Заместитель

29 марта 2005 года Сегодня у Клауса и Карла день рождения. Не могу поверить, что они с нами уже целый год. Они замечательные, они уже умеют ползать и пытаются вставать, используя все, что попадается под руку. Мои мятые (и перепачканные) брюки могут это засвидетельствовать. Клаус — точная копия своего отца, и физически, и психически. У него большие голубые глаза и копна непослушных русых волос, он довольно высокий для своего возраста. У него сильный характер (по правде говоря, когда ему что-то не нравится, он ведет себя ужасно), но если ему объяснить причины, по которым нельзя, например, трогать штепсель, он согласится с запретом и больше никогда не будет этого делать. Скорее всего, Клаус не понимает сказанного, потому что ещё не умеет говорить, но ему нравится, когда ему что-то объясняют — возможно, он считает, что его царственной персоне пристало принимать объяснения. Как дань уважения. Клаус всегда всё делает первым, только потом его брат. Он постоянно ползает за мной и любит со мной играть. Карл более чувствительный, чем брат. Если вы что-то запрещаете ему, он расстраивается и начинает плакать. Он стесняется новых людей, а Клаус сразу же начинает выяснять, кто вы такой и что тут делаете. Карл любит сидеть на руках, и чтобы с ним играли. У него мягкий характер, и няни обожают его баловать. Я могу их понять: со своими светлыми волосами и голубыми глазами он похож на малыша с рекламы детского питания. Карл любит, когда ему показывают книжку или что-нибудь рисуют, тогда как Клаусу нравится смотреть на то, как работают люди. Он без ума от садовников и уборщиц. Вы никогда не застанете Карла за проказами, и он не лезет в опасные места (например, не пытается самостоятельно спуститься по лестнице). Но не подумайте, что Карл слабовольный. Боже, нет! Он милый и спокойный, но упрям, как его брат, или даже упрямее — как обнаружил Конрад несколько дней назад. Обоим малышам пришлось есть вареную рыбу, которую они ненавидят, предпочитая запеченную в духовке. Клаус немного покочевряжился для порядка и начал есть. Карл же просто закрыл рот и никак не желал его открывать. Я не настаивал, решив просто подержать его голодным до чая — чтобы понял, что надо было есть, когда давали. Но тут в детскую пришел Конрад и решил вмешаться. Клаусу хватило одного отцовского рыка, чтобы быстренько покончить со своей рыбой. На Карла же это не произвело никакого впечатления, и когда Конрад поднес к его губам полную ложку, он отказался открывать рот. Малыш смотрел на него вызывающе, крепко сжав губы. — Карл, я этого не потерплю, — сказал Конрад, поднося ложку еще ближе, и получил сердитый взгляд от малыша. Зря, Конрад, нужно уважать их личное пространство. Оба очень чувствительны к этому. Карл может быть милым, но откуда-то он знает, что его должны уважать. В таких случаях лучше помогают похвалы и игры. — Давай, — потребовал Конрад. Карл еще сильнее стиснул губы и бросил на отца яростный взгляд. Конрад снова пихнул ему ложку. Тогда Карл взял горсть пюре и метко швырнул им в отца. Я вскочил со стула, боясь того, как может на это отреагировать Конрад, но он спокойно сидел, глядя малышу прямо в глаза. — Значит, по-хорошему не хочешь. Тогда мы останемся здесь, пока ты не доешь рыбу. Пора тебе научиться дисциплине, — от его слов у меня по спине пробежал неприятный холодок. Клаус с беспокойством взглянул на меня. — Гунтрам, забери Клауса, если он закончил. — Конрад, ребенок не понимает, что делает. Он еще совсем маленький. Дай ему проголодаться, и до него дойдет, — торопливо сказал я. — Гунтрам, он должен знать свое место. Дело уже не в еде. Ему надо уважать своего отца. Конрад остался сидеть напротив Карла, глядя на него и не выпуская из высокого детского стульчика, пока тот не съест рыбу. Он даже ухом не повел, когда малыш стал плакать и бросаться в него разными предметами. Конрад просто ждал, когда сын устанет и сдастся… ждал почти три часа. В конце концов Карл съел злосчастную рыбу, а Клаус был шокирован поведением отца. Думаю, таким Конрада они еще не видели. Больше проблем с вареной рыбой у нас не было. Конрад, как и раньше, часто уезжает, но он старается проводить с детьми все свободное время. Он «курирует» их воспитание и установил множество правил на счет того, что он считает подходящим, а что нет. У детей не должно быть много игрушек. Электронные игры запрещены. Игрушки только деревянные или мягкие, и малыши должны ими делиться. Я удивился однажды, когда увидел, как он дает им одно печенье на двоих, разломив его пополам. — Если они захотят еще, я могу дать им следующее, но им нужно научиться делиться друг с другом. Я должен стараться не говорить с ними по-немецки, потому что моя грамматика и произношение далеко не идеальны. Я могу учить их испанскому (но только правильному, а не тому «диалекту», на котором вы говорите у себя в Аргентине) или английскому. Так что беднягам придется сражаться сразу с тремя языками. Их день расписан до последней минуты: сон, игры, гулянье, еда и мытье. Диснеевские и японские мультики в этом доме под запретом. Честно говоря, не знаю, почему. Он лишь сказал, что они «очень вульгарны по своей концепции, и было бы очень хорошо, если бы Клаус и Карл не смотрели их до детского сада. Они разрушают эстетический вкус детей». Игрушки должны быть развивающими, например, полный кухонный набор, или набор инструментов, или даже швабра, но только не от фирмы «Baby Einstein».* Конрад очень внимателен к малышам, и они любят его — на полной скорости ползут к нему, когда видят. Он строг (на самом деле), но, несмотря на это, они его обожают. Он не терпит непослушания и требует от них соблюдения дисциплины. — У них с самого рождения есть всё и даже больше. И если они не научатся подчиняться, то вырастут чудовищами. Я много раз видел, как это происходит у других. Клаус и Карл получают достаточно поцелуев и объятий от тебя. Это в их же интересах, чтобы я держал их в строгости. Но не думайте, что он их не балует. Балует, но только по-своему. У нас состоялся жаркий спор, когда я узнал, что он собирается подарить им на день рождения маленьких пони (две штуки). Ни в коем случае! Им всего год, и они еще даже не умеют ходить! Не говоря уже о том, что от верховой езды их осанка будет испорчена. Лошади только после четырех-пяти лет. Они даже не понимают, что у них день рождения! В итоге мы сошлись на плюшевых лошадях, а о настоящих подумаем года через два. Он заказал лошадок у Кёзен** (ну а как же, всегда поддерживаем отечественного производителя!) плюс снаряжение (седла, попоны), все в двойном экземпляре, потому что «заставить их поделить одну лошадь будет по-настоящему сложно». Еще для них были открыты счета, но вряд ли они сейчас в состоянии это оценить. В любом случае, до двадцати одного года они не могут трогать эти деньги. В коробке с лошадками обнаружился еще сделанный в натуральную величину барсук. Ты такой остроумный, Конрад! Жаль, что я не могу в полной мере оценить немецкое чувство юмора. — Я не смог устоять. Михаэль чертовски прав, — сказал он тем же вечером, когда я спросил его, что должен делать с проклятым зверем. — Ты можешь посадить его на полку рядом со своими космическими куколками. Все никак не можешь расстаться с детскими игрушками, — хихикнул он. — Это фигурки, а не куколки! — завопил я, глубоко оскорбленный. …Барсук сидит в моей студии на одной из полок, а коллекция персонажей Звездных Войн снова отправилась в коробку — до лучших времен, когда их, наконец, смогут оценить по достоинству. Посмотрим, смешно ли тебе будет, когда я начну собирать что-нибудь дорогое, типа японской керамики или фарфора. Кого я обманываю… Конраду понравится такое хобби. Я уже не так много рисую, как раньше. Просто не остается ни времени, ни сил после игры с малышами или их кормления. Да, у нас есть няни, и они много работают, но мне нравится самому возиться с детьми. Я рисую по вечерам, после восьми или когда два раза в неделю хожу к Остерманну. Элизабетта уже угрожала мне медленной и мучительной смертью, если я не выдам на-гора что-нибудь, кроме «одной несчастной картины». Она сказала: «Я хоть и не Линторфф по рождению, но вспомни, что мы, Баттистини, были упомянуты Данте в третьем круге Ада». Начну-ка я лучше рисовать в конце недели, потому что у меня не хватит смелости ей отказать, кроме того, она сейчас занимает бывшее место Гертруды. В прошлом году она «собрала всего лишь 1,3 миллиона, в том числе благодаря твоим картинам. Гунтрам, начинай работать и сделай что-нибудь хорошее. А я займусь Титой и Ван Бредой. Если мой племянник недоволен русским коллекционером, пусть поговорит со мной». Удачи, Элизабетта, потому что Конрад застрелит этого «русского коллекционера», если тот попадется ему на глаза. Я попытался отговориться тем, что «главное — качество, количество вторично», и она обозвала меня ленивцем. Да, лучше взяться за работу, пока она не спелась с Остерманном, и они вместе не придумали что-нибудь ужасное для меня. Остерманн до сих пор сердится из-за того, что я не продал Д'Аннунцио «Мадонну», которую Конрад получил от меня на день рождения в прошлом году. Видимо, я должен был попросить подарок обратно! Нет уж, я не рискну даже ради Ватикана! Думаю, что мог бы написать четыре картины, но качество гарантировать не могу. *** Репин прислал мне два письма, но я их не открывал. Просто отдал Конраду. В январе я мельком видел его на Давосском форуме — у него есть и легальный бизнес, поэтому он приглашен. Конрад был на одной из своих «частных сессий», и я с Армином ходил на публичные лекции. Репин подошел к нам в перерыве. — Здравствуй, Гунтрам. Выглядишь гораздо лучше, — сказал он, даже не взглянув на Армина. — Здравствуй, Константин. Это Армин фон Линторфф. — Да, догадываюсь. Ступай к своему отцу, мальчик, — сказал Репин, холодно взглянув на Армина. Тот открыл было рот, чтобы возмутиться, но я поспешил вмешаться, чтобы спасти его шкуру. Думаю, ему неизвестно, кто такой Репин. — Пожалуйста, Армин. Посмотри, не нужно ли чего герцогу. Он ушел, бросив на меня свой фирменный яростный взгляд. Я подождал, пока он не выйдет из комнаты. — Похоже, ты не любишь всех Линторффов, — заметил я. — Мне нет до них дела, пока они остаются на своей территории. — Нам не стоит разговаривать. Герцог будет недоволен. До свидания, — сдержанно сказал я. — Разве я когда-нибудь сделал тебе что-то плохое, Гунтрам? Не выпить ли нам кофе? Ты же знаешь, я не понимаю отказов. — На глазах у всего Ордена? Хочешь, чтобы я получил пулю в голову? — Между нами сейчас мир. Моя кандидатура будет представлена в этом году. То, что мне отказали в первый раз, это обычное дело. В голове у меня было пусто, и он воспользовался этим — подтолкнул меня к одному из столиков в кафетерии. Я автоматически сел и даже не заметил, когда один из его людей успел поставить передо мной чашку чая. — Как у тебя дела, Гунтрам? Всё в порядке? Не видел ни одной твоей работы за последнее время, — заботливо спросил он, и мне стало неловко. Всё ещё влюблен? Я думал, что он уже преодолел влюбленность. — Все хорошо, Константин. Я в последнее время мало рисую. Не остается времени после учебы и детей. Они занимают весь мой день, — я надеялся, что он поймет намек. — Ну и как с ними? Они тебе нравятся? — Я люблю их, как своих. Да фактически они и есть мои. Меня назначили их законным опекуном и распорядителем имущества, если что-нибудь случится, но мне не стоит об этом беспокоиться, раз между вами двумя мир. Ведь не стоит, да? Он рассмеялся и отпил кофе, прежде чем ответить. — Сейчас между нами нет разногласий. Должен признать, Линторфф очень умен. Умнее, чем я предполагал. Его ход с детьми — гениальная идея. Одним выстрелом убил двух зайцев. Он получил наследников и навечно приковал тебя к себе детьми. — Он говорил о желании завести детей с тех пор, как мы познакомились, еще до того, как ты решил вмешаться в наши жизни, — горячо возразил я. — Скажи мне одну вещь. Почему он не позволил тебе стать отцом одного из них? Обычно гейские пары не хотят знать, кто из них отец, и вместе воспитывают общих детей, — сказал он, задев меня своим вопросом за живое. — Тут юридические и династические нюансы. Дети должны быть признаны как Линторффы. — Зачем? Если они действительно исключены из линии преемства, не должно быть разницы, чьи именно это дети, твою они носят фамилию или его. Он волен делать со своими деньгами все, что заблагорассудится. Кровь важна только для Ордена, — пожал плечами Репин. — Это было решено много раньше, чем Армина объявили преемником, и его линия может стать главной. Будь с ним полюбезней, если хочешь присоединиться к Ордену. Возможно, однажды тебе придется выполнять его приказы, — холодно сказал я. — Этого сосунка? Еще посмотрим, получит ли он эту работу. Линторффу придется с ним повозиться. Он всего лишь назначен преемником, — в этот раз он засмеялся открыто, заставив меня вздрогнуть. — Вообще-то, дурацкая тема разговора. Я всего лишь хотел узнать, как ты поживаешь. Ни разу не получил ответа на свои письма. — Я их не читал. Отдавал Конраду. Нераспечатанными. Видишь ли, благодаря тебе я едва избежал наказания за измену. В следующий раз, когда украдешь меня, лучше застрели прежде, чем возвращать, — да, я до сих пор не успокоился. — Тот поцелуй стоил риска, ангел. Правда. Сбегать от Линторффа было безрассудством, Гунтрам. Но ловили они тебя дольше, чем я ожидал. Я выиграл 500 евро, поспорив с моими ребятами, что они найдут тебя в Авиньоне, — хихикнул он. — Обломов тебя зауважал, ангел. — Ты знал, где я? — оторопел я. — Конечно. Ты сам мне сказал, что твой поезд отходит через 20 минут. Звонил ты из Женевы. После этого осталось только найти расписание. Я сомневался, Авиньон или Ренн, но Авиньон обладает шармом старинного города, и я подумал, что это привлечет тебя. Мои люди охраняли тебя со второго дня. Кто знает, как мог бы отреагировать Линторфф на неподчинение. — Ты мне ничего не сказал… — А ты бы стал меня слушать? Нет, ты совершенно ясно сказал мне оставить тебя в покое. Тебе нужно было время подумать. Жаль, что Павичевич вмешался сам, вспугнув моих людей. С другой стороны, в его присутствии Линторфф бы не осмелился сильно распускать руки. По словам Алеши, Павичевич видит в тебе брата, которого потерял в Сербии много лет назад. — Алексей говорил с тобой? — Не то чтобы говорил… Мне пришлось надавить на него для этого. Я поклялся могилой матери, что хочу помочь тебе, если Линторфф станет перегибать палку. Мы с Алексеем не в очень хороших отношениях с девяносто пятого или девяносто шестого. Я был удивлен, что Константин не бросил меня в беде. Возможно — только возможно, — что в нем больше порядочности, чем я считал. — В любом случае, в своих письмах я всего лишь писал, что мне очень понравилась твоя картина с девушкой за столом. Ты планируешь что-нибудь представить на аукционе «Линторфф Фаундейшн» в этом году? Я бы купил. — Конрад пристрелит тебя, если ты там появишься. Он до сих пор сердит на тебя. — Разумеется, я не пойду туда сам. Кто-нибудь поторгуется за меня. Возможно, кто-нибудь из своих. Мы теперь почти одна семья, — проговорил он с удовлетворенной ухмылкой. — Ты так уверен, что тебя примут, но это еще не решено. Я не осмеливаюсь давать советы такому человеку, как ты, но, думаешь, это мудро? Я уже говорил тебе, что не заинтересован ни в чем, кроме дружбы с тобой, да и то не уверен. Я не брошу Конрада. Я слишком сильно его люблю, а после появления детей стал любить еще больше. Все его скелеты уже вынуты из шкафов, и ему нечего больше скрывать. Ради него я даже смирился с Орденом. Пожалуйста, откажись от меня. Твоя одержимость только делает тебя несчастным. Ты умный и красивый мужчина. Ты сможешь получить, кого захочешь. — Линторфф еще не полностью вычистил свои шкафы. Ладно, Гунтрам, увидимся на аукционе. Он ушел со своими тремя помощниками-охранниками, которым не помешало бы взять несколько уроков этикета, если они хотят сидеть рядом с Фердинандом или Михаэлем. Я почувствовал себя разбитым и усталым. Армин немедленно уселся напротив меня: — Что это, бля, было?! — Следи за языком! Помни о своем положении! — рявкнул я, прежде чем успел сообразить, что говорю. Откуда это выскочило? Дерьмо. Я становлюсь похожим на Конрада. А я ведь всего на год старше Армина!! Тем не менее, это сработало. Он глядел пристыженно, ожидая ответа. — Спросишь своего дядю после того, как я сам с ним поговорю. Конрад разозлился, узнав, что: 1. Репин «все еще не прочь подкатить к тебе». 2. «Гертруда заплатит за то, что продала ему твою картину!» 3. «Ему никогда не быть одним из нас!» 4. «Не могу поверить, что ты можешь быть таким идиотом. Зачем ты ему сказал, где находишься? Он мог убить тебя просто для того, чтобы ослабить меня!» *** Вчера вечером Конрад вернулся после целой недели, проведенной за границей. Думаю, он был в России, но я не уверен. Он приехал очень поздно, когда и дети, и я сам были уже в постели. Я ожидал его только через несколько дней. Садясь на край кровати, он выглядел совершенно разбитым. Я сразу же обнял его и поцеловал. — Что-то не так, милый? — Орден принял кандидатуру Репина десять дней назад, не проконсультировавшись со мной, и после нашего собрания. Мне пришлось лететь в Санкт-Петербург координировать наше новое совместное предприятие. — Ты не можешь его выкинуть из Ордена? — Это было единогласное решение. Весь Совет проголосовал вопреки моим рекомендациям. Даже Лёвенштайн. Я не могу идти против всех. Часть из них Репин подкупил, часть шантажировал. Я умываю руки. Идиоты! Теперь, когда он в Ордене, он всё подгребет под себя, и ничто его уже не остановит. Мне даже было сказано, что мы должны «модернизироваться» и забыть наши исконные правила и цели. Эти самые правила спасали нас много раз, насколько я помню. Репин уже планирует исключить несколько советников, потому что «они не на своем месте; посмотри, Конрад, они продали меньше чем за тридцать серебряников своего лучшего Грифона». Он имел наглость сказать это мне! Все они погрязли в жадности и самодовольстве. — Ты говорил в Вене, что это рано или поздно случится. Подашь в отставку? — Я бы очень хотел, но не могу. Если я сейчас уйду, у Армина не останется никаких шансов. Я все еще не знаю, останется ли для него титул Грифона, но это, по крайней мере, я могу сделать для моих предков. — Мне ужасно жаль, Конрад, что у тебя из-за меня столько проблем. До нашей встречи твоя жизнь была более-менее в порядке, — расстроился я. Все-таки эта чертова организация была его смыслом жизни. — Гунтрам, это не из-за тебя, дорогой. Род Репина воюет с Орденом уже много десятилетий. — Род?! С каких это пор у бандитов бывает род? Он же просто преступник! — Преступник, как многие из его предков, но, тем не менее, он — потомок старинного русского дворянского рода. Его семья покинула страну после революции 1905 года и обосновалась во Франции. Его мать из Арсеньевых; его пра-прадедушка был советником Николая II, а его жена — фрейлиной Императрицы. Они обвиняли Орден в том, что мы не помогли Романовым во время революции. Арсеньевы были достаточно могущественны и умны, чтобы сбежать в Париж. В 1917 году они потеряли все свои земли в России. Ордену следовало бы сотрудничать с Белой Армией, но мой пра-прадедушка решил поставить на коммунистов. Он вел дела с красными во время их индустриализации. Арсеньева вышла замуж за отца Репина, когда он был старшим офицером в КГБ, практически управляя всем Кавказским регионом. К семидесятым его семья вернулась в Одессу, где они занялись контрабандой западных товаров в Россию. После падения Советского Союза Репин, используя доставшиеся от матери деньги и связи отца, купил основные промышленные предприятия и организовал преступное сообщество. Меня не волнует, если он немного почистит Орден. Это научит их уму-разуму. Я никогда не хотел видеть его среди нас, потому что он играет только за себя. Он использует нас для чего-то большего и уничтожит нас всех в процессе. Сейчас, когда он стал ассоциатом, я не могу ничего против него сделать, пока он умышленно не нападет на нас, чего он никогда не сделает, пока не придет время финального удара. То, что ты попался ему на пути, было несчастливым совпадением. ----------- Примечания переводчика: *Baby Einstein (США) — линия мультимедийных продуктов и игрушек; специализируются на играх и передачах для детей моложе четырех лет. **Kösener Spielzeug Manufaktur GmbH — немецкая компания, с 1912 года выпускает игрушки ручной работы. Их принцип — добиваться сходства с настоящими животными.