***
— Тебе действительно сложно сходиться с людьми, — говорит Кинджо, когда они возвращаются после тренировки. Не то спрашивает, не то констатирует факт. Ясутомо недовольно кривится. Кинджо явно о сегодняшней стычке с третьегодками из команды. И не только с третьегодками. — Не смертельно, — бурчит Ясутомо. Если серьёзно — Матсумура-семпай сам спровоцировал. Не первый день ведь нарывался, взъелся за что-то ещё с тех пор, как Ясутомо вступил в клуб, и остальных подначивал. Не, оно-то понятно — семпаю обидно, что какой-то первогодка вот так запросто место в команде получил, но это уже попросту мерзко. — Я и не говорю, что это смертельно. Но явно дискомфортно. В первую очередь — для тебя. — Вот только няньку играть не надо, — с досадой морщится Ясутомо. Хотя на самом деле он благодарен Кинджо — тот разрулил проблему с капитаном, в итоге самому Ясутомо, когда их растащили, перепало только ворчливое "молодо-зелено", зато Матсумуре кэп устроил форменный разнос. Это ещё аукнется, Матсумура как-нибудь скрытно подгадит. Ясутомо точно знает, у таких скотов запах всегда одинаковый, не спутаешь. — Нянька тебе и не нужна, — невозмутимо отзывается Кинджо. — А вот слегка скорректировать курс тебе бы не помешало. Ох уж эта его чёртова тактичность и экивоки. Ох уж этот Кинджо. Ясутомо громко фыркает и мотает головой. — Это ты так предлагаешь поднатаскать меня в плане социализации? — Зришь в корень. Ясутомо ненавидит просить об одолжениях, и Кинджо об этом знает. Но если помощь предлагают вот так, по собственному почину — отказываться глупо. К тому же, у Кинджо едва ли есть какие-то левые мотивы. Наверное. По идее, им делить нечего, просто Ясутомо — тот ещё параноик. Хотя, может, Кинджо по жизни мать Тереза. — Фуку-чан приручил, а ты ещё хочешь научить подавать лапу? — хмыкает Ясутомо, просто потому что промолчать было бы не в его духе. Комплекс последнего слова, что ли. Это всё общение с мелкими так влияет, с этими оторвами иначе нельзя, а то они совсем борзеют. — Не кусать, когда в этом нет необходимости. Ясутомо скалится скорее по привычке. Паршивой такой привычке, дети пугаются. Это уже становится интересным. — Не боишься, что загрызу? — Не загрызёшь, — о невозмутимость Кинджо, как о волнорез, разбиваются любые наезды. За два месяца Ясутомо в этом убедился. — Я тебе зла не желаю. Считай это первым уроком. Кинджо говорит это с таким серьёзным видом, что Ясутомо становится смешно, но он только кусает губы и снова фыркает, как довольный пони. Зубастый такой. Хищный. Чутьё подсказывает Ясутомо, что он вляпался всерьёз и надолго. Но отчего-то его это совершенно не волнует.Часть 1
21 ноября 2014 г. в 02:52
В университетском кафетерии всегда шумно, но густой бас Кинджо звучит на совсем другой частоте, отличной от пчелиного гула толпы, поэтому ему даже не нужно повышать голос. Его слышно слишком отчётливо.
— Зря ты так, — спокойно сообщает Кинджо, с сухим хрустом разламывая одноразовые хаши. — Некрасиво получилось, Аракита.
Они нечасто вместе обедают, но иногда случается, вот как сегодня. И иногда какая-то нелёгкая дёргает за язык — пожаловаться Кинджо на жизнь со всеми её несправедливостями.
— Да я ж это… с перепугу, — хмурится Ясутомо, прижимая холодную бутылку Бепси к алеющему на щеке отпечатку ладони, а затем нервно дёргает головой и недовольно скалит зубы — с чего он ещё оправдывается перед кем-то, не многовато ли чести… Кинджо смотрит без упрёка и нотации читать, кажется, не собирается.
— Я и не говорю, что ты намеренно. Ты ведь даже не задумываясь ляпнул, верно?
Отчего-то эти слова Кинджо Ясутомо неожиданно задевают.
— Нет, я бездушная скотина, пью девичьи слёзы на завтрак, обед и ужин!
— О том и речь, — Кинджо улыбается. На насмешку не похоже, поэтому Ясутомо не спешит кусаться. — Социальные навыки у тебя немногим лучше, чем у Макишимы.
Ну, блин, польстил. С Макишимой Ясутомо был знаком шапочно, больше по нескончаемому трёпу Тодо. Не-не-не, у него всё далеко не так плачевно, как у этого крашеного чудика.
Но если серьёзно — не то чтобы он всерьёз хотел эту… как её… Мичиюки, что ли, до слёз довести, не ожидал просто, когда она со своими признаниями подкатила, от неожиданности и нахамил. Самому неудобно, и девчонка в слёзы. И по морде ещё заехала. Отстой. Ещё и не в первый раз такое случается.
— Я бы на твоём месте постарался чуть менее резко отшивать людей, — добавляет Кинджо после неудобной паузы. Ясутомо переворачивает бутылку другой стороной — скоро уже нагреется, толку не будет никакого — и рассеянно ковыряет хаши свою порцию. — На тебя заглядываются. Вот даже сейчас.
— Хааа?! — Ясутомо едва не роняет хаши и резко оборачивается — аккурат вовремя, чтобы заметить не менее резко развернувшихся к нему спиной девчонок с параллельного потока. Кажется, он даже узнаёт странно выкрашенные волосы Юмичигавы с химфака — очень навязчивая девка, недавно липла к одному второкурснику из баскетбольной команды, так его аж жалко было. Только этой фифы ещё не хватало. Её и этой её подружайки-гангуро, которая сейчас хихикает ультразвуком и стреляет мелкокалиберными глазками.
Ну вот не было печали, а.
— Слушай, на тебя ж тоже пялятся, как ты отшиваешь? — убито спрашивает Ясутомо и, плюнув на горящую щеку, ополовинивает пол-литровую бутылку.
— На меня смотрят молча и не проявляя инициативы, — Кинджо каким-то очень киношным жестом поправляет очки и негромко фыркает. — Настолько не хочешь ни с кем встречаться?
— Да ну. Нервяк один, — Ясутомо досадливо морщится и снова оглядывается на галдящую за спиной девичью компанию. Какая-то размалёванная фифа подмигивает ему и, вывалив язык, проводит им по губам, смазав даже не кричаще, а истерично оруще-красную помаду.
Повернувшись обратно к Кинджо, Ясутомо стреляет в висок из пальца и демонстративно роняет голову, остановившись в паре сантиметров от тарелки.
— Не, мне такое счастье даром не надо, — вздыхает он. Если ещё и фифы подкатят — от пощёчин придётся уворачиваться, как от пуль, а то такими когтями и глаз выколоть можно. На раз-два-три. И вообще, ходить с располосованной или красно-пятнистой рожей — это как-то не солидно.
Ну да, Кинджо не понять и всё такое.