Out of you

— Will you still love me when I’m no longer young and beautiful? — неожиданно запел Аой. Таканори невольно подметил, что песня Ланы Дель Рей в исполнении гитариста звучала, пожалуй, даже приятнее, чем оригинал. Но вряд ли Широ мог оценить подобный комплимент: человек еле на ногах держался. Однозначно, надо накидаться под завязку, дабы притащиться к Матсумото посреди ночи. — Четыре утра, Аой! — сердито выдал Руки с порога. — Нормальные люди спят, а не распевают серенады под дверью согруппника! — Но на гитариста, казалось, никакие слова не действовали. Широяма, с выражением мечтательной скорби на лице подпирал стену, и, закрыв глаза, исступлённо выражал чувства на вполне внятном английском: — Will you still love me… — Да мы все будем тебя любить, только заткнись! — Оу, — протянул Юу. В подобной стадии опьянения, как правило, его поведение выливалось в две крайности: либо во вселенскую любовь ко всему человечеству, либо в неудовлетворение устройством мироздания. Руки нехило напрягся. — Четыре, блять, утра. — Та-а-ка, — покачнувшись, гитарист слегка пихнул Руки в плечо. Затем, вдруг тихонько погладил его руку. — Я хотел узнать, почему… — он долго тянул «а» и «у», — с некоторых пор ты меня игноришь… — И поэтому ты ввалился ко мне среди ночи, — пробормотал вокалист. — Не совсем, но близко… — Пьяный Широ всегда располагал к душеспасительным беседам. Но самое интересное заключалось в том, что потом Аой никогда не вспоминал о темах разговора. — Я тебя не игнорю… — Если вдруг это из-за работы, — продолжал Широяма, — или ещё чего… ты лучше скажи, а то я… — Взгляд Аоя наполнился горестью, и вокалист почувствовал неумолимое приближение тлена. — Нет, ну, я всё понял. Тебе плевать! Вам всем на меня наплевать. — Ох, прекрати! — Ладно, забей. Пойду я. Вот так всегда. Нажрётся, вынесет мозг и отправится восвояси. Хотя, Юу редко заходил без причины. — И далеко собрался? — Пока не решил, — задумался гитарист. — Только не думай, что я сейчас навязываюсь. Типа поздно, и всё такое. — Именно поздно, и всё такое, — повторили за ним. — Зайдёшь, может? — Ни за что! Не хочу тебя стеснять… Вдруг ты не один! — Один. — Правда? — Аой изобразил на лице неподдельное удивление. Матсумото всегда выводили из себя подобные кривляния: пришёл, так чего ломаться?  — Тебе проспаться надо, — Руки порывисто схватил Юу за рукав, затаскивая в квартиру, и Аой, столкнувшись с ним, нечаянно выронил айфон. — Сколько страсти! — весело шепнул гитарист. — Я буду послушным, дорогуша, только будь понежнее. — Да пошёл ты! — Телефон ударился об пол, но судя по звуку громкой мелодии, полившейся из динамика, не пострадал. Така замер, продолжая прижиматься к Юу: дверной проём оказался несколько тесноват для двоих. — Ответишь на звонок? — Не-а, — подняв устройство, Широяма демонстративно отклонил вызов. — Значит, вы с Харой расстались? — как ни в чём ни бывало, выдал он, и, покачнувшись, всем весом повалился на Таканори. — Чёрт! У меня на тебя сегодня работает сила притяжения, как ни крути. — Пить меньше надо! Тряхнув волосами, Аой ухватился за стену, вовсе не считая своё падение помехой разговору: — А чего разбежались? Поспособствовал кто, или решение было обоюдным? — Так вышло, — выдохнул Руки, с сопением выбираясь из-под ритмиста. Прямолинейность последнего просто зашкаливала. — Шевели ногами, ты тяжёлый! А с тобой-то что? — Ничего, — раздумывал Аой. Он неожиданно осознал, что лежит на гостевом диване, а Матсумото стягивает с него ботинки. — Я не дам тебе аспирин, пока не скажешь, — язвительно произнёс Руки. — А воды? — Широяма беспомощно взирал снизу, трогательно поджимая губы. — Воды тоже не дашь? — Вот, эти вот, ужимочки свои на поклонницах практикуй, понял? — У тебя снова недотрах, поэтому ты злишься. А мои ужимочки всегда работают. — Слушай, не наглей, а?! — Ладно, — Юу тяжело вздохнул, потирая воспалённые веки. — Я не могу пойти домой, потому что… Дай забрал ключи, а мне сейчас не особо хочется видеть его рожу, — гитарист уже не скрывал своей досады на Андо. — Воды-ы, — жалобно потребовал Аой. — Не стони. — В заднем кармане джинсов… короче, возьми, — Широяма почувствовал, как Руки, не дожидаясь окончания фразы, развернул его спиной, и, хлопнув по заду, начал шарить по карманам. — Эй! Хорош меня лапать. — У меня же недотрах! Стало быть, любая жопа в радость, — злорадствовал Матсумото, выуживая из чужого кармана кусочек теснённого картона. На визитке красовалась надпись «DIRT 100% Natural dirty», а рядом кто-то приписал от руки адрес. — Что это? — Кое-кто, чьего имени мы называть не будем, пробудет в Осаке до конца недели. — А ну-ка объясни! И не засыпай, слышишь? — Таканори нервно уцепился за чужой ремень, начиная дёргать гитариста обратно, лицом к себе. — Какого хрена происходит? — Это ты мне скажи! — Аой подскочил на кровати, резко поворачиваясь к собеседнику: — В баре драммер Диров суёт мне визитку со словами, де, Руки сам разберётся, что с этим делать, а Дай рядом тактично делает вид, что ничего не знает. Конь педальный! Разумеется, знает! А я тебя, заметь, ни о чём не спрашиваю… Просто почтовый голубь, блять! — Упитый и убитый, я бы сказал. — Голубь, сука! И не ржи надо мной. — Мне жаль, что ты из-за этого поругался с Даем, только я ни хрена не понимаю. Осака, — процитировал Таканори, разглядывая кандзи. — Но… зачем? — Если уж ты не знаешь, то мне откуда? — простонал Широяма. — Така-а, — умирающим голосом выдавил он, — спаси-и. — Не дохни. — Через минуту Руки вернулся с минералкой и средством от похмелья. И вдруг замялся, передавая стакан. Он собирался с мыслями, чтобы спросить о том, о чём долго не решался. Широ был человеком настроения, и хотя, сейчас его тянуло на сантименты, он вполне мог и отказаться что-либо обсуждать. — Я спросить хотел. О личном… можно? — Ну-у, — протянул гитарист, — только адрес интимного парикмахера не проси. Не получишь! — Чё? — Шутка. Хотя, не... всё равно не дам. — Придурок! Широяма, приоткрыв один глаз, хлопнул рукой по кровати, приглашая приятеля разместиться рядом. — Скажи… как тебе… как у вас получается с Даем? Это ведь… Аой внимательно посмотрел на Таку, стараясь понять причину такой заинтересованности. — Ты из-за Хары спросил? Руки молча кивнул. — Надеюсь, он не сделал ничего, что… — Он бы никогда! Понимаешь, Хара... он... — Таканори вдруг отвёл взгляд, мрачнея, затем, встрепенувшись, продолжил: — Ну, ты так мне и не ответил. — Только о чувствах не спрашивай. Хорошо, если есть смелость говорить о них, а я не такой, Ру. Поэтому ни хрена не получается! Матсумото тихо рассмеялся. — Слушай, но… не видеть друг друга месяцами, встречаться раз в неделю или ещё того реже. И… разве вам обоим не хочется большего? И Аой заговорил серьёзно. — Срываемся, бывает, оба. Жёстко. По сути, надо ценить то, что имеешь, но не всегда получается. — Руки внимательно слушал, невольно представляя себя на месте Юу. — Если б один из нас в своё время не решился сделать первый шаг, то я, наверное, до сих пор был бы один. — Широяма снова взглянул на друга. — Знаешь, я ни разу об этом не пожалел. Но это между нами… — А я, кажется, намеренно лишаю себя личной жизни, — задумчиво произнёс Матсумото. Широяма усмехнулся, укладывая руки под голову. — Звучит не очень, — сказал он, — но я тебя понял. Вряд ли что-то решится, если ничего не делать. Ты поедешь? — уже сонно пробормотал Широяма. Руки не ответил. Он считал, что вмешиваться в жизнь другого человека крайне невежливо, тем более, что Хара, находясь в Японии, сам не предпринимает никаких попыток встретиться. А может, Тотчи и рад был бы проявить инициативу, только… Матсумото внезапно осенило, что этим своим «не вмешивайся» он загнал в ловушку и себя и его. А вдруг всё ошибка? Тупые заблуждения и дурацкие мечты! Ужасно не хотелось разочаровываться, но певец, открыв Macbook, уже набирал в поиске расписание поездов. В конце концов, он ничего не теряет, сделав этот первый шаг. …Широяма спал без задних ног, раскинувшись на весь диван, как морская звезда. Подушки вместе с пледом валялись на полу. Таканори поднял одеяло и заботливо накрыл им друга, оставив подушки лежать, как были. Пронзительная трель айфона вновь нарушила тишину, и Така, зажав рукой динамик, потихоньку вышел с ним из комнаты. — Господи, Юу, где тебя носит?! — раздался в трубке взволнованный голос. — Я уже больницы собрался обзванивать… — Привет, Дай. Это Руки, — ответил Матсумото. — Аой у меня. — Э… Привет. А что он… — Спит… Пьяный. — Оу… тогда, наверное… Короче, я это… Он что-нибудь говорил? Его надо забрать? — Думаю, сейчас ему, кроме как поспать, ничего не нужно, — сказал Матсумото. — Поговорите потом. — Прости, что беспокою в такое время… просто… Чёрт! — Не волнуйся, он в порядке. — Можешь ему передать, что я… сожалею? — на другом конце возникла неловкая пауза. — Короче, я… дебил. Он поймёт. — С радостью! Ой… Прости, я не это имел в виду.  — Ага! — Трубка весело заржала. — Спокойной ночи, Руки-сан. Короткий сон на три-четыре часа вроде бы уже стал привычным, но хронический недосып забирал много сил. Усталость не отпускала, навалившись тяжёлой пеленой, и у Руки появилось чувство, что его подняли с кровати, но, увы, забыли разбудить. Его посетила мысль, что для начала неплохо было бы принять душ, но отчего-то ноги принесли певца на кухню, и Така застыл возле кофеварочной машины. Ощущая себя полностью разбитым, он, зевая, нажал на кнопку и сел рядом досыпать, опустив голову на руки. Запах кофе, определённо, обладал магией воскрешения: Аой неслышно возник из ниоткуда, усаживаясь на свободный стул. Глядя на спящего приятеля, он ощутил себя виноватым. Но с другой стороны, свою миссию Широяма выполнил — визитка была доставлена адресату. — Утро доброе, нэ? — негромко позвал Юу, потрепав Матсумото по волосам. — Я думал, ты спишь. — Так и было. — Дайске волнуется. Позвони ему, — пробурчал Матсумото, не поднимая головы. — Не в его стиле, Така, — Широ поёжился, хлопая себя по карманам. — Слышь, налей уже кофе, не сиди как сомнамбула. — Он дебил. — Я в курсе. — Да нет, — певец, наконец-то, соизволил поднять на Аоя заспанное лицо. — Он просил тебе это передать. После этих слов Широ заметно оживился. — Оя! Неужели так и сказал? Где телефон? Така ткнул пальцем в сторону спальни. Ритмист отсутствовал минут десять, а когда вернулся, то уже пребывал в приподнятом настроении. — Всё нормально? — Ничего не узнаешь. Много ли ты мне сказал? — Юу… дай мне время, не сейчас. Если Така не хочет говорить, значит, есть причина. Поэтому тема сменилась сама собой. — Слушай, а пожрать у тебя хотя бы есть? Таканори указал на холодильник: — Открой его. *** Басист с радостью свалил из Токио. Да и дорога не отнимала много времени: три часа на шинкансене, или час перелёта — и, здравствуй, Осака. Он был счастлив хоть ненадолго забыть о делах группы, а вместе с ними и моралиста Ниикуру, который уже просто достал, натянув на себя личину праведного пастора. Вообще, иногда полезно сменить вид деятельности, занимаясь чем-то другим: налаживать связи, разрабатывать бренд, открывать новые горизонты... В Осаке ему арендовали небольшие апартаменты в европейском стиле, с видом на парк. Из панорамного окна открывался живописный пейзаж, где просматривалась башня Цутэнкаку. Сверху всё выглядело мелким и незначительным, будто копия другого, игрушечного мира. Только поиграть в этот микромир было нельзя — лишь разглядывать детали, открывающиеся с высоты птичьего полёта. Огромная ванна овальной формы располагалась по центру душевой, прямо напротив окна. Пафосно и пошло. Ты можешь лежать, погрузившись в горячую воду, и заглядывать в окна высотки напротив. Если не знать, что снаружи стёкла зеркальные, можно считать самого себя подарком для вуайеристов, но с другой стороны, даже зная об этом, хотелось дерзнуть. И Хара дерзнул: раздевшись, лёг в ванну, и ощущения были необычными. Панорама невольно возбуждала, подбрасывая пищу воображению. Таканори бы понравился такой антураж, и Тотчи, активно помогая себе рукой, начал фантазировать на эту тему. Стоило, наверное, выбрать квартиру попроще, дабы не отвлекаться на ненужное… Но этого «ненужного» Харе ужасно не доставало! После сессии с Терачи в голове прояснилось, сокращая желание ходить «налево». Но предпринимать что-либо в отношении Руки Хара считал бессмысленным. Он был уверен, что безвозвратно упустил то время, когда можно было хоть что-то изменить и сожалел о своей нерешительности. *** Модные веяния привлекали, открывая дополнительный путь к самореализации. Тошии нравился декаданс. Узкие брюки, приглушённые тона, ботинки с закруглённым или острым носом, замша, жилеты и шарфы. На сцене, бывало, он рвал на себе одежду, демонстрируя брутальность образа, но в жизни Хара предпочитал сдержанность стиля, иногда свободную от рок-атрибутики. Вот как сейчас, например. Фотограф предложил подчеркнуть классический лоск контрастом фона полуподвальных коммуникаций, и басист не стал с этим спорить: тема была близка, а позировать Тошия умел. ...Оставалось интервью. Для удобства, они договорились с рестораном, расположенным на одном из этажей высотки, где он остановился. Сотрудница, которую к нему приставили, вдруг спросила, доволен ли он своей внешностью. Вне темы и прямо в лоб. Расторопная девушка. Как и другие представители этой профессии за словом она в карман не лезла. Мидзука, кажется. Фамилию её Хара, увы, не запомнил. — А вы? — Скорее, в силу привычки он сейчас закидывал удочку, но девушка сделала вид, что ей это неинтересно и не удостоила его ответом. Он не считал себя красивым. Начало музыкальной деятельности ознаменовалось для Хары эрой борьбы с комплексами. Когда-то, выходя на сцену, басист просто скрывался за гитарой, представляя себя кем-то другим. В то время Тотчи был длинным и тощим, словно жердь, с неровными зубами, и казался нескладным до жути. Вспоминая об этом, мужчина усмехнулся: бесконечная работа над собой плюс помощь стилистов воистину творили чудеса. — В жизни ваш образ отличается от того, который мы видим на сцене. Вы выглядите опечаленным. Что вас тревожит? Личные вопросы Хару напрягали, и он взглянул на девицу более внимательно. Она носила узкую юбку-карандаш и классические туфли, вот только каблук у них оказался слишком высоким. Такие шпильки обычно не надевают на официальное интервью. Тёмные волосы были собраны в хвост и гладко зачёсаны. Офисную безупречность нарушала единственная деталь: расстёгнутая пуговица в зоне декольте. — Выключите диктофон. — Что-то не так? — Цепкий взгляд мгновенно ухватывает чужое раздражение, и тонкий пальчик жмёт на «off». Она смотрит с удивлением, поправляя изящные, и явно недешёвые очки.  — Могу я посмотреть на список вопросов? Мидзука молча передала ему планшет. Хара иронично сощурился. — Ваша цель интервью или желание соблазнить клиента?   — Вы… вы неправильно всё поняли. — Серьёзно? — спросил Тошия. — «Тогда зачем ты села так, чтобы я видел твою грудь? Эксклюзива не будет, а вот трахнуть тебя я бы мог. Но не стану». Она проследила за его взглядом, и, потупившись, тут же застегнула пуговицу. — Простите… просто я… полагала, что так вы расскажете мне больше, чем другим. — Вы считаете, что расстёгнутая блузка и высокий каблук развяжут мне язык? — спокойно произнёс он. — За кого вы меня принимаете? — Вы правы. Ужасно глупо… В оправдание могу сказать, что… что мужчины меня волнуют лишь в качестве респондентов. — Нелепое оправдание, — усмехнулся басист. Сейчас ему и правда, было всё равно. — Умоляю, простите мою бестактность, — она склонила голову в низком поклоне. — Мне нужна эта работа. — Я вовсе не злодей. Мы можем продолжить, если вы прекратите импровизировать, — равнодушно изрёк мужчина. Проникнувшись отсутствием соблазнов, Хара подозвал официанта и заказал себе кофе. Интервью закончилось, и барышня заспешила дальше. Уходя, она банально забыла чёртов планшет, и Хара, ругнувшись, поторопился догнать незадачливую журналистку. Он спустился на лифте, и оглядевшись по сторонам, выхватил взглядом тонкий силуэт у дверей. В холле находились ещё несколько человек, но Тотчи не обратил на них внимания, лишь случайно столкнулся с одним из них. — Мидзука-сан! — негромко окликнул Тошимаса, ухватив её за локоть. Со стороны это выглядело как трогательное прощание. Они стояли слишком близко друг к другу, и его рука сжимала её предплечье... — Вы забыли, — Хара протянул ей гаджет. — Боюсь, что с вашей рассеянностью вы точно лишитесь работы. — О боже! Я такая растяпа! Причинила столько беспокойства. — Будьте внимательны, — проговорил Тошия, собираясь уйти. Хара узнал его сразу. Свой осакский адрес Тотчи оставил только Шинье, а поэтому сам собой назрел вопрос о совпадениях. Что здесь делает Руки? Но сейчас необходимо было вернуть чёртов планшет, не привлекая чужого внимания к Матсумото, а потом уже думать об остальном. ...Таканори не находил слов, чтобы оправдать то, что увидел. Хара завёл себе бабу! Певец проклинал тот момент, когда окрылённый светлыми ожиданиями, сел в поезд. Опять всё вышло абсолютно по-дебильному, и сейчас он мечтал провалиться сквозь землю. Мгновением ранее Тотчи чуть не сбил его с ног, смерив взглядом, от которого захотелось сдохнуть. Зачем он вообще приехал? Чтобы лицезреть эту умилительную картину? Дурак! Каким местом он вообще думал? Хара адекватный мужик, и желания у него тоже вполне себе... Логично предположить, что, может быть, рано или поздно он захотел бы жениться, и отнюдь, не на мужике! Самым огромным желанием Руки было немедленно убраться отсюда, но прямо сейчас он не мог этого сделать, поскольку пришлось бы нос к носу столкнуться с Харой на выходе, а вокалист даже не представлял, как в таких случаях у людей принято реагировать: промолчать, поздороваться или послать; в общем, бежать оказалось некуда. Конечно, из-за мнительности Матсумото напридумывал себе невесть чего, но в отличие от Руки, рассудок Хары оставался холодным. Отвернувшись от журналистки, басист уставился на Таку, как голодный удав на кролика, наблюдая целую гамму эмоций, отразившихся на лице вокалиста. Матсумото выглядел таким потерянным, что Тотчи был готов сию же минуту продемонстрировать певцу все возможные ориентиры. — Стой на месте, — одними губами произнес басист. — Тошия-сан? — неожиданно за спиной прозвучал голос журналистки. «Чёрт! Когда же ты свалишь, наконец?» — выругался про себя басист, нахмурившись, и повернулся к девушке. — Да? — Спасибо вам. — Удачи! — коротко ответил мужчина, махнув рукой. Хара отвлёкся всего на мгновение, но этих секунд хватило для того, чтобы Така исчез. Выплёвывая проклятия, Хара вновь окинул взглядом холл. Матсумото точно не выходил через дверь, значит, оставался лишь коридор, где находились лифты. ...Руки даже не обернулся. Стоял, чуть ли не уткнувшись носом в угол, а спина была такая напряжённая, что, казалось, дотронешься, — и взорвётся. Хотелось обнять его и закрыть собой от всего враждебного мира. Но Тошия лишь тихо позвал: — Руки-кун? Взрыва не последовало, но певец дёрнулся, как от удара. — Не надо, Тошимаса. — Така, что произошло? Хара произнёс его имя с такой теплотой, что Матсумото стало совсем нехорошо. Он не решался заглянуть басисту в лицо, потому что боялся: ещё один дистанцирующий взгляд этого человека просто убьёт его. Голос вокалиста был бесконечно уставшим. Руки так и продолжал стоять к Тотчи спиной. — Кажется, мой поезд давно ушёл. Сам знаешь, такое бывает. А ещё я ошибся адресом, и увидел то, чего не должен был... Поэтому я... уже не понимаю, что здесь делаю. Из прибывшего лифта степенно выгружалась делегация из трёх мужчин и одной сердитой женщины, одетых в строгие деловые костюмы. — Господи, ты такой фантазёр! — выдохнул Хара с облегчением. Воспользовавшись моментом, Руки вклинился между людьми и рванул к выходу. Только вот убежать не получилось: Хара оказался быстрее, и схватив певца за руку, резко притянул к себе. Протащив его, таким образом, через весь холл, Тошимаса втолкнул парня в открытые двери лифта. — Посмотри на меня, Гаечка. Разумеется, Руки не мог ослушаться, и глядя в тёмные глаза Хары, решительно закрывшего ему все пути к отступлению, он неожиданно осознал, что будет жить.