Out of you

«Посмотри на меня, Гаечка». Отросшие блестящие волосы, расправленные плечи. Расстёгнутый жакет из рыже-коричневой замши, пятнистый шарф, небрежно повязанный на шее, и всё тот же внимательный взгляд из-под густых ресниц. Глядя, как за спиной Хары медленно закрываются двери лифта, певец по инерции отступил назад. В полумраке кабины, казалось, что эта маска невозмутимости, присущая выражению лица Тотчи, сейчас дала трещину. Перемены. Ощущение того, что за это время всё могло измениться, терзало Матсумото. Басист стоял, опустив руки, и его взгляд настойчиво требовал остаться, разбивая в прах решение вокалиста о немедленном возвращении в Токио. Этот взгляд, властный, пронзительный и откровенный, окутывал аурой защищенности, и у певца появилось чувство, что куда бы он ни поехал, жажда возвращаться к этому мужчине не оставит его. Перед ним был какой-то новый Хара, и даже это глупое «Гаечка», произнесённое совсем с другой интонацией, не раздражало. Матсумото шагнул навстречу, хватая Тотчи за рукав: ему жизненно необходимо было сейчас понять, что изменилось. Стало вдруг всё равно, есть ли у Хары что-то с той девушкой, и поступает ли сам певец неправильно, позволяя эмоциям выйти из-под контроля. Значение для Руки сейчас имел только Тошия. — Я… Слушай, я… — Така осёкся на полуслове с открытым ртом. Чужие пальцы мягко перехватили его запястья. — Ш-ш-ш, — Хара поднял лицо, указывая глазами на камеру, вмонтированную в угол потолка кабины, и Матсумото кивнул. — Ты устал? Голодный? Если хочешь… можно сходить куда-нибудь… — Нет, не надо. — В горле жутко пересохло от невыносимости момента. То, что Руки к нему всё ещё не остыл, басист понял сразу. Но приезд Матсумото вполне мог быть обусловлен и обстоятельствами, не располагающими к воссоединению. В любом случае, какой бы ни оказалась причина появления певца, Тотчи хотелось хотя бы несколько часов, здесь и сейчас провести вместе с ним, а дальше… наверное, придётся отпустить снова. Он смотрел на Таку, всё ещё сжимая тонкую кисть, неосознанно поглаживал её пальцами. Ладонь, сначала напряженная, вдруг расслабилась, становясь покорной и мягкой. Тошия неожиданно осознал, что чувствовать Таканори можно даже так — просто дотрагиваясь до его кожи. И весь вулкан чувств, бушующий внутри и не дающий телу покоя, вдруг переместился с низа живота на кончики пальцев. …Развернуть бы его, вжимая в стену, провести пальцами по губам, почувствовать их мягкую податливость. Просто обнять. Почему же нельзя? Матсумото дёрнулся, судорожно втягивая воздух: — Хара, слишком сильно… Мужчина тут же выпустил чужую руку, приходя в себя. — Извини. Они оба жаждали единения, но разум проводил границу, не позволяя спешить. *** Матсумото восхищенно ахнул, разглядывая крошечный мир, открывшийся с высоты. Игрушечные машинки, деревья, зеркальный отблеск окон высотки напротив, все это казалось искусными декорациями из сказки, но голос Хары возвратил его в реальность. — Нравится? — Как будто мы и не в Японии вовсе… — начал Руки, оглядывая комнату, меблированную в духе европейских стандартов. Певец в нерешительности остановился напротив кресла, которое казалось огромным, но садиться в него передумал, глядя, как Тотчи медленно стягивает шарф.  — Снимай пальто, пойдём. Ты ещё ванную не видел, — пересекая гостиную, Хара свернул направо, увлекая за собой певца. Ему хотелось накинуться на Таку прямо с порога, у дверей, нарушая правила и отключив тормоза, но он упрямо сопротивлялся инстинктам, которые помимо его желания рвались на первый план. Тотчи ведь не зверь какой-то, но… когда ещё у него настолько сносило крышу? «Такое вообще лечится?» …Ванна могла впечатлить кого угодно! Расположением. Габаритами. Формой. Воображение красочно изобразило певцу картину разврата, подробно вырисовывая подробности чужого секса. У Тошии с той женщиной, например. А что? В верности Хара ему не клялся, предоставив свободу выбора, поэтому басист был волен заниматься здесь всем, чем только пожелает. Казалось бы, разумные люди, но певец заревновал, начиная от злости дёргать рукава свитера. — О чём ты подумал, Руки-кун? — Ни о чём, — произнёс певец как можно равнодушнее. Можно было не спрашивать: Тошия и так догадался — мимика у Матсумото слишком выразительная. — Та женщина — журналистка. Я не спал с ней. — Не нужно ничего объяснять. — Взгляд с недоверием исподлобья, и нервное движение языка по влажным губам. Хара повёлся как мальчишка, у которого бушуют гормоны. Этот рот всегда волновал его. Держать дистанцию становилось невыносимо: к Матсумото хотелось прикасаться, и это желание возросло настолько, что у Тотчи задрожали руки; мужчина застыл на месте, подальше от греха пряча их в карманы. — Хара? Ты что, нервничаешь? Молчание. Чуть резковатое движение плечом, и пальцы басиста поправили длинную чёлку. Отвернувшись, чтобы Така не видел его лица, он долго снимал жакет. Плавный поворот торса, небрежный жест — и вещь аккуратно повисла на крючке для полотенец. Вокалист недоуменно наблюдал за этими манипуляциями, а Тошия подворачивал левый рукав брендовой сорочки, будто нарочно переключая внимание певца на свои руки. — Ты всегда снимаешь верхнюю одежду в ванной? — По обстоятельствам, — буркнул гитарист, проделывая то же самое с правым рукавом. От мужчины не ускользнуло, с каким напряжением Матсумото следит за его действиями. — Ладно, признаюсь, я нервничаю: ты приехал неожиданно… — Не вовремя? Я мешаю? Всё-таки Таканори мнительный до ужаса! — С чего ты взял? — Красивый ты. Слишком… — Певец отвернулся, делая вид, что заинтересован стыками кафельных плит; он упорно исследовал один из них пальцем, проверяя степень шероховатости. — Похож на принца из корейской дорамы, — сердито выдал Таканори. — Не жалуешь корейцев? — хохотнул Хара. — Я не знал. — Ты вообще многого обо мне не знаешь. Басист хмыкнул, иронично приподняв бровь. Он повернулся, внимательно глядя на бывшего любовника. Ревнует, что ли? Матсумото комплексовал. Он отдавал предпочтение длинным кофтам и толстовкам, закрывающим бёдра, но сегодня отчего-то изменил правилу, надев короткий свитер. Хара пытался по-честному не пялиться, но его взгляд упорно не отпускал чужие ляжки, обтянутые джинсами. «Неужели это всё для меня, скромный мой?» — пронеслась в голове нелепая мысль. Округлые линии бёдер нравились Тотчи ужасно, и если бы Руки знал это, то не думал бы сейчас о том, что с аутфитом облажался. — Очень интересно, продолжай! — произнёс Хара сквозь зубы. Деним всё-таки слишком плотно облегал ноги певца. Соблазн подержать Таку за колено, торчащее из прорези штанов, был очень велик. А ещё хотелось протолкнуть туда всю ладонь целиком и рвануть движением вверх до самого бедра. — Слушай, мы можем разговаривать не здесь? Это место… — Руки не успел договорить, потому что его перебили. — Смущает тебя? — голос Тотчи вдруг понизился почти на треть октавы. — Чем? Матсумото сделал вид, что ничего не слышал. — Так можем или нет?  — Как пожелаешь, — мужчина указал на дверь, и, забрав жакет, пропустил Таку впереди себя. Возвращаясь через коридор в гостиную, певец физически ощутил как цепкий взгляд царапает ему спину. Руки еле удержался от того, чтобы резко не остановиться, спровоцировав неожиданное столкновение. Интересно, как бы среагировал на это Хара? Желание неожиданно сильно ударило по телу, но Таканори лишь ускорил шаг. Панорама, гигантская мебель, и поведение басиста, сбивающее с толку. Даже вернувшись в комнату, певец не чувствовал спокойствия. Хотелось трахаться, а не разговаривать. Следуя правилу, Руки не смел проявлять инициативу, если не будет позволено. Но ведь… это безумие какое-то! Он молчал, а Тошимаса, как ни в чём не бывало, вновь занялся жакетом, водружая его на плечики во встроенный шкаф. — Так… на чём мы остановились? «На мыслях о сексе» — подумал Матсумото, но вслух спросил: — Почему ты не подошёл в Галерее? — Выполнял уговор и не вмешивался. — Как-то избирательно ты выполняешь мои просьбы, — Руки вообще не собирался поднимать эту тему, надеясь, что Тотчи сам расскажет, но как-то вырвалось, и Хара мгновенно насторожился. — Этот твой… Рейта… он хорошо себя ведёт? — вкрадчиво спросил гитарист, но независимо от ответа ему уже захотелось свернуть Сузуки шею, да и вообще, как выяснилось, любому, кто доставит Матсумото неприятности. — У тебя из-за него снова проблемы?  — Нет, что ты? После того, как… в общем… ну… его будто подменили, — Руки хмыкнул, шмыгнув носом. — Я надеялся, что мы… сможем… Да, это вам не интервью, где спектр «почему» оговаривается заранее, но ведь и задавал вопросы Тошии сейчас не абы кто. В любом случае, оправдываться Хара не собирался. Внешне мужчина выглядел абсолютно спокойным, но когда вспомнили о Сузуки, контролировать себя стало сложно. Его имя Тотчи на дух не переносил, а вспоминать о драке, уж тем более не горел желанием. — Не сможем. Смени тему. — Как всегда. — Надежда на разговор по душам была убита, вызывая очередное разочарование. Бывает, что боязнь сделать что-то неправильно так же сильна, как и страх быть отвергнутым… В жизни очень часто случается, что испытывая взаимные симпатии, и ощущая влечение друг к другу, люди делают вид, что ничего не происходит. Они предпочитают скрывать чувства за недосказанностью, но, тем не менее, каждый всё равно ждёт от партнёра поступков, признаний… и правды. — Если я отвечу, тебе станет легче? — Ты злишься, — виновато улыбнулся вокалист. В воздухе повисла напряжённая тишина. Руки прислонился к стене, одёргивая ассиметричный подол свитера. Его внутреннее смятение притягивало Хару, заставляя басиста подойти почти вплотную, и сердце в груди забилось как бешеное. — Он был твоим парнем. И ты ничего об этом не сказал. — Какой смысл, если между нами не намечалось ничего серьёзного? — Я так не думаю. — Прости, что? Ты не мог бы повторить? — У тебя сейчас есть кто-нибудь? — Тошимаса не помнил, чтобы когда-либо спрашивал об этом хоть одного из бывших. Его бесила неопределенность, а Матсумото так и не сказал главного. — Чёрт, да сядь ты уже! Так и будем всё, стоя? — Да хоть лёжа! — вдруг выдал Руки, теряя терпение. — Пришёл бы я к тебе, будь у меня кто-то?! — Зачем ты приехал? — произнёс Тошия хрипло. Близость Матсумото лишала его самообладания, а чувствовать себя беспомощным было неприятно. Шумно выдыхая, он отвернулся, скрывая лицо за волосами, но Таканори схватил его за плечо, заставляя смотреть на себя. Несмело дотронулся до щеки, отодвигая мешавшие пряди. Он так истосковался по этому человеку, что снова нарушал запрет, прикасаясь к басисту без разрешения. Хара мгновенно перехватил его кисть, пресекая все попытки контакта. — Не вынуждай меня к действиям, которые, возможно, станут ошибкой. От жёсткого прикосновения у Таканори резко заныл низ живота. Тело пронзила волна неконтролируемого возбуждения; тяжело дыша, он поднял на Тошию затуманенный взгляд, встречая в потемневших глазах отражение собственного безумия. — Ты сказал «возможно»? Уверен, фраза «Хочу тебя до одури» способна изменить сейчас очень многое. — Мы расстались, Руки-кун. По твоей инициативе. — Только не говори, что не хочешь меня. У нас это взаимно, Хара. — Блять! Гаечка… — Хоть Гаечкой зови, хоть блядью, — звучал сорванный шёпот, — смысл не меняется. — Просто охреневаю! — Ну, кто-то же из нас должен сделать… хоть что-нибудь. — Провоцируя на секс? — А как иначе? Я влюблён в тебя, если ты до сих пор не заметил! Не ослабляя хватки, Тошия взирал на Матсумото, вспоминая, как совсем недавно исступлённо целовался с его фотографией, не в состоянии выразить словами того, что чувствует. А Руки вот, хватило смелости признаться. — Я люблю тебя, Хара, — повторил певец, нетерпеливо облизывая рот. — Зачем мы тратим драгоценное время, сопротивляясь сами себе? Этот голос, взгляд… и всего шаг до столкновения губами. — Чего ты хочешь? — Тебя хочу, — взахлёб шептал Матсумото. — Здесь и сейчас. Проклятое чувство захлестнуло, утопило и погребло под собой. Границы стёрты. Крепкие объятия, сорванное дыхание. Отступать уже некуда. Разве Хара мог отказать? Да ни за что! — Чёрт тебя дери... Поцелуй меня. Сейчас же! …Небоскрёб напротив переливался, купаясь в неоновом блеске огней. Иероглифы восхваляли могущество порно-индустрии, а Руки, упираясь ладонями в прохладу стекла, сходил с ума. Он так и знал, что извращенец Тошия притащит его именно в ванную. Иллюзия страха, что их увидят и убийственный запрет на касания вновь заставляли певца забыть вообще обо всём. И хотя секс при свидетелях (пусть и мнимых) негласно приветствовали оба, Руки, по старой памяти, пытался сохранять приличия, повторяя: «А вдруг там всё видно?», «Ты уверен?», «Может, в кровать, а?» На что его тут же грубо вдавили в окно. Дрожащие пальцы никак не могли справиться с пряжкой ремня, но другие уже действовали более уверенно. Хара ласкал его через белье, одновременно избавляя от одежды. Движения рывками, несдержанные и торопливые. Хара был непредсказуем, дезориентируя мягкой лаской, и заставлял почти кричать от желания. — Я представлял тебя здесь с того момента, как только увидел эту чёртову ванну. Надеюсь, ты меня понял, или включим свет, чтобы уж узнать наверняка? Какое волнующее откровение! У Руки аж дух захватило. — Ты фантазировал обо мне! Тотчи не церемонился, заставляя тело разом вспомнить обо всём, что, казалось, Матсумото забыл за эти четыре месяца. Он чувствовал, что Хара не сможет долго сдерживаться, а раз так, то на мягкость обращения рассчитывать не стоило. Впрочем, как и всегда. Его Дом вернулся, а вместе с ним игра, истязающая болью.  Мазохист внутри Руки бился в экстазе. Ему хотелось большего, но Хара, ухмыляясь, лишь провел пальцами по приоткрытым губам: — Этого сейчас недостаточно, правда? Грубые ласки вырывали из лёгких хрипы и стоны. Губы нежно коснулись спины, заставляя вздрогнуть от контраста, когда ладонь Хары тяжело упала на крестец, вынуждая певца прогнуться. Бесстыдство, с которым Матсумото подставлялся ему, заводило до предела. Певец напоминал кошку в период течки, которая грациозно выгибает спинку, подставляя зад. Размерено погружая пальцы в тесноту чужой плоти, Тошия будто хотел запихнуть туда всю руку целиком, с силой заставляя мышцы расходиться. Даже осознав, что его действия вызывают у Руки чувство разрывающего дискомфорта, Хара ничего не мог с собой поделать. Потакая фетишам, он пользовался каждым моментом выпавшей близости, не контролируя своё темное «я». Движения становились сильнее, увеличивая амплитуду. Тотчи продолжал пытку до тех пор, пока плоть не стала податливой настолько, что пальцы входили в нее, как в мягкое масло. Но всё же, он отвлекал любовника от боли, оттягивая момент. Ладони крепко сдавили узкие бёдра, не позволяя шевелиться. Первобытный инстинкт забирал своё, открывая дорогу освободившейся похоти. Расстегнув штаны, Тотчи ухватил певца за талию и притянул к себе. …Хаотичные движения генерировали удовольствие, разрядами тока разливаясь по телу. Влажные пальцы терзали плоть, приближая момент истины. Руки вдруг задрожал, как при ознобе, выгнулся, сжимая любовника внутри себя, но Хара обхватил его руками, заставляя выпрямиться, и удерживал в вертикальном положении. Ощущение от неконтролируемой реакции чужого тела было непередаваемым. С чем ещё можно сравнить осознание, что именно ты являешься причиной такой сверхчувствительности? С Руки подобное происходило, когда они трахались в первый раз, и Тошия помнил об этом. — Хара… Просьба не о любви и не жажда действия. Тошия больше не мог оставаться в стороне от того, что происходит между ним и Такой. — Мой, — тембр низкий, гортанный, алчущий, от которого у Матсумото побежали мурашки по коже. Пальцы с силой вплелись в тёмные волосы, вынуждая певца запрокинуть голову. Губы скользнули по напряженной шее, снимая с неё капельки пота. — Ты мой. Эйфория накатила остро, затопляя реальность болезненной негой. …Они почти сутки не вылезали из постели, прерываясь лишь на еду и на то, чтобы немного поспать. К удивлению Руки, Хара оказался очень заботливым, и эта черта добавляла ещё один плюсик к общей карме. Басист сейчас был рад сделать для Таканори что угодно, и когда Матсумото улыбался, Хара чувствовал удовлетворение. Они не обсуждали будущее, не задавали ненужных вопросов, не строили планы. Просто использовали шанс, осознавая, что отведённое им время не бесконечно: обернувшись мгновением, оно исчезнет, затерявшись в отголосках памяти. Но этот день, вырванный из серой обыденности, казался слишком живым и ярким, чтобы его забыть. *** —…Слушай, а ты действительно представлял меня… ну, это самое… в ванной? — Мне больше делать нечего? — Это очень романтично, если ты думал обо мне, когда… — Дрочил? Я этого не делал, — отрезал Хара. Он и сам не знал, отчего не хочет признать столь очевидный факт. Возможно, это было нежеланием сдавать позиции, становясь на равных. Но в реальности, не связанной с постелью, Тошия никогда не относился к Руки как к нижнему. — Интересно, что же ты себе представлял? — лицо Таканори приобрело выражение крайней задумчивости. Наивное до дебилизма. — Что я сейчас сварю кофе, — сказал Тошимаса, многозначительно улыбаясь, — и в благодарность ты сделаешь мне минет, — продолжал он обыденно, заставляя певца встать с кровати, и последовать за ним на кухню. — А дальше я тебя свяжу. Романтично. И мы займёмся сексом. Тоже романтично и неспеша. Если захочешь. *** Реальность — это мир, который не живёт по законам чувств. Он строит существование по канонам обязанностей и долга, и, нагружая обязательствами, вынуждает смиряться с данностью. — Когда ты уезжаешь? Руки полулежал в тёплой воде, впервые в жизни принимая ванну с пеной. Европейская традиция, которую захотелось попробовать, ведь в Японии такое не практикуется. Окружённый душистым ароматом, Таканори наблюдал за передвижениями белых островков из пены, которые пышностью напомнили вокалисту облака. Откинувшись на грудь Хары, Руки ощутил умиротворение. «Тум-тудум-тум-тум…» — стучало сердце Тошимасы. «Тум-тудум-тум-тум…» — повторил певец про себя, складывая ритмическую комбинацию. Подхватив сигарету из пальцев басиста, Матсумото затянулся. — Сегодня, — ответил Таканори. А Хара, разглядывая результаты своих деяний, осознал, что опять перестарался: следы укусов расцвели на бледной коже певца, как бутоны маленьких цветов. Опухшие губы казались слишком яркими, и Тотчи вновь ощутил прилив желания. Затягивать процесс расставания было ни к чему. Тошимаса хотел, чтобы Така задержался ещё, но знал, что тот не останется. — Боюсь, я не смогу тебя проводить. — Не волнуйся об этом. — Хорошо. — Как думаешь, мы смогли бы вернуться к тому моменту, когда ты предложил мне встречаться? — Нет. — Ясно. — Глупый вопрос. Конечно, ничего не изменится. Да и кому это нужно? — Така… послушай. — Ты ничего мне не должен, Тошия. Я рад тому, что есть. — У меня к тебе просьба. Можно? — Ну, если это не из разряда фантастики, то валяй, — грустно улыбнулся Матсумото. — Во-первых — не надо сейчас много думать, пожалуйста. А во-вторых, Гаечка моя… Верни мой телефон в список контактов. Не хочу, чтобы ты сбрасывал вызов, если номер окажется незнакомым.