Out of you

Будучи придирчиво пунктуальным, Ютака считал секунды, выстукивая ладонями по столу замысловатый ритм, и разглядывал стену, на которой висели большие часы в серебристом корпусе. Минуты хранили свой темп, а размер ритмического рисунка становился всё более хаотичным, опаздывая; стрелки неумолимо двигались, и Кай начал раздражаться. Стукнув кулаком по столу, он достал айфон. Руки по неизвестной причине не отвечал на звонки и не явился на встречу. Неужели нельзя было предупредить? Принесённый стаффом чай остыл, но так и остался нетронутым. Драммеру казалось, что за то время, пока он ждёт, в жидкости стаканчика развиваются и погибают целые цивилизации из микроорганизмов, а продукты их жизнедеятельности превращаются в тлен. Телефон вокалиста молчал. А потом прошёл ещё час экзекуций, поскольку пришлось исхитриться и отменить совещание, а также врать и изворачиваться перед начальством, придумывая причину отсутствия Матсумото. Ютака чувствовал, как от стыда полыхают щёки, казалось, что все кругом догадываются о его лжи, и почти возненавидел это состояние. Но Кай умел убеждать: переговоры перенесли на другой день, и драммер с облегчением вздохнул, обещая себе, что сегодня вот точно был последний раз, когда он кого-то выгораживал. В спешке покинув здание, он закурил и, выпуская дым через ноздри, снова набрал знакомый номер. Безнадёжно! Неожиданно на дисплее высветилось сообщение: «Я заболел». На последующие вопросы «Где ты?» и «Что с тобой?» ответов так и не последовало. Ютака бросил окурок и, пролистывая список контактов, решил, что настал момент принимать меры, и начал с того, чьё имя начиналось на «А». *** Хотелось исчезнуть. Ощущение периметра стен вызывало отвращение. Они чужие. Не мои. Здесь всё вызывает дискомфорт. Я лежал, внутренне распавшись на сегменты, которые уже никогда не сложатся воедино. Мозг требовал незамедлительно покинуть это место, но тело не слушалось и не желало подчиняться — внутри что-то сломалось. Винтик, маленькая гаечка, микрочип. Уже неважно. В правой части лба пульсировало, отдаваясь ноющей болью в затылке, и давило на глаз, заставляя вспомнить, что вчера я получил удар по лицу, а ещё того, кто это сделал. Превозмогая головокружение, я кое-как заставил себя подняться на ноги. Только бы ещё не прикасаться ни к чему… Антураж слишком навязчиво врезался в память, чтобы забыть о том, что когда-то я уже посещал это место. Та же самая комната. Четыре года назад я приходил сюда за Широ… ничего с тех пор не изменилось. И вот — я снова здесь. Волей случая вместо гитариста тогда пришлось вытаскивать Кэтсу, и на тот момент я не сразу врубился, что произошло между ним и Юу, но сейчас… За исключением некоторых нюансов, всё совпадало. В этом номере, выкупленном якудза, по желанию клиента фиксировалось всё: действия, секс, разговоры. Прямо за зеркалом находилась цифровая камера, и ещё одна, маленькая, была вмонтирована в стену. Не знаю, сколько я так простоял, тупо пялясь в зеркало, прежде чем схватил салфетку и надавил на стеклянную поверхность, чтобы конструкция медленно отъехала в сторону. Хотелось верить, что Рейта не воспользуется этим… Это, чёрт, уже слишком… даже для него. Но я ошибался. Камера обнаружила себя, и диска в ней не было. Другое устройство также оказалось пустым. Сузуки действительно нужны гарантии моего разрыва, чтобы в случае чего ускорить развязку, подогнав доказательства. Вдоволь наигравшись, он бросил меня одного, чтобы, разлепив утром веки, я смог ощутить не только отходняк, но и всю «прелесть» своего положения. Он слишком хорошо меня изучил, чтобы быть уверенным в том, что об инциденте никто не узнает, и подстраховался. И я действительно не стану об этом рассказывать. Что бы ни случилось, карьера важнее, и ради сцены я пожертвую всем. Люди ожидают от нас слишком многого, но никому и дела нет до того, что чувствуют другие. Прав был Тошия, говоря о том, что мы не принадлежим себе. И мотив, вот он, — лежит на поверхности: Рейта руководствовался ревностью. После нашего с ним разрыва он согревался мыслью, что я один, и так, наверное, должно было продолжаться вечно. Вряд ли его волновали последствия, но результат был просчитан верно: после того, что произошло, с Харой я расстанусь. Потому что лгать не смогу, а сказать правду язык не повернётся. Примитивный, но удивительно действенный способ возвращения в реальность. Интересно получается: вроде как жертва здесь я, но в тоже время именно я и виноват во всём, поскольку не имел права влюбляться и заводить роман. Доверие и дружба теперь — слова, значение которых безвозвратно утеряно. Но твоё имя не превращается в ничто, не становится отголоском прошлого или безликим местоимением. Твоё имя — моё безнадёжное настоящее. Что же ты наделал, Рей… Убил моё будущее, заставляя чувства задыхаться в агонии… И, несмотря на это, я снова ищу тебе оправдания. Как в тот раз… Ты ведь знал, что этим ничего не вернёшь. Тогда зачем? Сейчас понимание находится где-то за гранью моих возможностей. Тошнота вдруг сломала пополам, заставляя на коленях добираться до ванной, прижимая ладонь ко рту. Даже тогда, когда я очнулся в больнице избитым до полусмерти, во мне не было такого отчаяния. Но сейчас оно прилипло ко мне, скрутившись в тугой и жёсткий узел, который разрастался, ассимилируясь и наполняя всё внутри ужасающей пустотой, и, кажется, это чувство материализовалось в реальный и безвыходный ужас, что смотрел на меня из отражения кафеля. Здесь. Грязь. Повсюду. И даже я сам являюсь источником мерзости. Только не надо пачкать этим Хару. Пусть уж лучше я один… Хотелось кричать, но я боялся, что если начну, то уже не смогу остановиться. Если бы можно было вынуть душу, я бы сделал это. Я бы вскрыл себе вены, если б знал, что смогу таким образом очиститься и вернуть всё назад. А тело содрогалось в конвульсиях, пытаясь извергнуть из себя то, от чего невозможно избавиться. Вжимаясь лицом в белизну фаянса, я в полной мере постигал вкус предательства. Меня рвало желчью. *** — …Руки не явился на совещание, — не здороваясь, начал драммер, — сказал, что болен. Телефон не берёт. Не в курсе, в чём там дело? — Без понятия, — немного сонно ответил Аой. — И тебе доброго дня, Ютака. — Его и дома нет. Я беспокоюсь, Юу. Чёрт! Такого у нас ещё не было. — Расслабься. Ну, он же сообщил, что заболел… — Сообщил. Пять минут назад. Его прождали два часа, Юу, и за это время меня отымели по полной, а от него ни слуху ни духу… — Главное — жив. — Я не шучу! Не нравится мне всё это. Попробуй дозвониться, может, тебе ответит? А потом свяжись со мной. — А «пожалуйста» где? Но Кай уже сбросил звонок. Аой небрежно плюхнулся на скамейку, одновременно пряча лицо за волосами. Солнце настырно пробивалось через облачность и целилось гитаристу в левый глаз. Широяма зажмурился и вспомнил, что забыл очки в машине. «Да что может случиться с Таканори? Если только Акира ничего не выкинул…» Ютака имел удивительную способность заражать окружающих нервозностью. Аой судорожно прижал айфон к уху и выругался: басист оказался вне зоны доступа, а Руки всё так же не отвечал. И отчего-то беспокойство зашевелилось сильнее, неприятно кольнув под ложечкой. Широ достал из кармана зажигалку и в негодовании прожигал её взглядом, будто она была виновата в том, что тот забыл сигареты. — Дядя-а, — протянул снизу писклявый голосок, — пуфти мой сарфик. Ты на нём сидис. — Что такое? — Широяма нахмурился. Маленькая девочка в шапке с идиотскими ушами изо всех сил тянула за кусок вязаного трикотажа, пытаясь выдернуть его из-под гитариста. — Отдай ребёнку шарф, — засмеялся Дай, подходя и вручая другу горячий напиток и булочку. — Дядя просто невнимательный, не сердись на него, — сказал он, помогая девчонке разобраться с проблемой. — Ну, твой шарфик теперь на свободе. — Фпасибо, — пискнула малявка и на прощанье помахала дурацкими ушами. Вот уже второй день Дайске вытряхивал Широ из тёплой постели, заставляя идти в парк, чтобы выпить кофе на свежем воздухе. До отъезда Dir en Grey оставалось всего ничего, и Юу молча терпел и удивительным образом со всем соглашался. Расставание на месяц. Ничего, не впервые кто-то из них уезжает. Андо любил прогулки среди толпы и никогда ни от кого не прятался, в отличие от Юу, который держал дистанцию и всячески маскировался. Гастрольные поездки за границу Аой всегда воспринимал спокойно, делая вид, что ему всё равно, хотя они оба знали, что это неправда. Широ не любил его отпускать надолго. Но сейчас мысли Юу были явно не об этом. «Где носит Сузуки?» — Что нового? — вывел из размышлений бодрый голос над ухом. — Сигареты забыл, чёрт, вместе с очками, — раздосадованно выдал Аой. — Не может быть, чтобы за минуту моего отсутствия эта кроха испортила тебе жизнь, — улыбнулся Андо, указывая на ребёнка. Широяма нервно запихнул руки в карманы пальто, кутаясь плотнее, и нахмурил лоб. — Так, что я пропустил? — Дайске уселся рядом. Юу иногда поражался проницательности друга, но на этот раз вопросу не удивился: тревогу уже взболтали и заставили бурлить, поэтому прятать её бесполезно. — Звонил Кай, — Юу пытался говорить с толикой равнодушия, как дикторы телевидения озвучивают далёкие новости… — У нас немножко вокалист пропал. Версии имеются? — Тотчи? — Руки предупредил бы, ежели чего. — А причина для беспокойства есть? — Есть, — буркнул Аой, снова безрезультатно выслушивая гудок вызова, — но она вне зоны доступа, мать его! Дома расскажу. — Как помочь? — Съешь булочку, у меня аппетит пропал, — поднимаясь, произнёс Аой. — Отказ от сладкого? — Пальцы поймали краешек пальто, заставляя задержаться на месте. — Эй… — Давай вернёмся, — почти шёпотом попросил Юу. — Сладкое для меня заключается несколько в ином, и от этого я уж точно не откажусь. Помощь твоя нужна. Мне. В постели она неизмерима. Мысленно Дай сразу же послал всё к чертям, особенно в момент, когда Аой наклонился и сжал его руку, наплевав на то, что их могли узнать. — Не переживай, Руки отыщется. Поехали. *** Для Накаямы это был просто бизнес. Хоть и не вполне законный, но Кэтсу, выполняя работу, делал всё возможное, чтобы всё прошло гладко. А сдав номер своему знакомому, тем более стоило в этом убедиться. После полудня Кэт стали названивать из отеля с жалобами, что к назначенному сроку второй гость всё ещё не покинул помещение. А номер пользовался спросом и был забронирован… Сей факт вынуждал его прийти и всё проверить лично. Разумеется, в таких случаях дилер действовал по определённому сценарию: сохранялся нейтралитет вкупе с чужими тайнами, и сейчас отклоняться от наработанной схемы тоже не планировалось. Взяв с собой кое-кого из охраны, он подошёл к дверям и деликатно постучал. Не дождавшись ответа, Кэт воспользовался собственным дубликатом электронного ключа. Ситуации бывали разные, и он готов был увидеть там кого угодно, но столкнуться лицом к лицу с вокалистом the Gazette Накаяма никак не ожидал. Матсумото развернулся на звук и, не смущаясь своей наготы, смерил пришельца отрешённым взглядом. Он сидел на полу в центре комнаты, обхватив себя руками, а вокруг валялись какие-то вещи. — Руки, чёрт! — вырвалось у Кэт. Он резко захлопнул за собой дверь, кинув охране тихое, но убедительное «Свободны». — Ты в порядке? — Первым импульсом было броситься к вокалисту, но дилер даже не сдвинулся с места, вглядываясь в худую фигуру напротив. — Посмотри на меня хорошенько, Кэт, и скажи. Я в порядке? — Нет, — и коротко: — Не думаю. Только после этого Накаяма позволил себе подойти ближе. Разумеется, он был в курсе того, что Сузуки и Матсумото расстались, но у него и мыслей не возникало о подобных фантазиях Рейты на тему бывшего любовника. — Я заберу тебя отсюда, — Кэт поднял с пола разорванный блейзер, накинув его на плечи Матсумото, протянул ему джинсы, но тот никак не среагировал. Тогда Накаяма присел рядом на корточки и сказал негромко: — Така, надо одеться. Руки кивнул и, казалось, ненадолго вышел из ступора, начиная натягивать штаны прямо на голое тело. — Твой телефон, — добавил дилер, разглядывая светящийся дисплей на полу. — Кай беспокоится. Ответишь? Матсумото молчал, глядя в одну точку, затем отрицательно мотнул головой. — Я напишу, что ты заболел. Руки безучастно повёл плечами и вдруг спросил: — Ты продал Сузуки наркоту? — Да… Только я не знал… И в голову не приходило, что он… — Кэт замолчал, потому что оправдания не имели никакого смысла. Синяки и ссадины, которые он заметил на теле вокалиста, со временем заживут и исчезнут без следа, а что может стереть шрамы с его души? — Завязывай с этим бизнесом, Кэт, погубит он тебя. — Таканори… Накаяма смотрел на Руки, и в этот момент в мозгу его что-то щёлкнуло: Кэтсу увидел в Матсумото самого себя, только несколькими годами ранее. Ничего не изменилось с тех пор, но сейчас… роли поменялись. Нет описаний тому, насколько идентичность произошедшего вдруг перевернула всё внутри Кэт и, пробив защиту, за мгновение воскресила всю боль, которая, казалось бы, должна была уже исчезнуть безвозвратно. Он тряхнул головой, пытаясь отогнать это чувство, но не смог справиться: мучительное воспоминание вдруг защипало глаза. — Прости… Тёмный взгляд певца впился в него, вытаскивая истину, и Накаяма не стал закрываться, позволяя заглянуть себе в душу. Он всегда чувствовал себя должным Матсумото, а сейчас ещё и оказался виноват. — Скажи мне, Катя, — Руки говорил почти шёпотом, но Кэтсу внимал каждому слову, — каково это, ощущать подобное? — Не надо, Така. — Сейчас, Кэт, — просил Матсумото, — мне важно знать. — Невыносимо… — И ты до сих пор это чувствуешь, правда? — Не заставляй меня вспоминать... — Значит, время не лечит. — Оно учит, — выдавил Кэтсу, отворачиваясь. — Чему? — Прощать. Такое не забывается. Но можно попробовать… Сразу не выходит, но когда-нибудь… — Ты любил Юу? — Таканори назвал имя, которое заставило Кэтсу вздрогнуть. — …Всегда. — И смог простить, несмотря на то, что взамен он оставил лишь пустоту? — Матсумото порой выражался странно, но Кэт понимал. — Это не было пустотой. Понимаешь, он… плакал. Думал, я не замечу… — ответил Накаяма. — Часто люди натворят дел, а потом начинают терзаться. Широ импульсивен. Его мучила вина, но гордость не позволяла признаться в этом. Сказать мне... И я знаю, что он себя так и не простил. «Я никогда не испытывал к Сузуки ничего подобного. К нему — нет». Накаяма протянул певцу куртку и, глядя, как тот безуспешно пытается попасть в рукава, помог её надеть. — Спасибо, — произнёс тот неслышно. Сделав шаг к дверям, Руки вдруг отшатнулся, оглядываясь на Кэтсу. Матсумото могли узнать, и для него это было подобно смерти и вызывало панику, особенно сейчас, когда он так уязвим. — Мы пройдём через другой выход, — успокаивающе произнёс дилер, — не волнуйся, тебя не узнают. Держи, — Кэтсу отдал певцу собственные тёмные очки, затем порылся в ящике стола и достал оттуда набор медицинских масок. — Возьми одну. Одобрив маскировку, Накаяма подтолкнул Таканори к выходу. Но даже в салоне авто, когда они уехали уже далеко от отеля, Руки всё ещё не мог прийти в себя и напоминал клубок нервов. — Может, позвонить кому-нибудь? — Кому? — Руки подумал, что и звонить-то ему некому. Да и для чего? — Сейчас тебе не стоит оставаться одному, — прервал дилер его мысль. — У меня собака есть… Я не один. Руки, при всей своей закрытости, позволил увидеть себя в момент слабости, принял чужую помощь, и Накаяма понимал, что тот больше никогда не подпустит его ближе. Поэтому Кэтсу предлагать своё общество не стал, очень надеясь на то, что Матсумото справится сам. — Береги себя, — попрощался он. *** В темноте кухни одиноко тлел рыжий огонёк: Хара курил нечасто, а так, время от времени баловался, и выпивал, когда нужда была. И сейчас желание залиться чем-нибудь покрепче манило его шероховатым боком матированного стекла, что смотрел на него из глубин холодильника. Басист несколько минут хмурился, глядя на бутылку, затем потянулся и достал её бережно, нежно обхватывая горлышко, и, открутив крышечку, почти любовно поднёс ко рту. Но всё же в последний момент передумал: как-то не очень хорошо пить из горла, а потому нашёл стакан и заполнил на треть. Взяв аккуратно бокал в правую руку, Тошия медленно выдохнул и проглотил содержимое одним махом, не поморщившись и не закусывая. Алкоголь обжигал глотку, перехватывая дыхание, но Хара, не раздумывая, повторил, плеснув себе ещё. Повод возник неожиданно. Басист нашёл пакет, разбирая почту; конверт без обратного адреса, и примечательного на нём было лишь одно слово: «Наслаждайся». И Тошимаса насладился… Разглядывая снимки довольно пикантного свойства, басист определил, что сделаны они совсем недавно, день или два назад, и узнал на них творение рук своих: побледневшие царапины, синяки, следы от стека… Даже особо не вглядываясь в детали, там по лицу вокалиста было заметно, что тот чем-то напичкан: слишком отрешённое выражение, уголок рта будто стянут вниз, полуопущенные веки… Да вряд ли вообще Руки бы позволил кому-то фотографировать себя в таком виде, пусть даже ради собственной частной коллекции. Слишком уж мнительный и осторожный для этого. Хотя, если вспомнить обстоятельства, при которых случилось их знакомство… Мнительный — да, осторожный — да ни хрена! И вот он — всплеск ярости. У Матсумото, мать вашу, что, манера общения такая? Шлюховатый вокалист снова куда-то влип, накачался под завязку, оказавшись под кем-то, кто не преминул «порадовать» этим фактом Хару. Под кем-то, кто был в курсе их отношений. Вопрос: под кем и чего хочет этот некто? Облить грязью Руки, спровоцировать разрыв или, может быть, денег? Тошия за свою жизнь сталкивался со многими вещами. В схожих обстоятельствах его всегда отличали завидная выдержка и железное терпение, но сейчас эмоции разбушевались, словно торнадо в Лас-Вегасе. В его голове бесчисленным количеством раз и с разными интонациями повторялись два слова: «блять» и «пиздец», а в довесок пришло невыносимое желание свернуть кому-нибудь шею. Это ж надо было Матсумото так облажаться! Взгромоздив бутылку на стол, басист снова схватил фотографии, и его взгляд зацепился за одну, где наиболее чётко просматривалось лицо певца. Тотчи и сам пока не мог определить, что пытается разглядеть, но ответ нашёлся сам собой. Правая часть лица Руки выглядела немного асимметричной, опухшей, — там, на скуле, грубо и бескомпромиссно распускалось тёмное пятно гематомы. Чужая работа — не его. А значит, Така не очень-то и хотел — сопротивлялся. Отлегло буквально на пять секунд; от нового приступа бешенства у Тошии прямо руки зачесались от жажды убивать. Какой-то хрен посягнул на его… собственность, ударил Гаечку в лицо, а теперь вздумал шантажировать, сукин сын? А Руки, интересно, вообще в курсе? «Вас снимает скрытая камера. Улыбайтесь!» Они должны были встретиться, но Тотчи понял, что Руки не приедет: спрячется и станет всё переваривать, надумывать, и в конце концов накрутит себя ещё больше. Обсуждать данную тему вокалист не захочет, да и солгать Тотчи у него не получится — фингал светит слишком ярко. И с этим своим «не вмешивайся» он, разумеется, попытается решить всё сам, не втягивая Хару, вот только Тошия уже втянут и «наслаждается». Схватив алкоголь, басист снова наполнил стакан, от злости расплескав содержимое, и врубил музыку — ночь обещала быть долгой и малоинтересной. Единственное, чего можно ожидать сейчас от Руки — того, что тот позвонит, и Хара ждал этого звонка, словно волшебную фею на Рождество. Все дальнейшие события теперь напрямую зависели от того, что скажет ему Таканори. И где-то в глубине души басист уже знал все эти слова, и они его бесили.