Лавка пряностей

Локи подошел к Хилл, которая сидела в больничном коридоре возле палаты Одинсона и нервно сжимала в руках стаканчик с кофе. Фьюри о чем-то негромко переговаривался с медсестрой у ресепшена. – Что с ним? – тихо спросил Лафейсон. Мария подняла на него голубые глаза, в которых стояли слезы. – Перелом лодыжки в двух местах, многочисленные ссадины и ушибы, сотрясение средней тяжести. Опасности, в общем-то, нет, – безжизненным голосом вещала инспектор. – Но не это главное, – она тяжело вздохнула. – Он никого не узнает, словно лишился рассудка. Бросался здесь на медсестер и врачей, что-то кричал, пока ему не вкололи успокоительное. Не понимаю, что с ним произошло. Он даже, увидев меня, крикнул «не подходи, тварь». Странно все это... Локи, скажи честно: он принимал что-нибудь? Ты ведь что-то знаешь, и поэтому отправил меня к нему. Тебе лучше рассказать правду, тогда врачи смогут ему помочь. – Я ничего не знаю, – коротко ответил Локи и, подойдя к двери палаты, взялся за ручку. – Он все равно спит, не ходи туда, – предупредила Мария. – И знаешь, я не верю тебе. Локи, скажи, что произошло? Но Лафейсон уже не слышал, о чем его спрашивает инспектор Хилл. Он тихо вошел в палату и приблизился к кровати, на которой лежал Тор. Лицо Одинсона было бледным, под глазами залегли тени, а голова была забинтована. Запястья необычного пациента перехватывали ремни – видимо, для того, чтобы он не нанес вреда персоналу и самому себе. Лафейсон тяжело вздохнул. – Тор, я же просил тебя, почему ты не послушался, глупенький... – Локи присел рядом и быстро достал из кармана склянку с зельем. – Я все исправлю, потерпи чуть-чуть. Он осторожно разжал челюсти спящего Одинсона и потихоньку влил в рот снадобье. Тор вдруг встрепенулся, закашлялся и распахнул глаза. Несколько секунд он недоуменно пялился на Лафейсона, словно не узнавая. – Это я, Локи, – тихо сказал колдун и погладил Тора по щеке. – Ты скоро поправишься, все пройдет. Наконец в глазах Одинсона появилось более осмысленное выражение. – Уходи, Локи, я не хочу тебя видеть, ты страшный человек, – одними губами прошептал Одинсон и снова закрыл глаза. – Тор... – Это что такое? – вдруг раздался у двери высокий женский голос. – Кто вас сюда впустил? Больному нужен покой! Локи обернулся и увидел медсестру, которая держала в руке шприц с лекарством. – Я уже ухожу, – вздохнул Лафейсон и медленно встал, – не беспокойтесь. – Мистер Лафейсон? Выйдя из палаты, Локи чуть не налетел на внушительную фигуру шефа полиции, который, видимо, поджидал его за дверью. – Рад видеть, капитан. У вас ко мне дело? – Локи холодно посмотрел в единственный глаз Фьюри. – У меня пара вопросов к вам, если позволите, – Ник говорил вежливо, но настойчиво. – Присядем вон там, – он указал на пару кресел возле ресепшена. – Как пожелаете, – пожал плечами Лафейсон. – Итак, – начал Фьюри, когда они уселись в кресла. – Вы сегодня позвонили моей подчиненной и сообщили о том, что инспектору Одинсону грозит некая опасность в его квартире. Не хотите ли рассказать, что именно побудило вас к этим действиям? Что вам известно о том, что происходило с Тором? – Я понятия не имею, – спокойно произнес Локи и честно посмотрел в лицо капитану. – Мне просто приснился дурной сон, и я забеспокоился. – Вот как, – прищурился Ник. – Вам просто приснился сон, и вы подняли на ноги полицию. Занятно, вы не находите? – Не нахожу. Возможно, вы помните, что я иногда... скажем так, чувствую определенные вещи. Вы же не будете этого отрицать? – Я помню, мистер Лафейсон. Но я также знаю о том, что вы с инспектором Одинсоном в определенной степени... – Фьюри запнулся, подыскивая нужные слова, – в определенной степени были близки. Скажите честно, не употреблял ли Тор какие-либо... – Нет! – быстро ответил Локи. Ему стало неприятно, даже гадко: неужели коллеги, которые работают с Тором, видят его каждый день и ценят его работу, вклад в общее дело, могут думать о нем так? – Он даже выпивал довольно редко, поверьте, – Локи было очень обидно за Тора, который – колдун знал это точно – был предан своей работе как никто. – Понимаю ваше желание защитить друга, – хмыкнул Фьюри и продолжил: – У него взяли кровь на анализ, возможно, что-то прояснится. Вы же взрослый человек и должны понимать, что такие вещи не происходят случайно. – Я понимаю, – вздохнул Локи и опустил глаза. – Я могу идти? Мне, правда, нечего вам сказать. – Да, конечно, – Фьюри встал и протянул руку для прощания. – Надеюсь, все будет хорошо, и... – он немного замялся, – я был бы рад нашему дальнейшему сотрудничеству. – Спасибо, – кивнул Лафейсон, пожал руку капитану и поторопился к выходу. Вернувшись домой, Локи почувствовал, что силы покинули его окончательно. Он до сих пор не понимал, как ему удалось приготовить противоядие. Откуда взялась энергия, почему отступили боль и слабость, спал жар. Ответ был только один: его чувства к Тору, которые не смогли уничтожить ни обида, ни злость, ни отворотное зелье. Именно чувства не позволили опустить руки, когда любимому человеку грозила опасность. Однако умом Локи до сих пор не мог понять, простил ли он Одинсона за то, что тот ему устроил. И сможет ли он забыть всю ту боль, что Тор причинил ему так легко, будто играючи – Локи тоже не знал. Но он помнил не только боль. В его памяти жил другой Тор – родной и близкий, который был с ним на протяжении этих коротких, но таких счастливых зимних месяцев. Внимательный и нежный, старающийся каждую минуту вне службы посвятить только ему. И долгие зимние вечера, и будоражащий кровь глинтвейн, и разговоры ни о чем и обо всем на свете, и жаркий секс, изматывающий и желанный. Теперь Лафейсон с горечью думал, что именно эти, так случайно завязавшиеся отношения дали ему понять, что, может быть, он слишком рано зарекся быть один. Ведь за всю свою недолгую жизнь он еще никогда не был счастлив так, как этой зимой, морозной и снежной, которая будто заставила посмотреть на мир иначе. И поверить в то, что ему вовсе не обязательно избегать таких банальных и простых, старых как мир вещей: просто любить и быть любимым. Сейчас Локи сожалел лишь об одном: что не проснулся раньше и не уберег Тора от своей жестокой мести. Сегодня Одинсон мог погибнуть по его вине. И ужаснее всего было то, что сам Тор это прекрасно понимал. А разговор с капитаном посеял в душе Лафейсона новую тревогу: Тору теперь явно грозило служебное разбирательство. После случившегося «срыва» инспектор Одинсон вряд сможет спокойно работать под началом капитана Фьюри. И еще не известно, доверят ли ему оружие. И в этом тоже будет виноват не кто иной, как Локи. Следующие два дня прошли для него словно в тумане. Он практически все время спал, лишь изредка вставая, чтобы с трудом добрести до туалета или кухни, приготовить себе чай, что-нибудь забросить в рот и снова завалиться в постель, забывшись тяжелым беспокойным сном. А через два дня, почувствовав себя намного лучше и восстановив силы, Лафейсон снова явился в больницу. Несмотря на последний выпад Одинсона и его обидные слова, Локи нужно было проверить, все ли с ним в порядке, нет ли побочных действий от приготовленного впопыхах зелья. На пороге палаты его встретила медсестра. – Подождите здесь, – велела миловидная блондинка. – Он уже пошел на поправку, я сейчас сообщу, что к нему пришел... – она внимательно смерила взглядом посетителя. – Как ваше имя? – Он ждет меня, – отрезал Локи и, бесцеремонно отодвинув в сторону хрупкую девушку, открыл дверь в палату. Тор лежал на койке и бездумно пялился в плоский экран телевизора, висящего на стене. Судя по всему, Одинсон пытался сосредоточиться на каком-то сериале. Но, как только скрипнула дверь, синие глаза больного испытующе вперились в гостя. – Привет, – улыбнулся Локи и подошел ближе. – Мне сказали, что тебе уже лучше. Я вот тут принес тебе... – Локи, уйди прямо сейчас, прошу тебя, – Тор говорил спокойно и ровно, будто долгое время репетировал эту фразу. – Наверное, ты понимаешь, что нам больше не о чем говорить. – Тор, я предупреждал тебя, чтобы ты не ходил туда, разве нет? – Локи все же подошел к кровати и водрузил пакет с фруктами, соками и даже столь любимой Одинсоном пиццей на тумбочку. – Ты сам виноват. – Виноват, – просто согласился Тор. – Конечно, виноват. Я поступил с тобой жестоко, я знаю. Но я и представить себе не мог, на что ты способен. Даже не думал, что ты убийца, Лафейсон, вот кто ты на самом деле. Расчетливый, хитрый душегуб, которого и за руку не поймаешь. Ты очень талантлив, правда. И я не хочу иметь с тобой ничего общего. С меня хватит. Ты не поверишь, но я еще хочу пожить на этом свете. – Это было недоразумением, ошибкой, – Локи сам не понимал, зачем он начал оправдываться. Ведь и без того было понятно: сейчас Тор не услышит его и не поймет. – Когда я все это делал, я был вне себя, я... мне было слишком больно, понимаешь? И я, возможно, не мог себя контролировать. – Я понимаю, – голос Тора вдруг смягчился, и он посмотрел в глаза колдуна. – Ты был не в себе, в этом моя вина, я не отрицаю. Но ты мог мне все рассказать уже потом, когда... когда я пришел к тебе, был с тобой... Мне даже показалось, что ты готов простить мою выходку. Ты ведь мог мне все объяснить, почему нельзя идти туда, чтобы все это... весь этот кошмар не случился. Или ты все же решил довести свою месть до конца? Да, Локи? – Нет... нет. Я не думал, что ты... – В этом вся твоя суть, Локи: ты никогда не думаешь о ком-то, кроме себя. У тебя просто не получается. Для тебя не существует других людей и их чувств. Тебе плевать на чью-то жизнь, это я теперь знаю точно. И... просто уйди сейчас, и больше не приходи, прошу тебя. Я, правда, не хочу тебя больше видеть. Я никогда не забуду этого кошмара, поверь. – Что с тобой случилось, Тор? Скажи мне, как оно действует? – вопрос вырвался случайно, но Локи, помимо всего, еще и до дрожи хотелось узнать, что происходит с человеком, на которого снизошло проклятье из древней книги. Как выглядит то самое зло, о котором предупреждала его бабушка? – О, в тебе взыграл научный интерес? Испытал на мне еще одно свое зелье, и теперь любопытно узнать? Нет уж, убирайся, – отрезал Одинсон и отвернулся. – Больше никогда не хочу видеть ни тебя, ни твоих мерзостей. – Ты говорил, что любишь меня, что не отступишься, а теперь гонишь. Ты тогда врал? Просто пожалел меня, немощного и больного? А на самом деле... – Локи сглотнул, почувствовав, что его голос начал дрожать. – Зачем ты врал? Чтобы опять оттолкнуть и оскорбить? Я ведь сказал, что не хотел всего этого! Разве ты не слышишь, придурок? – Локи, я считаю до трех, а потом нажимаю на кнопку вызова персонала. Тебя просто вышвырнут отсюда. Поэтому уйди по-хорошему. – Ну что же, ладно, прощай, Тор, – Локи поджал губы, развернулся и пошел к выходу. – Прощай, Локи. Надеюсь, ты будешь счастлив в обществе своих магических книг и стекляшек. – Обязательно, инспектор Одинсон, – бросил через плечо колдун, открывая дверь. * * * Тор нажал на кнопку и выключил надоевший телек. Сегодня ему сказали, что через пару дней выпишут. Правда, придется еще месяц ходить в гипсе – перелом оказался довольно сложным. А потом – восстановительная терапия, амбулаторное лечение и надежда на то, что кости срастутся нормально и он не будет хромать. И полная неопределенность в вопросе, сможет ли он после больничного вернуться на работу. После того, что случилось, наверное, ему еще не скоро доверят оружие. Одинсон до сих пор не мог без содрогания вспоминать то, что произошло в проклятой квартире. И в снах, и наяву он вновь и вновь переживал жуткие моменты, что приключились с ним по вине самого дорогого и самого жестокого на свете человека, гадкого и беспринципного колдуна. Как он, изо всех сил пытаясь не утонуть в черной бездне, неимоверным усилием воли все-таки смог направить пистолет на явившееся ему исчадие ада; как несколько раз нажал на спусковой крючок, целясь в голову высасывающей последние силы твари; как смог встать на ноги и броситься к окну, за которым, как ему казалось, ждало освобождение. Но он был уже не в силах бороться с ужасом, когда, приземлившись на кусты, растущие перед домом, почувствовал невероятную боль во всем теле, особенно острую и нестерпимую в левой ноге. И опять узрел перед собой все тех же глумящихся тварей. Тогда он пожалел о том, что бросил свой пистолет в улыбающееся лицо монстра, принявшего облик Джеймса. Потом ему рассказали, как он трепыхался в руках медиков, как сыпал на них проклятьями. Он не знал точно, сколько времени длилось это безумие. Но, со слов Марии, которая пришла его навестить и осторожно присела на стул подальше от кровати, он вполне пришел в себя после визита Лафейсона. Опять колдовал? Угощал очередным зельем? Тор слишком устал, чтобы думать об этом. Он столько пережил за последние несколько дней, что теперь, чтобы прийти в себя и все переосмыслить, ему нужно было просто успокоиться. Просто не думать о Локи. Если получится. * * * Выписали Одинсона через неделю. Гипс доставлял ему неудобства, но он уже приловчился двигаться на костылях. Тор так и не смог рассказать матери по телефону, в какую попал передрягу. Поэтому каждый раз, отвечая на звонок – благо Мария принесла ему другой телефон на смену разбитому и помогла восстановить номер, – он врал Фригг, как все хорошо у него складывается и с работой, и в личной жизни. Ни к чему волновать пожилую женщину, он сам как-нибудь разберется, не маленький. Выйдя из больницы и усевшись в машину, за рулем которой была его верная напарница, Тор вдруг понял, что не может ответить на вопрос, куда ехать. А что, если в той квартире, где до сих пор находились все его вещи... Жутко было думать об этом, Тор даже невольно поежился. – Отвези меня в лавку пряностей, – попросил он коллегу. – Мне нужно кое-что узнать. – Как скажешь, – кивнула Хилл. Тор довольно ловко проковылял на костылях до двери лавки. За стеклом витрины красовалась огромная надпись «Распродажа. Мы закрываемся». Закрывается он, конечно. Разве торговля будет идти бойко, если хозяин лавки постоянно занят совсем другими делами? Войдя в магазин, Тор огляделся. За прилавком никого не было. Вдруг послышалась какая-то возня, дверь подсобки распахнулась и оттуда появился сам хозяин. Пыхтя и тихо матерясь, Локи тащил по полу большую картонную коробку. – Работаешь? – спросил Тор, чтобы просто обратить на себя внимание. Локи вздрогнул и резко обернулся, оставив ящик в покое. – Можно и так сказать, – он стряхнул с ладоней пыль и пнул коробку. – Переезд – дело муторное, знаешь ли. А ты, я вижу, выписался уже. Все нормально, Тор? – Лучше и быть не может, – криво усмехнулся Одинсон. – И куда же ты переезжаешь, если не секрет? – Я нашел покупателя, продаю лавку, – Лафейсон присел на прилавок, глядя на Тора как ни в чем не бывало. – Сам понимаешь, мне в этом городе больше делать нечего. – Ну да, конечно, – как можно спокойнее произнес Одинсон, чувствуя, как где-то в груди нестерпимо кольнуло, будто вонзили острую иглу. – Я это... пришел спросить... – Спрашивай. Только недолго, у меня много работы. Пока все соберешь, пока запакуешь... – Скажи мне, только честно: там, в моей квартире, еще что-то осталось? Я могу туда вернуться? Ты понимаешь, о чем я. Знаешь, не хотелось бы снова... – Я понимаю, о чем ты, – протянул Локи и пристально посмотрел на Одинсона, сжимающего в руках костыли. – И?.. Локи некоторое время молчал, словно обдумывая что-то. Смотрел то на Тора, то на коробку, в которую запихал часть своих книг и снадобий. Пару раз прошелся взглядом по стенам лавки. А потом спрыгнул с прилавка и подошел к Одинсону. Встал напротив, разглядывая его внимательно и не спеша, словно примеряясь к чему-то и что-то для себя решая. – Локи, ты ответишь мне? – не вытерпел Тор и даже слегка стукнул костылем об пол. – Или сам не знаешь? – Тебе пока не следует туда возвращаться, – наконец изрек колдун. – Но, пока я не сниму порчу с твоего жилища – так уж и быть, разрешаю тебе пожить у меня. Я же виноват, вроде, поэтому... – Я понял, спасибо, обойдусь, – Тор начал неловко разворачиваться, опираясь на костыли. – Я вполне могу и в своем кабинете перекантоваться, а потом найду другую квартиру. А тебе удачи с переездом. Далеко, кстати, собрался? – Домой, в Исландию, – тихо сказал Лафейсон. – Куда же еще... Тор резко остановился и отпустил ручку двери, которую уже намеревался открыть. Он вдруг явственно представил, как идет по этой улице, ставшей ему почти родной, смотрит на витрину знакомой лавки и понимает: там больше нет Локи. И никогда не будет. Сколько ни внушал себе Одинсон, находясь в больнице, что все кончено и ничего уже не вернуть и не исправить – где-то внутри, там, где сердце, крошечными искорками тлела надежда. И сейчас он понял, что просто не в силах уйти. Тор набрал в легкие побольше воздуха, обернулся и как можно спокойнее спросил: – Ты это... не пошутил насчет того, чтобы я пока пожил у тебя? Пока это все не... кхм... не выветрится. Мне, правда, сейчас некуда податься, к матери не могу, не хочу ее расстраивать. – Не пошутил, – Локи вздохнул и немного отступил в сторону. – Проходи. Если не боишься меня, страшного человека. Покупатель будет у меня через неделю. К тому времени я очищу твою квартиру, не волнуйся. Вернешься и заживешь как раньше. – Уж постарайся, – снисходительно бросил Тор, двинувшись вглубь лавки. – Не сомневайся, – усмехнулся Лафейсон. – Я только не пойму, какого хрена ты в Исландии своей забыл. Тебя отсюда никто не гонит, – проворчал Тор, доковыляв до лестницы. – А мне тут скучно, надоело, – Локи пожал плечами. – Мы, злобные чародеи, предпочитаем путешествовать по миру и сеять зло, сам понимаешь. – Ну да, понимаю, как без этого... Слушай, будь так любезен, притащи мои вещи с квартиры, раз мне туда нельзя. Сделай хоть одно доброе дело, – Тор остановился перед ступеньками, прикидывая, как лучше подняться наверх: на костылях или просто прыгать, держась за перила. – Одно доброе дело сделать могу, так и быть. Два – для меня уже слишком, – Локи опять вернулся к своему ящику, набитому книгами. – Говнюк ты, Лафейсон, – отозвался Тор, запрыгивая на первую ступеньку. – Я рад, что ты уезжаешь. Так будет лучше, я думаю. – Да иди ты на хуй, Одинсон, тебя забыл спросить, как лучше будет. Вали давай наверх, пока я не передумал.