишком про-осто. Руку снова пронзила обжигающая боль, от которой хотелось содрать с себя кожу и орать что есть мочи. Но неожиданно мужчина замер, а Юки почувствовала, что её окружило странное, приятное тепло. Чьи-то невидимые руки легли ей на спину, и Хисая обессиленно, но вместе с тем облегчённо выдохнула, глядя на перекошенное от злости мужское лицо. — Я ещё вернусь… — прошипел он, медленно тая в воздухе. — Вернусь… Хисая всё же осмелилась приоткрыть глаза. Страх ещё не отступил, в ушах неистово бился пульс, но она уже начала соображать и удивилась, осознав, что кто-то на самом деле её обнимает. «Да кому я сдалась? — подумала девушка. — Наверное, мне просто снится другой сон… Хороший». Последний раз её обнимала мать, перед тем, как умереть. Тогда в её руках Юки ощущала себя беспомощной и слабой, и сейчас чувствовала себя точно так же. Она с удивлением отметила, что эти чувства не вызывают у неё отторжения: наоборот, они казались чем-то долгожданным и спасительным, чем-то, за что можно ухватиться. Но Хисая настолько привыкла быть одна, что сейчас была растеряна и не знала, как себя вести. Ей хотелось убежать, спрятаться где-нибудь, где её никто не найдёт, но в то же время она хотела остаться. Снова ей нужно было сделать выбор… — Эй. Девушка расширила глаза: этот голос она узнала бы из тысячи. Желая убедиться в правдивости своей догадки, она попыталась приподняться и посмотреть в лицо обладателю голоса, но поняла, что не чувствует рук. Это было обычным делом после подобных снов, но Хисае всё равно не нравилось ощущать себя настолько беспомощной: помимо рук она не чувствовала ещё и ног. — Вставай. Ты мешаешься. «Только под ногами мешаешься. Лучше бы тебя вообще не было». Внутри Хисаи что-то сломалось, оборвалось, и на неё неудержимой лавиной нахлынули те чувства, которые она так пыталась задавить. Воспоминания о последних прикосновениях матери, ненависть к отчиму и к самой себе, ощущение спасительного тепла… и тоскливое, отчаянное желание не оставаться одной. Юки понимала, что это желание может её сломать, и потому отказалась от него ещё в детстве, решив, что никогда и никому не позволит приблизиться к себе. Иногда было грустно от того, что в мире нет никого, кому она была бы нужна, но Хисая продолжала убеждать себя в том, что всё не так уж и плохо. И постепенно она привыкла к одиночеству. Привыкла не бояться предательства, ни о ком не думать и ни за кого не волноваться. Ведь так проще… Или всё же нет? Как много Хибари Кёе потребовалось сделать, чтобы разрушить её самообман? Просто обнять, вырвать из кошмара и напомнить своим теплом о том, что в мире есть такая прекрасная вещь, как помощь и поддержка. Он не знал, что для Хисаи объятия значат намного больше, чем для обычных людей, и очень удивился, когда она крепче прижалась лбом к его плечу. — Не уходи. Кёе стало немного неловко. Опустив полный замешательства взгляд на Хисаю, он перевёл его на стопку нетронутых документов. Хибёрд, сидевший на самом верху, смотрел на своего хозяина с осуждением. Парень не понимал, чем так недовольна птица, пока не попытался отстраниться от Юки: канарейка спикировала ему на макушку и дёрнула за прядь волос, после чего пулей вылетела в форточку, прочирикав что-то подозрительно похожее на «дурак». Хранитель Облака понятия не имел, когда его пернатый спутник научился так выражаться, но решил, что сейчас он в чём-то прав. Отчёты ведь могут подождать. Да и, если подумать, сидеть рядом с кем-то, кто не раздражает пустой болтовнёй, было не так уж и плохо. Хисая уже хотела попытаться встать, но вдруг почувствовала, как он нерешительно кладёт руки ей на спину. Невнятно что-то пробормотав, она обессиленно уткнулась лицом в плечо сконфуженного Хибари. Обречённо вздохнув, тот прислонился боком к спинке дивана и бездумно уставился на стопку отчётов. В кабинете воцарилась тишина, но не гнетущая, а приятная и уютная, такая, которую никому не хотелось нарушать. Небо за окном потемнело от туч, вскоре в окно застучали дождевые капли, а помещение утонуло в мягком полусумраке. От всего этого Хибари начало клонить в сон, но из сладкой полудрёмы его вырвал тихий голос: — Я сильно кричала? — Тебя как будто пытали. Хибари почувствовал, что Юки напряглась, словно эти слова чем-то её задели. В какой-то момент она расслабилась и со странным смешком произнесла: — Ты прав. — Кёя медленно опустил взгляд на Хисаю, стараясь не показывать своего удивления. Ему, конечно, действительно так казалось, но он не думал, что её на самом деле кто-то пытал во сне. А девушка тем временем нерешительно добавила: — Могу рассказать. Если хочешь, конечно. Хибари, для виду задумавшись на пару секунд, молча кивнул, и Юки, подняв голову, встретилась с ним взглядом. После перекошенной физиономии отчима спокойное лицо Кёи показалось ей непривычно красивым, но красота эта была какой-то холодной и чужой. Осторожно прислонившись виском к плечу Хибари, девушка негромко заговорила: — Когда я была мелкой, отчим часто меня… наказывал. Я пряталась, но от этого он бесился и переворачивал всё вверх дном, пока не находил меня. — Она говорила таким будничным тоном, будто рассказывала о том, как правильно варить рис. — Привязывал меня к чему-нибудь и читал лекцию на тему моей бесполезности, ничтожности и никому ненужности. Потом он затягивался, а когда докуривал — тушил сигарету об мои руки и уходил, оставляя меня привязанной. Позже он приходил с бутылкой и нажирался ещё больше, иногда мочился на меня, заблёвывал всю квартиру и засыпал прямо на полу. Ну или просто приходил наутро, отвязывал меня и уходил кутить. — Немного помедлив, Юки закончила: — Сейчас он так не делает — перешёл на кулаки, зная, что я слабее и не могу дать сдачи. Но воспоминания и психику никуда не денешь. Хранитель Облака молча смотрел на темноволосую макушку, пытаясь переварить этот небольшой рассказ. Поверить в его правдивость было трудно, да и Кёя больше верил фактам, а не словам. Отстранившись, он взял девушку за запястье и дёрнул вверх рукав мешковатого свитера: на бледной коже были отчётливо видны белые маленькие рубцы, хаотично расположенные по всей длине предплечья и даже на локтевом сгибе. Рука у Хисаи была холодной и совершенно расслабленной, будто у неё просто не осталось сил на то, чтобы хоть как-то ею пошевелить. Шок от увиденного быстро сменился жгучим гневом. Отпустив Юки, которая не удержалась в сидячем положении, Кёя принялся мерить кабинет широкими шагами, стараясь на смотреть на диван. Он знал, что обычно девушки очень ранимы, и этот факт ставил его в тупик. Ведь в таком случае Хисая должна быть напугана, возможно, даже до слёз, но она выглядела скорее уставшей, нежели испуганной, и плакать явно не собиралась. Это только доказывало тот факт, что она привыкла к подобным вещам — ведь ко всему со временем привыкаешь. И Кёе не хотелось думать о том, сколько времени Хисая привыкала к тому, что сейчас её совсем не пугает. Нахмурившись, он опустился в кресло и спросил: — Ты обращалась в полицию? — Кёя, я была ребёнком, — усмехнулась девушка. — А соседи никогда ничего не предпринимали. Никому не нужны лишние проблемы. — Она отвернулась и уставилась в потолок, явно не желая больше говорить на эту тему. Однако глава комитета всё ещё не услышал самого главного. — Имя. — Не скажу. — Если не скажешь имя, я буду вынужден посчитать тебя сообщником нарушителя дисциплины и закона. Последний раз Юки видела Хибари в таком гневе, когда заявила о своём прямом участии в авантюре с его телефоном. Не в силах больше смотреть в потемневшие от злости глаза, она снова уставилась в потолок, ничем не показывая собственного раздражения. — Другим отчим вредить не станет, а мне в случае твоего вмешательства будет только хуже. Ты можешь сам что-то выяснить, но от меня больше ничего не услышишь. — Немного помедлив, она добавила, придав своему голосу монотонности: — В прошлый раз я ничего не сказала главе комитета, и в этот не скажу. Удобно давить на людей своим авторитетом, но со мной этот номер не прокатит. — В голосе девушки неожиданно проступило разочарование. — Я рассказала то, чего никогда никому не рассказывала, а тебя снова парит только дисциплина. Бесчувственный сухарь. Хибари раздражённо хмыкнул, но не ответил. С принятием мер он решил не спешить по одной простой причине: выяснить адрес Хисаи было делом десяти минут, и сделать это можно было в любой момент. Однако последняя фраза девушки чем-то его задела, и сейчас Хранитель Облака злился ещё больше, чем до этого. Что она ожидает услышать? Что ему есть до неё дело? Поставив локти на колени, он сцепил руки в замок и прислонился к ним лбом. Хотелось забыть обо всём случившемся, отмотать время назад и уйти на чёртов обход, но даже при всём желании Хибари не был на это способен, и поэтому ему оставалось только попробовать разобраться в себе. Он жутко злился на слова Хисаи и понимал, что это значит, но гордость мешала ему признать вполне очевидный факт. «Да кто она вообще такая? — Кёя нахмурился. — Обычное травоядное». «Которое спасло тебе жизнь и было готово бороться до смерти за твоё доверие, — отозвался внутренний голос. — Если бы тебе было всё равно, ты бы уже разобрал все отчёты и не бесился бы так. Выдаёшь поддержку за беспокойство о дисциплине и сам себя обманываешь. Кретин». — Зачем ты меня обнял? — Хибари поднял задумчивый взгляд на Юки — та смотрела на него напряжённо и немного растерянно. Холодно сузив глаза, Кёя равнодушно ответил: — Ты нарушала дисциплину своим криком. Девушка улыбнулась, еле заметно, но искренне и по-доброму, а неуверенность в её взгляде сменилась не то радостью, не то весельем. Глава комитета почувствовал, что начинает закипать. Разве он сказал что-то смешное или глупое? — Спасибо за поддержку. — Замолчи, травоядное, — процедил Кёя. — Ты слишком громко орала, а бить я тебя не стал только потому, что ты девушка. Пришлось импровизировать. Хисая лукаво прищурилась, чем ещё больше взбесила Хранителя Облака, который не понимал, почему его слова вызвали у неё такую реакцию. В полной мере оценив его искажённое жаждой убийства лицо, Юки вздохнула и, посерьезнев, произнесла: — Мы с тобой похожи даже больше, чем я думала. — Заметив промелькнувшее во взгляде Кёи недоумение, она продолжила точно таким же будничным тоном, каким рассказывала о своём сне: — Я давно убедила себя в том, что мне никто не нужен и не интересен, но, если бы это было правдой, я бы давно перестала с тобой общаться. Уверена, ты поступил бы со мной точно так же, если бы по-настоящему этого хотел. Мы оба понимаем, что происходит, Кёя. Почему я до сих пор лежу на этом диване, если тебя волнует только дисциплина? Почему ты в пятницу спёр мои вещи и унёсся с ними чёрт пойми куда? Почему перестал возмущаться тем, что я зову тебя по имени? Хибари молчал, чувствуя, как от гнева у него начинают дрожать руки. Хотя… от гнева ли? Он и сам уже не понимал, что именно чувствует: злость перемешалась с опустошённостью и желанием остаться одному. А девушка, с трудом приняв сидячее положение, откинулась на спинку дивана. Её серо-зелёные глаза тускло блеснули в слабом свете, шедшем из окна. — Мне хватило трёх слов, чтобы тебя спровоцировать. А это значит, что тебе не всё равно, Кёя. И злишься ты не на меня, а на самого себя. — Хранитель Облака вскочил на ноги и уже хотел достать тонфа, но она неожиданно добавила: — Давай, ударь меня за то, что я права. Мне будет не больно, а ты, может, остынешь. Хибари титаническим усилием воли вернул своему лицу невозмутимое выражение и проследовал к заваленному документами столу, не обращая внимания на Юки. Его вымораживала её уверенность в собственной правоте, но больше всего его бесило то, что она действительно права. Доклад о разбитом окне в школьном коридоре разозлил Кёю ещё сильнее, но итоги осмотра городской территории немного его успокоили. Как оказалось, недалеко от кондитерской на самом деле продавали наркотики, и Кусакабе уже с этим разобрался. Вчитавшись в текст, глава комитета потянулся за ручкой, но пальцы вместо неё нащупали знакомую тетрадную обложку. — Обиделся? — вдруг спросила Хисая. Не отрываясь от отчета, Кёя кинул в неё тетрадью и со злорадством отметил, что ему стало легче. Впрочем, громкий шлепок тут же заставил его вздрогнуть и поднять взгляд: девушка по-прежнему сидела на диване, и тетрадь медленно сползала по её лицу. Лицо у Юки было подозрительно спокойным, несмотря на красный след от тетради. Когда та упала на пол, Хибари произнёс: — Подними. — Не могу. Отложив отчёт, он пристально уставился на Хисаю. Та напряжённо смотрела на тетрадь, и Кёе даже показалось, что она немного растеряна. Опустив взгляд на её руки, по-прежнему странно расслабленные и лежавшие ладонями вверх, он нахмурился и без особого интереса спросил: — Почему? Юки не спешила отвечать. Она вела себя так же, как в пятницу, по дороге на каток: те же зажатость и избегание зрительного контакта. Было видно, что она не может решить, отвечать ей на этот вопрос или нет. Но в прошлый раз Хисая солгала, а значит, ждать правды не стоит и в этот раз. Кёя уже хотел вернуться к просмотру отчётов, но она неожиданно произнесла: — Я не чувствую рук и ног. — Хибари иронично вздёрнул бровь. Юки поняла, что он ей не поверил, и неохотно пояснила: — Из-за перенапряжения мышц. Встав из-за стола, Хранитель Облака медленно подошёл к ней и так же медленно достал тонфа. Прислонив оружие к подбородку Хисаи, он заставил её откинуть голову назад. Юки понимала, что просто так Хибари ей не поверит, поэтому молча наблюдала за тем, как он свободной рукой берёт её за запястье и задумчиво поворачивает её кисть то в одну сторону, то в другую. Неверие во взгляде Кёи сменилось мрачным удивлением. Отпустив руку, он молча потянулся к ногам Хисаи. Та попыталась вырваться, но Хранитель Облака поставил тонфа поперёк её шеи, лишая любой возможности пошевелиться. — Я тебя урою, — прохрипела Юки, глядя на то, как он совершенно спокойно ощупывает её ноги. — Не сможешь. — Девушка возмущённо засопела, но Хибари не обращал на это внимания. Пару раз стукнув второй тонфа по её коленям, он задумчиво нахмурился. — Странно. — Зачем тебе вообще это всё? — раздражённо спросила Юки. — Ты всем своим видом и словами показываешь, что тебе на меня плевать, но ведёшь себя совсем не как пофигист. Какого чёрта ты меня обнял и устроил мне медосмотр, если я тебе по боку? Зачем говоришь, что ненавидишь ложь, если сам врёшь не только мне, но и самому себе? Ты не несёшь ответственности за свои слова и действия, не думаешь о последствиях. Используешь меня для того, чтобы разобраться в самом себе? Нет? Тогда зачем ты делаешь всё для того, чтобы я к тебе привязалась? Хибари замер, глядя на девушку с нарастающим неверием. Он даже представить себе не мог, что его действия окажут на неё такой эффект. Кёе на секунду показалось, что во взгляде Хисаи промелькнули боль и огорчение, тут же скрывшись за завесой ледяного и невозмутимого спокойствия. Пристально глядя ему в глаза, она негромко, но уверенно произнесла: — Я не позволю себе привязаться к человеку, который не понимает и обманывает самого себя. Поэтому могу предложить тебе два варианта дальнейшего развития событий. — Хо-о. Ставишь условия? — Хибари усмехнулся и сильнее надавил на тонфа, прислоненную к шее девушки. — Как интересно. Хисая не спешила отвечать и что-то обдумывала, напрочь игнорируя пышущего гневом Кёю. Он никогда и никому не позволял такого отношения к себе, и делать исключение для Хисаи был не намерен. Но та, похоже, об этом совсем не беспокоилась. — Вариант первый: я уезжаю из города навсегда. Ты больше меня не увидишь и не услышишь, я тебя тоже. Вариант второй: я остаюсь. — Нюансы? — ядовито осведомился Кёя. — Ты сам прекрасно их знаешь. В кабинете воцарилась тишина, но на этот раз не уютная, а холодная и неприятная. Монотонное тиканье часов и шипение дождя, всё ещё лившего за окном, наполнило и без того тяжёлую атмосферу в кабинете томительным ожиданием. Убрав тонфа, Кёя сделал пару шагов назад и, случайно наступив на тетрадь, поднял её и кинул на диван, после чего медленно опустился в кресло, не отрывая взгляда от Хисаи. Он понимал, что она не шутит. В конце концов, её здесь ничто не держит — ни дом, ни учёба, ни знакомые. Если она говорит, что исчезнет — она исчезнет, можно даже не сомневаться. Но вопрос сейчас стоял немного иначе. «Хочу ли я, чтобы она исчезла?»