Воспоминания
Оказалось, что железнодорожная станция находилась сравнительно недалеко – пока Крис спускался вместе с чемоданами, Хиддлстон уже успел всё разведать у проводников. Они шли медленно вдоль свежей насыпи, потемневшей от воды. Молчали, потому что разговаривать было не о чем. Крис думал об Эльзе, которая должна вернуться из солнечной Испании послезавтра, о помолвке, о том, насколько он был счастлив, когда умница-Эльза приняла его предложение. После войны Эльза стала его смыслом, недосягаемой мечтой. И Крис был по-настоящему благодарен ей, что она дала ему времени изменить себя хоть немного. По правде говоря, Крис познакомился с Эльзой, представ совершенно не в лучшем свете. Он был пьян и обнимал за талии двух распущенных девиц, после первого неловкого и пошловатого комплимента смачно хлопнул Эльзу по заднице, а она, резко обернувшись, отвесила ему хорошую хлёсткую затрещину. Это подействовало настолько отрезвляюще, что Крис искренне извинился перед ней и отправил девиц на другие колени – на те, что были постарше да побогаче. – Нам сюда, – вплёлся в Крисовы раздумья голос Хиддлстона. Крис встрепенулся, огляделся. Оказывается, за время пути, так незаметно пролетевшее для Криса, они обогнули насыпь и прошли через станцию вглубь, к крошечному городишку. Перед ними находилось старое, отстроенное ещё в середине – Крис понял это по лепнине – прошлого столетия двухэтажное здание. Хиддлстон, мельком глянув на покосившуюся щербатую вывеску, уверенно прошёл внутрь, звякнув старомодным колокольчиком. Крис осторожно придержал рассохшуюся от времени дверь,которую старательно покрасили коричневой краской, отправился вслед за Томом. Тот уже спрашивал о чём-то бабку за стойкой. Она недовольно ответила ему скрипучим голосом и бросила Хиддлстону в ладонь большой медный ключ с цепочкой. – За мной, Хэмсворт, – поманил Криса за собой Том, поднялся по скрипящим ступеням. Комната оказалась в самом конце узкого, как пенал, коридора. Крис, коленом упрямо толкая дверь, наконец отпер замок, раз десять выслушав от Хиддлстона, какие у него, Хэмсворта, кривые руки (сам Том дверь открывать почему-то отказался). Для одной-единственной вынужденной ночи усталым путникам здесь было всё необходимое, даже сверх того: две старые неширокие кровати – одна у окна, вторая поближе к двери, письменный стол с чернильницей и стопкой аккуратно нарезанных листов бумаги, кособокий шкаф и пара удобных старых кресел рядом с журнальным столиком. Крис оставил чемоданы у двери, сам опустился в кресло. – Мне нужно уйти ненадолго, – объявил Хиддлстон и протянул руку. – Давайте ключ. – Зачем? – не понял Крис. – Чтобы Вы дверь не закрыли ненароком, – Хиддлстон особенно выделил последнее слово. Крис пожал плечами и положил ключ на столик у двери. – Иди. Я хоть отдохну от тебя. Хиддлстон поджал губы и хлопнул дверью.***
Замкнутый и малообщительный Джереми Реннер на фоне остальных капитанов казался тенью своего отряда. Он не был близок с солдатами подобно дружелюбному Эвансу, не разговаривал снисходительно, как Хиддлстон, даже не носил каких-либо отличительных нашивок или цепочек на груди. Невысокий, крепко сложенный, даже внешне особого внимания он не привлекал – бросишь на такого мимолётный равнодушный взгляд и пройдёшь мимо. Реннер зачастую избегал вечернего костра, – а если и присутствовал, то позади всех солдат, за их спинами, – в караул предпочитал заступать в одиночку, сам ходил в разведку и, вдобавок ко всему, был превосходным стрелком. Любое оружие покорялось ему – Реннер мастерски метал кинжалы, никогда не промахиваясь мимо цели, умело стрелял из арбалета или винтовки, прятал в голенище сапога нож с узким кривым лезвием, во внутреннем кармане кителя всегда держал запасной пистолет. Еще Реннер, что немаловажно, немного разбирался в медицине и мог уверенно оказать первую помощь, вправить вывихи или выбитые пальцы. Его ценили. Прислушивались к мнению, следовали редким советам, у костра, если замечали за остальными, норовили проводить на почётное место к остальным капитанам. Единственным, с кем хоть как-то сблизился Реннер за годы службы, стал Хиддлстон. Они коротали долгие в ожидании рапорта вечера за шахматами или разговорами, иногда делили трапезу в палатке. А потом появилась ласковая кроткая Энни, как-то по особенному к нему благоволившая, и взгляд Реннера, прежде тусклый, равнодушный, обрёл прежний блеск и живость, какую солдаты его роты не видели уже порядка четырёх лет. Эванс однажды случаем обмолвился, что Реннер потерял свою молодую жену – эпидемия вспыхнувших болезней добралась и до неё, сжигая лёгкие надсадным, хриплым кашлем и омывая их кровью. Реннер похоронил её молча, выставил на продажу дом и ушёл в армию добровольцем. Позже Крис как-то обнаружил в траве часы-луковицу, сделанные под крупный, с четверть его ладони, овальный медальон с вензелем "LGR" на крышке, красиво переплетающимся в виде виноградной лозы. Серебряная тонкая цепочка свернулась в несколько рядов, пересекая сам медальон, матово отблёскивающий на солнце. Крис открыл крышку, глянул на остановившиеся часы с треснувшим стеклом, с интересом и каким-то странным, иррациональным трепетом рассматривая фотографию на обратной стороне крышки, где был выписан вензель: Реннер, чуть щуря глаза, обнимал невысокую хрупкую блондинку за плечи, а она смотрела на него так влюблённо и доверчиво. Медальон Крис вернул тем же вечером – после отбоя прокрался в капитанскую палатку и протянул сжатый кулак Реннеру, бросил меж его ладоней украшение. Реннер, чьи губы горько скривились и дрогнули, поблагодарил Криса сухим уставным кивком. – Четыре двадцать один утра, – внезапно сказал он хрипло, потемнел лицом, большим пальцем гладя трещину на стекле часов, – время, когда моя жена умерла. Я держал её за руку, а у часов в то же мгновение остановился завод. – Мне очень жаль это слышать, сэр. Но теперь она в лучшем мире, разве нет, капитан? В свой взгляд Крис вложил всё понимание и горечь, какие не мог дать сухой официальный ответ, положенный по уставу. И Реннер вдруг устало ему улыбнулся, едва приподнимая уголки губ.***
То, что Реннер так благоволит к Энни, потому что она похожа на его покойную жену, не стало для Криса таким уж большим открытием. Скорее, повисла проблема – уж очень много времени Реннер проводил с ней рядом. Энни, пожимая плечами, улыбалась и не говорила ни "да", ни "нет", называя Реннера своим "хорошим другом". И тот, кажется, к большему не стремился, довольствуясь просто её обществом.***
Когда Хиддлстон, через разведчиков уже доложивший о внезапном нападении, вернулся обратно, его уже поджидали. Он вскинул руки, унимая гомонящую толпу, и, не обращая внимания более ни на кого, шёл к палаткам, нахмуренный и сосредоточенный. Эванс, увидевший его издалека, помахал рукой, попытался встать, опираясь о плечи Хэмсворта и Реннера, однако сдавленно ахнул, сморщился и снова опустился на бревно. Его нога, крепко перетянутая жгутом под штаниной, по-прежнему сильно болела. Местный лекарь строго-настрого запретил Эвансу покидать постель, но, можно подумать, что это могло бы его остановить. Солдаты откуда-то достали крепкую старую трость, поэтому ходил Эванс очень медленно, подволакивая больную ногу, часто опирался о руки солдат и очень мало ел – от боли его постоянно тошнило. – Есть новости? – взволнованно спросил Эванс, нетерпеливо постукивая тростью о землю. – Есть, – коротким отрывистым кивком подтвердил Хиддлстон. – Уйдите, Хэмсворт. Крис, ожидавший услышать информацию со второго фронта, недоверчиво поднял взгляд. – В смысле "уйдите"? Как? – Прямо, Хэмсворт, прямо. Только желательно быстро. И свернуть не забудьте – впереди дерево, а Вы приказы целиком понимаете. – Хиддлстон говорил ровно, без намёка на повышение интонации, однако тонкие холёные пальцы, нервно крутившие пуговицу на мундире, с лихвой его выдавали. – У меня разговор к капитанам, а не к Вам. Крис обиженно дёрнул плечом, зачем-то обернулся к Эвансу. – Иди, Хэмсворт, – вздохнул Реннер. – Если донесение срочное и важное, мы соберём остальных.***
Как бы не хотелось услышать Крису донесение, попытка подслушивания была исключена – место для костра специально выбирали открытое, не заросшее высокой травой или чахлым кустарником, и лагерь отсюда просматривался как на ладони. Вздохнув, Крис решил пойти к Энни – в такое время врач наверняка уже осмотрел её. Энни не спала. Улыбнувшись, она махнула ему тонкой рукой, откладывая раскрытую книгу на одеяло обложкой вверх. – Что ты читаешь? – задал Крис первый вопрос, что пришёл в голову. – Уайльда, – она пальцем провела по золотым буквам, коснулась корешка. – "Кентервильское приведение". Не знакомо? – Нет, не особо. – Крис мягко усмехнулся, губами приветственно коснулся её прохладной гладкой щеки. – Я и не знал, что ты любишь читать. – Конечно, люблю, – с удивлением поглядела она, но вдруг нахмурилась. – Крис, случилось что-то важное? – Нет, с чего ты взяла? – Ты избегаешь поднимать на меня взгляд. Крис устало вздохнул, присел рядом. – Скорее всего, скоро нам придётся менять лагерь, Энни, – начал он, тщательно подбирая слова. – Как скоро? – встревожилась она, взяла Криса за руку. – Не знаю, Энни, пока не знаю. Крис придвинулся ближе, обнимая Энни поперёк спины.***
– На этом пока всё, – подытожил Хиддлстон, отбрасывая остроконечную палку, которой чертил план военных действий. – И то, что есть, уже немало, – удручающе отозвался Эванс, сокрушённо качая головой. – Я предполагал, что новости будут не самыми радостными, однако это, – он выразительно ткнул в чертёж сбитым носком сапога, – превзошло все мои ожидания. Реннер только вздохнул. – Я согласен с Эвансом. Положение почти безвыходное, катастрофическое. – Тем не менее, оступать пока рано. Мы должны дождаться подкрепления любой ценой. Смотрите. Отряд Мёрфи, уже слившийся с отрядом Камбербетча, вот здесь, – Хиддлстон указал пальцем на крест у пепелища. – До нас им идти ещё четверо суток. – Больше, – с сомнением покачал головой Реннер. – Около недели, хотя не больше. – Но у нас приказ – дождаться подкрепления, – возразил Эванс. – Вот здесь Килиан должен встретиться с мисс МакАдамс. Реннер неожиданно поморщился. – Никогда не любил эту выскочку. Я всегда говорил, что женщина не может быть капитаном. – Лейла Хорнсби, с которой ты встречался около шести лет назад, являлась подполковником, – напомнил Хиддлстон, – а ты был у неё в подчинении. Реннер побагровел, сжал пальцы в кулаки. – Я являлся тогда простым солдатом! – А это не столь важно. Как унизительно для тебя, наверное, противника женщин на поле битвы, быть под её командованием... – почти пропел Хиддлстон, ухмыльнулся. – Ну, ну, Джереми, Хиддлстон, прекратите. – Миролюбиво отозвался Эванс. – Что толку спор на пустом месте разводить? Не за красивые глаза же мисс МакАдамс назначили капитаном, а, Джереми? И мисс Йоханссон, между прочим, тоже получила повышение... Реннер упрямо промолчал. – Ладно, пойду к своим солдатам, – отозвался он, наконец, подал ладонь Эвансу, затем Хиддлстону. – Пока ничего сообщать не буду, дней через десять всё решится само. – Ты что творишь?! – набросился на Хиддлстона Эванс, едва Реннер подальше ушёл от костра. – Все же видят, что Хэмсворт же по уши влюблён в Энни! А ты к ней клинья подбиваешь. – Не кричи ты так, – лениво отмахнулся Том. – А то остальные сбегутся. – Ты… ты знал! – с недоверием проговорил Эванс. – Ты что, поступаешь так нарочно, чтобы вывести Хэмсворта из себя?! – Ну а тебе-то какая с этого разница? Эванс, собиравшийся начать гневную проповедь, замер. Глаза Хиддлстона откровенно смеялись. – Всё это была не более чем обыкновеннейшая провокация, Эванс, – фыркнул он, присаживаясь рядом и вынимая портсигар из внутреннего кармана кителя. – Неостроумная и топорная – специально для оглупевшего влюблённого Хэмсворта. – То есть, эта девушка тебе была не интересна? – Эванс повернул голову в сторону палаток. – Совершенно? – Ну, почему "совершенно"? Поначалу я считал, что она умна и начитана. – Хиддлстон глубоко затянулся, выдохнул горькую плотную струю дыма. – Потом понял: всё это – заурядная шелуха. Хьюманн обладает житейской смекалкой и хитростью, которую простофили вроде Хэмсворта и принимают за невероятный ум. Однако на самом деле девчонка, оставшаяся без родителей, просто рано повзрослела и, к её чести говоря, быстро разобралась в способах управления людьми. – А книги? – беспомощно спросил Эванс. Разочаровываться в людях, особенно в тех, которые ему с самого начала нравились, он очень не любил. – Она же так много читала! Хиддлстон достал из кармана блокнот, черканул что-то замусоленным карандашом. – По абзацу из каждой, капитан, если не меньше. Что-то Хьюманн запоминала из разговоров – вот ещё одно из её положительных качеств: она легко усваивала любого вида информацию. Намедни я её проверил на знание Шекспира. – И что же она? – И ничего. "Потонула" наша умница. Эванс тяжело вздохнул, вороша вспыхивающие рыжими искрами угли. – А Хэмсворту ты, видать, урок решил преподать жизненный? Чтобы проверял людей? – Выходит, что так. – Хиддлстон невидяще и задумчиво смотрел перед собой. – Выходит, что так, – повторил он зачем-то, словно убеждая себя, и легко поднялся. – Ладно. Я пойду заступать в караул. – Сегодня же не твоя очередь, а Хэмсворта, – обескуражено сказал ему вслед Эванс. Хиддлстон не ответил, лишь кинул ему коробок спичек через своё плечо. Эванс машинально поймал, наблюдая, как исчезает в сумерках Хиддлстон, разжал ладонь, щёлкнул зачем-то по коробку ногтем и услышал, как что-то перекатилось по картонному днищу, зашуршало. Внутри, на сломанных спичках, оказался сложенный вчетверо клочок бумаги, неровно, наискось оборванный от линованного листа из блокнота. Крис медленно развернул записку, вгляделся в размашистый, крупный, летящий почерк. "Даже не вздумай доложить Хэмсворту о нашем с тобой разговоре. Пускай пользуется временем, пока оно у него есть." Последняя строчка оставила Эванса в недоумении, однако рассказывать Крису он ни о чём и так не собирался.***
К ночи непогода окончательно разбушевалась, завыла раненным зверем, гнула деревья, нещадно трепля пышные кроны; на стекле тонким пунктиром проявлялись капли нарастающего дождя – он, убаюкивая, гулко и монотонно барабанил по крыше. Небо с северо-запада, где кроваво догорали последние отблески заката, ещё отсвечивало золотым, однако бархатная синева расползалась с края, ярче становился тонкий серп полумесяца. Крис, уже сменивший рубашку и брюки на удобную просторную пижаму, прилёг на кровать, устало прикрыл глаза, накрыл ноющие виски ладонями. Он не знал, сколько так пролежал, возможно, даже успел мимолётно задремать. Чужая рука коснулась его лба, потрясла за плечо. – Хэмсворт, Вы спите? – шёпотом осведомился Хиддлстон, туша неяркий свет в старых электрических рожках. Крис поморщился, откинул край одеяла, подтянулся на локтях. Силуэт Хиддлстона в глубокой темноте едва высвечивали уличные фонари. – Даже если и спал, то теперь уже точно не сплю, – хрипло отозвался Крис, прищурил глаза. – Который час? Почему ты до сих пор в верхней одежде? Ты выходил на улицу? Зачем? – Слишком много вопросов Вы задаёте, любознательный Хэмсворт, – Том стянул с себя насквозь промокшее пальто, провёл ладонью по влажным волосам и принялся неторопливо раздеваться. – Если и выходил, значит, было нужно. Его движения, на первый взгляд, скованными или смущёнными не казались, однако Хиддлстон упрямо держался в тени, не выходя к подоконнику, облитому тусклым лунным светом. – Спите, Хэмсворт. – Том, оставшись в одной тонкой, спальной, короткой рубашке, проскользнул в кровать, завозился, устраиваясь удобнее, словно нарочно повернулся к Крису спиной. – Спите. Я Вас разбужу.