Дорога к солнцу

Он стоял у панорамного окна своего кабинета, глядя в чернеющую пустоту ночного неба, представляя, как она медленно надвигается на него, как обволакивает и, отступая, забирает с собой, будто не было его здесь вовсе. Ему вдруг оказалось все это не нужным. Осточертел стол, этот безукоризненный порядок на нем, табличка с его именем, монитор компьютера без намека на пылинку, аккуратно сложенные документы, лежащие ровной стопкой на краю, подаренный «Parker» в золоченой подставке по центру. Стена позади стола, увешанная всевозможными дипломами, сертификатами, лицензиями, благодарностями, давила всей своей значимостью на затылок, как и прочая ненужная макулатура в рамке за стеклом, служила вечным напоминанием, кто он и что должен делать. Ему нравилась собственная работа, более того он, как это говорится, болел за свое дело. Сначала, когда был молод и полон сил и энергии, он верил, что выбрал правильный путь. И неотступно следовал ему вплоть до… вплоть до сегодняшнего дня. – Сегодня не лучший день? – послышался голос в дверях. Тилль вздрогнул от неожиданного, но нежного женского голоса. Обернувшись, он устало посмотрел на Бабетту – свою секретаршу – и жестом руки пригласил пройти ее в кабинет. – Бабси, если б ты только знала, как я себя ненавижу! – ответил он, сдавливая пальцами на переносице. – Ну, будет вам. Не стоит себя так изводить, – она подошла к нему и осторожно провела по его голове рукой. – Доктор Линдеманн… – Я миллион раз просил называть меня Тилль. – Да, я помню. Может вам принести чего, хотите крепкого чая? – не дождавшись ответа, она быстро занялась приготовлением свежего, бодрящего напитка. Линдеманн пересел на диван, наблюдая за Бабеттой: – Бабси, ты знаешь, почему я решил стать врачом? Бабетте принесла ему чашку и присела рядом, не говоря ни слова. Тяжело вздохнув, он поднес было чашку ко рту, но все же отставил ее на стеклянный столик возле дивана. – Нет, сейчас мне хочется чего-нибудь более крепкого. – Он поднялся с дивана и в два шага оказался у бара, где скопилось огромное количество презентов от благодарных родственников его пациентов. Взял первую попавшуюся бутылку, оказавшуюся недурным марочным виски, открыл. Достал два крутобоких стакана темного стекла, налил себе и Бабетт. Вернулся на диван и долго крутил стакан в руках, решаясь сделать первый глоток. Бабси смотрела на него взглядом, полным сочувствия и одновременно непонимания. – Расскажите, – она все так же осторожно положила свою руку ему на колено, как бы показывая, что он может ей довериться, если, конечно, он сам этого захочет. Линдеманн опустил взгляд на полный стакан чистого, не разбавленного, даже безо льда виски, обхватил тот обеими ладонями и, устало выдохнув, решил поделиться с Бабетт своей историей. – Мы переехали в Берлин в августе восемьдесят третьего, мне было всего двадцать лет. Это был спальный микрорайон на юго-восточной окраине, отстроенный в шестидесятых–семидесятых годах, названный в честь архитектора Вальтера Гропиуса. Гропиусштадт слыл "отстойным" районом, в котором шла бойкая торговля наркотиками. Местные жители, впрочем, считали, что все это клевета. Подростковой преступности, которая якобы цвела там буйным цветом, никто не замечал или не хотел замечать. Я не сильно обрадовался, когда на общем семейном собрании меня поставили перед фактом переезда. Отец потерял работу, и платить за квартиру стало нечем. Он начал перебиваться случайными заработками, что-то удавалось и мне принести в дом, но студенту, проходившему общую практику в городской больнице, платили совсем немного. А так как Гропиусштадт за время своего строительства претерпел изменения и в конечном итоге стал «спальным» районом с сомнительной репутацией, то и цены на жилье вблизи Берлинской стены были весьма приемлемы для нашего скромного бюджета. Я хотел бросить учебу и пойти работать, но родители не позволили даже думать об этом, стоило мне как-то заикнуться о своих планах. Со временем я познакомился с парнями со двора, но наш район был мало пригодным для прогулок, и мы постоянно собирались в соседнем Рудове. Там я впервые встретил его. Он был высокий и неимоверно худой. Его темно-русые волосы задорно развивались на ветру, небольшими локонами обрамляя бледное, почти белое, как дорогой китайский фарфор, лицо. Чуть раскосые серо-голубые глаза смотрели на мир с вызовом, а дерзкая полуулыбка добавляла ему шарма прирожденного победителя. Он держался уверенно в компании своих товарищей, беспрестанно жестикулировал, рассказывая, видимо, что-то весьма увлекательное, и громко, заливисто смеялся – в нем не было ничего особенного, но мне он казался прекрасным. – Меня как током прошибло! Я влюбился с первого взгляда. – Линдеманн повернулся к Бабетт, одернувшей свою руку, когда та услышала такое откровение, – неожиданно, правда? Впрочем, я продолжу, если ты не возражаешь. Бабетт неуверенно мотнула головой и сделала небольшой глоток, от которого тут же закашлялась. Крепковат для девушки оказался виски. – Конечно, я тогда и понятия не имел, что это со мной такое произошло, мне просто дико захотелось познакомиться с ним. «Не подходи к нему!» – однажды одернул меня друг. – Линдеманн, тяжело вздохнув, еще раз прокрутил стакан виски, поднял глаза к Бабетт, скользнул по ней взглядом и отвернулся к окну. – Мне, наверное, стоило бы прислушаться к Шнайдеру. Его звали Рихард. Какие я себе образы рисовал, гуляя по вечернему Курфюрстендамм и разглядывая витрины магазинов, представляя, какой скандал разразился бы в семье, признайся я родителям, что люблю мальчика. А между тем я даже не решался подойти к нему и просто сказать «привет». Глупо, да? Хотя, мне же велел Кристоф не подходить к нему. Я тогда так и не поинтересовался, почему. Впрочем, когда я в очередной раз гулял со своей собакой в Рудове, он сам подошел ко мне. Я обомлел от неожиданности. Он спросил, нет ли у меня денег, не удосужившись даже узнать моего имени. Я что-то промямлил, а рука сама потянулась к карману. Мне удалось заработать несколько марок после ночного дежурства, чтобы купить продуктов – я все отдал ему. Он взял их и словно проплыл мимо. «Меня зовут Тилль!» – крикнул ему вслед, он обернулся и подарил мне самую очаровательную улыбку, какую я только видел в своей жизни. Если б я знал тогда, зачем ему деньги. Несколько дней спустя я отправился в Тиргантен к знакомым своих родителей. Визит не предвещал ничего интересного для меня, но, когда мы проходили мимо «Саунда», я вспомнил, что именно об этой дискотеке кричал весь город. Сославшись на срочно появившиеся дела, я распрощался с родителями и направился к клубу. Я спрятался за столбом, наблюдая за интересовавшей меня компанией. Он был там, возле клуба. Стоял вместе со своей крутой, как мне тогда показалось, тусовкой. В своих модных по тем временах рваных джинсах и растянутых футболках они все были похожи друг на друга – одинаковые панки, презирающие аккуратность и чистоту, но он как-то выделялся, все равно выделялся на их фоне. Они ждали, когда откроется вход, и именно в тот вечер мне страстно захотелось попасть туда. Я сам был тогда высокий и такой же худой, как они. Я был уверен – меня примут за своего, и мне удастся попасть в «Саунд». Тем не менее на входе у меня возникли проблемы – меня не хотели пускать. По какой причине – никто никогда никому не объяснял. Как раз в этот момент мимо проходил он. Я обратился к нему за помощью, надеясь, что он меня узнает. Он фыркнул на охранника и, обхватив меня за бедра, заявил, что мы вместе, после чего нас беспрепятственно пропустили внутрь. Помню, сильно удивился этому заявлению, но, чтобы не привлекать к себе особого внимания, юркнул вместе с ним в темный узкий коридор, набитый народом под завязку. Пока я осматривался, он исчез из моего поля зрения. Я прошел по коридору вперед, и на меня обрушилась оглушающая музыка. «Саунд» представлял собой полуподвальное помещение с низкими потолками. Там было громко, а вонь стояла просто убийственная. А между тем это была самая модная дискотека во всем Западном Берлине. Хорошо, что практически сразу я встретил там Кристофа. – Тилль, ты то что тут делаешь? – искренне удивился Шнайдер, увидев меня. Я не нашелся, что ответить ему, а он решил просветить меня, выкрикивая на ухо, в какую дыру я попал. Было невыносимо душно, а вентиляторы только взбивали эту вонь, гоняя ему сверху вниз по кругу. Мне было не комфортно находиться там, но, пока Кристоф продолжал описывать, что на самом деле здесь происходит, я пытался высмотреть Рихарда в толпе. Эту самую толпу представлял собой исключительно подростковый контингент, и все сплошь были либо под колесами, либо накуренные. Кристоф мне тоже предложил затянуться, я постеснялся ему отказать. После первой же затяжки меня пробрал жуткий кашель, я никак не мог вдохнуть и, задыхаясь, выскочил на улицу. Голова закружилась на свежем воздухе после невыносимо душной вони клуба. Меня стошнило. Кристоф стоял рядом и с сочувствием смотрел на меня. Дав мне раздышаться, он спросил, собираюсь ли я обратно, на что я решительно замотал головой. Он пожал плечами и вернулся в «Саунд». Пока я шел по Гентинерштрассе, до меня, наконец, начало доходить, что вообще происходит. Рихард – самый обычный наркоман. Всю дорогу до дома эта мысль не давала мне покоя. Хотя, кто не пробовал в молодости наркотиков? Даже мне довелось только что пыхнуть и тут же проблеваться. Всю ночь я беспокойно проворочался в кровати. К рассвету я уже представлял себя супергероем, который обязательно спасет свою любовь. Каким же я был наивным! В общем-то со следующего дня все и началось.