В тот дурацкий для Кёнсу день ещё кое-кто столкнулся с водной стихией. Может, для них всё будет иначе?
Полицейский Пак Чанёль прибывал уже некоторое время в публичном доме «Цветочная лавка». Но своеобразный обряд инициаций завершился для него только недавно. И он напоминал ненормальное приобщение школьника к разгульной жизни, которое нам показывают американские комедии. Элементы обряда, правда, произошли в обратной последовательности: не "нажрались - потрахались", а "потрахались – нажрались". Повторения первого элемента удалось избежать ценой сильнейшей головной боли. Ракелий мучился с момента бодрствования до того, пока не употребил отрезвляющий супчик в большом количестве. И даже тогда похмелье не прошло окончательно. «Это же надо так напиться!». Запас жизненных сил истощился, и коп провалялся в постели целый день. Время от времени засыпал, а когда просыпался, то лежал с закрытыми глазами, но более-менее бодрствующим сознанием. На утро следующего дня силы вернулись, а вот бодрость всё ещё отсутствовала. Чанёль понимал, что второй день проваляться нельзя и поэтому решил выйти к традиционному запоздалому завтраку - повампирить энергии, так сказать. Сегодня завтрак случился пораньше. Папа Хон решил приготовить одно из экзотических блюд со сложно выговариваемым названием и вытащил его из духовки как раз в тот момент, когда Ракелий зашёл в комнату. Тут начался безумный делёж. Папа Хон вовремя оттащил голодных цветочков, пресёк возникающую ссору и разделил сам. Ни от чьих глаз не скрылось радостное оживление, в котором прибывал он сегодня. Вообще, он всегда был в позитивном расположении духа, но сегодня это было особенно заметно. Кто-то из парней предположил, что у него сегодня день рождения. Но папа Хон поспешил всем сообщить, что дело совершенно в другом – сегодня он встречается со своим старым приятелем, который и составил ему когда-то компанию в далёком путешествии. Мужчины не виделись несколько лет, и до встречи оставалось несколько часов. Взглянув на часы, Хон слегка подскочил, опустил поварёшку, которой энергично размахивал, рассказывая о весёлом времени проведенном вместе с другом заграницей, послал всем по воздушному поцелую и упорхал на крыльях дружбы. Сразу же после Хона "Цветочную лавку" покинул ещё один человек. Это был Камелий, за которым заехал его богатый поклонник. Самому полицейскому тоже недолго оставалось там находиться. Хотя он с удовольствием вернулся бы в кровать, но Хон уже сделал ему замечание. Хоть и в шутливой форме, но всё равно. В любом случае, возможности полежать, Ракелия лишил другой человек – не такой назойливый, более сдержанный, но проводящий в борделе даже больше времени, чем Хон. Ву вернулся спустя сутки. В свободной одежде, которая шла ему не меньше, чем обычная. Войдя в холл, он сразу же попросил позвать Чанёля, который только что позавтракал и собирался с силами, чтобы доползти до постели. Новость о внезапном появлении Фаня быстро его взбодрила, и он побежал вниз. Цель визита Ву оказалась еще более необычной. И если в прошлый раз Ракелия позвали на вечеринку в качестве «юноши для общения», то сейчас ему велели собираться на свидание, вроде как. Могли ли быть какие-нибудь подводные камни в этой затее? Чанёль не стал спрашивать, придётся ли ему выполнять свои прямые обязанности или что-либо ещё, что прикажут. Он подумал, что Фань предупредил бы его, намечайся что-нибудь из ряда вон. А главная причина, удержавшая его от расспросов, это подозрение, что его действительно зовут на обычное свидание. Хотя «обычное» - это не то слово. Молодым людям предстояла прогулка на яхте, которая продлится около суток. «На яхте Ву. Сутки. С ночёвкой. Наедине с Ву. Вся ночь наедине с Ву... Да он запал на меня! Это ясно как день!» Ву, видимо, заметил, что Ракелий впал в раздумья, поэтому строгим тоном погнал собираться. Когда они ехали до инчхонской пристани с катерами, Чанёль горевал, что время года неподходящее для купаний в море, особенно открытом. Потом, когда эта проблема исчерпала себя и больше не могла занимать его голову, появилась другая мысль. Теперь Ракелий смущался Ву и молчал, что как раз и выдавало его. Яхта оказалась небольшой. Уж точно, не такая, как у Ким Джунмена (судя по описаниям Камелия). Хотя чего уж Чану капризничать, когда сам впервые в жизни зашёл на борт. Зато, она очень уютная и новенькая. И в очередной раз он задумался о деньгах. «Если бы Бэк потребовал яхту, денег не хватило бы, даже распродай я себя на органы. Айщ... подобные мысли оставят меня когда-нибудь?!». Чем заняться на яхте двум парням? - Правильно! Рыбалка лучшее занятие в такую погоду и время суток. Ву подготовился основательно: взял всё нужное для рыбалки. Кроме этого, он заранее позаботился о еде, тёплых пледах и всём остальном, что могло им понадобиться в течение всей прогулки на яхте. Они уплыли в открытое море, и там Ву поставил судно на якорь, а потом стал готовить удочки. Чанёль в это время копошился в каюте. И конечно он не мог не найти там несколько бутылок соджу. Взяв их и пледы заодно, он вернулся на палубу и сел у бортика. Давно он не был на море. Потрясающее чувство свободы. Расследование, Бэкхён, розовые виброшарики далеко. Сейчас суша предстает в виде маленьких темных линий. И заботы не могут преодолеть вплавь это расстояние. А так как с пристанью яхту соединяет только огромное водное пространство – Чанёль вне досягаемости. С несвойственной ему умиротворенной задумчивостью, Чан подошёл к Ву, развернул плед и накинул ему на плечи и голову, чтобы не продуло. Уселся рядышком, разложил между ними выпивку и закуску. И сидели они закутанные, как два эскимоса, болтали о всякой ерунде и время от времени отхлёбывали по пол рюмочки. Чанёль уже догадался, что попал в порочный круг, который покинуть будет непросто. Вот ещё один шаг по бесконечной плоскости, и новая бутылка соджу открыта. Не успевши избавиться от последствий недавней пьянки, Чан снова потихоньку прощается с трезвостью. А вот Ифань трезв, ну или почти трезв. Во всяком случае, выпил он куда меньше. Слушает сейчас полупьяные речи. Они всё ещё несут смысл, повествование последовательно и Чан не перескакивает с одной темы на другую, значит, это ещё не высшая точка опьянения. И чтобы до неё не дошло, Ву беспалевно отодвигает бутылку, а потом прячет себе под плед по дальней от Чанёля стороне. Тот в очередной раз тянет руку за рюмкой, обнаруживает, что она пустая, ищет бутылку, но не находит и недовольно морщится. - А где бутылка? – Настороженный взгляд. Подозревает. - Больше нет, ты всё выпил, даже мне не оставил. И вообще, не увлекайся этим, а то я решу, что ты анонимный алкоголик. Так вливаешь в себя, будто топишь какую-то печаль. - В точку, господин Ву! Я ведь заливаю алкоголем муки любви! Я Вам рассказывал об этом? Нет? Значит, расскажу. – Грозит пальцем и смотрит немного расфокусированным взглядом. – Меня обирали до нитки в течение пяти долгих лет! Я отдавал ему свою зарплату! Я готовил ему! Я покупал всё, что он ни просил! Я не могу открыть на своё имя счет, чтобы на чёрный день было хоть немного денег! Я экономлю на всём, чём можно, а он всё равно приводит мне в пример каких-то женщин, которым машины и букеты из ста пятисот роз дарят! Я ведь регулярно дарил ему цветы! На все праздники! На машину, я правда не успел накопить... Но разве можно от меня требовать ещё что-то, когда я итак из штанов выпрыгиваю, чтобы угодить этому неблагодарному! Я от всего ради него отказался! Может, конечно, я кое в чём и не прав был, но у меня ведь есть работа! Да, моя зарплата не может обеспечить ему супер-крутую тачку и отдых за границей несколько раз в год! Но мы всегда ездили один раз. Разве это мало для обычного человека? Он ведь тоже из обычной семьи. Я его не лишал никаких радостей жизни и ни в чём не ограничивал. Ограничивал только себя. Был послушным идиотом и не замечал, что об меня ноги вытирают! Подкаблучничал. Боялся против него слова лишнего сказать и вот дожился до чего! Вы бы знали как он поимел мою душу! Он посмеялся над моими чувствами! Растоптал мою любовь! Вонзил мне в сердце нож, а в жопу виброшарики! - Я даже не думал... Прости, что последнее ты сказал??? Обиженный Чанёль продолжил разглагольствовать о своих обидах, стремлениях, надеждах и их крушениях.Парня съедал гнев, который наконец-то прорвался жалобами не на виновника, но хоть на слушателя - хоть немного легче стало. Фразу про виброшарики он не повторил, и Фань забыл о ней. Между тем уже вечерело. Закат с моря выглядел очень красиво. Парни как раз сидели с западной стороны и смотрели сейчас на пурпурные и алые расплывающиеся полосы, прикрываемые плотными серыми облаками. - Да как же ты позволял так с собой обращаться? Он что же, и не работал? – Фань сомневался в том, что Ракелий рассказал правду. - Иногда пытался, но ему быстро надоедало и «эти жалкие копейки не стоили его трудов». Ладно бы просто не работал и следил за домом! Так он транжирил только, капризничал, закатывал истерики и срач в квартире разводил! Да он даже не приласкал меня по-нормальному, только когда выклянчивал что-то дорогущее. Как-то после орального секса узнал, что у меня денег не осталось и сказал, что такие жертвы в пустую! Это подумать только! А ведь разве можно это жертвой назвать?! Разве у меня в том месте объект жертвоприношения?! Что ещё за жертва?! - Успокойся. Если бы у тебя там был «объект жертвоприношения», как ты выразился, тебя бы так быстро не приняли в элитные, я думаю. - Да ведь я давно не занимался любовью по-нормальному! Я уже сам начинаю забывать какой объект у меня в том месте! - Как такое могло получиться на твоей-то работе? – Ифань сощурился. У него были свои соображения на этот счёт. Но он оставил их на потом, а сейчас решил больше слушать, а при надобности – действовать. Видимо, последнего и ожидал выпивший Ракелий. Он все ещё соображал, но речь уже плохо поддавалась осмыслению. По большей части озвучивались мысли. Желание, которое было продиктовано обидой на бывшего и недостатком внимания, внезапно нашло вербальное воплощение. - И Вы мне не верите что ли? – Чанёль чуть было не заорал о том, что он не проститутка. Вовремя остановился. Сейчас очень хотелось снова стать Пак Чанёлем. «Тогда он сразу поверил бы мне, и я не чувствовал себя таким грязным». Но разговор уже зашёл далековато, чтобы идти на попятную. И если Чан, благодаря алкоголю, не заметил этого, то Ву заметил всё. Особенно горящий взгляд и другие внешние проявления нетерпения и ожидания. - Ты осмысленно развиваешь такой опасный разговор? Тело тоже не слушалось... хотя, когда Чанёль пододвинулся к Ифаню и слегка наклонился к его лицу, прикрытому пледом, это было вполне осознанным. - Чем же он опасен? – Вроде бы Чанёль понял чем, просто было интересно услышать ответ. - Ты сейчас намекаешь, что хочешь заняться со мной любовью. А ещё ты ужас как дрожишь, и я не верю, что от холода: выпил ты немало. Так что, пожалуй, соглашусь – никакой опасности для тебя нет... Разве что, если я отправлю тебя в каюту, а сам останусь тут. - Господин Ву, разве Вы поступите так со мной? - Может, ты передумаешь, а то ведь утром пожалеешь. Точно тебе говорю. - А разве Вы не собирались переспать со мной, планируя всё это? - Я планировал кое-что другое. И если ты сейчас не остановишься, утром будет тяжело тебе... и мне тоже. - Я не знаю о чём Вы, но до утра ещё много времени. – И эта фраза была последней, которую услышали волны, бьющиеся о корпус судна. В доли секунды Ву преодолел расстояние, разделявшее их губы. У Чанёля они были мягкие и влажные. Скоро они станут обветренными. Он постоянно облизывал их, да и горячие поцелуи не проходят бесследно. Горячие глубокие поцелуи. Чан пропускает к себе в рот гладкий язычок и скользит по нему своим. Фань откидывает пледы и вслепую ведёт их в каюту, в которой он не включит свет. Он не хочет видеть лицо парня под собой и, значит, сожалеть о том, что скажет утром. Долой одежду – в помещении жарко и станет ещё жарче. Чанёль подставляется под поцелуи и с жадностью принимает ласки, которые просил. Он не думает, хочет ли этого Ву так же сильно, как он. Но ведь, выполняя просьбу без души и без желания, разве можно так чувственно и нежно целовать? Надавил на жалость? Признался, что хочет ласки, и поэтому получает её? Конечно же нет. Если бы не было его пьяной исповеди, разве можно было подумать, что Фань из чувства жалости помогает нуждающемуся? Да, он пожалел Чанёля, подумал, что он заслуживает лучшего обращения, но прикусывает кожу на его бедре лишь потому, что сам этого хочет. Задела Фаня и фраза про жертву во имя получения нужной суммы или подарка. «Жертва» - это прямо противоположенное чем является для него то, что он сейчас сделает. Неотрывно ведя по гладкой коже, он переходит на твердеющий член, который и в расслабленном состоянии выглядит внушительно. Какая приятная жертва... наливающаяся кровью от скольжения во рту. Вскоре она становится твердой от умелых ласк. От проворного язычка, что кружит вдоль ствола. Фань берёт максимально глубоко и с нескрываемым наслаждением. Стоит ли говорить, что творится с Чанёлем? Он судорожно дёргает Фаня за волосы, причиняя легкую боль, что только усиливает возбуждение и восприимчивость; а сам стонет в голос и радует этим слух своего господина Ву. Фань лижет венозную поверхность, спускается к яичкам и вбирает в рот, при этом двигая рукой вдоль члена. Массирует истекающую смазкой головку, затем приникает к ней уже губами и в быстром темпе насаживается. Рука Чанёля направляет его и Фань чувствует, что его партнеру хорошо. Чувствует его пульсирующий орган, от которого получает горячий и вязкий результат своих стараний. Этот результат такой же сладкий, как и сам процесс «принесения жертвы», которую Фань принёс бы еще много раз. Голова Чанёля соображает не так хорошо, как его тело откликается на действия Фаня. Но он запомнит, как ещё не отошедший от оргазма ощутил влажный палец, захваченный колечком его заживших мышц. Никаких резких движений, будто Фань знает, что с Чаном кое-кто не осторожничал на днях. Через некоторое время к первому пальцу добавляется второй, а потом и третий. А когда они беспрепятственно проникают внутрь, их заменяет член Ифаня. Ноги Чанёля обвивают талию мужчины и прижимают ближе, делая проникновения глубже. Их лица напротив друг друга. Благодаря небольшому окошку, через которое лунный свет проникает в каюту, Ву видит измождённое, но полное желания лицо. Чанёль запрокидывает голову назад, когда ощущения становятся особенно мощными. Его грудь часто вздымается, а на каждом выдохе слышится томный стон. Фань грубовато целует его, обхватывает руками за талию и контролирует частоту движений, исходя из реакции Чанёля. Сейчас такой момент, когда нужно входить с умеренной частотой, но максимально глубоко. Так, чтобы стоны Чана были еще сбивчивее и резонировали от каждого движения плоти в его дырочке. Кожа обоих покрыта испариной, и пот с висков Ву редкими каплями падает на разомлевшего Чанёля. Он напросился на это и пока не пожалел. Тот, кого Чан считает крупнейшим распространителем мексиканских наркотиков, сейчас владеет им безраздельно, трахает умопомрачительно, до дрожи во всём теле и до сорванного голоса. Наверняка, Чанёль подумает завтра о том, что горько будет сажать Ифаня в тюрьму. А пока он плавится от сильных рук, крепких объятий и властных поцелуев. Всё внутри горит и будто ходит ходуном от участившихся фрикций. Томящая тяжесть внизу живота скоро найдёт своей выход у обоих. Чем резче и быстрее член бьёт по чувствительной точке, тем ближе желанная разрядка. Чанёль обхватывает свой член и дрочит одновременно с поступательными проникновениями. Он не слышит своих, зато упивается стонами Ифаня, который как всегда сосредоточен и немногословен, но заботлив. Эта забота стало явной для Чанёля только сейчас, хоть и присутствовала с момента их знакомства. С этим приятным открытием, занимающим его немного протрезвевший ум, и всепоглощающим удовольствием он изливается на свой живот. После нескольких движений кончает Фань, пачкая партнёра изнутри. Опустошенный и довольный Чан засыпает, обвив рукой шею Ифаня и закинув на него свою ножищу, из-за чего тот кряхтит, но не освобождается от привалившей его тяжести. Он не хочет будить Чанёля и ждёт, пока он сам перевернется на другой бок.***
После полуночи, когда луна изменила расположение и не освещала каюту, Чанёль перевернулся и больше не прижимал Ву. Фань непременно бы уснул, в такую приятную ночь после утомительного занятия, но ему предстояло одно дело. Оно было запланировано именно на эту тихую ночь, которая накроет собой и сушу и воду. Легче остаться незамеченным. Ифань тихонько встаёт с постели, поднимает свою одежду и выходит на палубу. Его уже ждут. На некотором расстоянии стоит другая яхта, тоже не крупная. Хозяин воспользовался ей, чтобы не привлекать внимания. Фаню нужно попасть на ту яхту, и он перелезает в подплывшую шлюпку, которая пересекает расстояние, разделявшее суда. Чанёль, разбуженный волнами, что сильно тряхнули яхту, просыпается и переворачивается на другой бок к Ифаню. Но под рукой чувствуется прохладная простыня. Она уже потеряла тепло. Ву ушел два часа назад. Чанёль садится на кровати и прислушивается. В уборной Фаня нет. Значит, вышел подышать. Чанёль решает к нему присоединиться. Быстро одевшись и накинув плед, он покидает каюту. На его удивление палуба пуста. А Ифань, судя по всему, находится на другом судне, стоящем поодаль. Чанёль в растерянности и уже начинает думать, что его бросили, предали, сдали, продали и ещё куча всяких эпитетов, выражающих ужасный поступок Ву. Возможный поступок. Утверждать нельзя. Остаётся только ждать, что Чанёль и делает. Сидеть полицейскому приходится не очень долго. Примерно через двадцать минут Ву приплывает на шлюпке, а Чанёль успевает забежать в каюту и прикрыть дверь. Есть ещё один человек, который, вопреки опасениям Чанёля, не поднимается на палубу, а сразу же уплывает.Когда Чанёль садится на кровать, сразу же заходит Ифань. По его лицу видно, что он растерялся. Но это не надолго, он знает, что Ракелий не должен донимать расспросами о его делах – этика заведения. Но то, что было между ними, скорее всего, размыло границы дозволенного. Спокойным, дружелюбным тоном Чанёль спрашивает, выходил Фань подышать морским воздухом или ещё за чем-то. По его тону сложно понять, что возникли какие-то подозрения, которые лучше развеять, пока Чанёль может ещё держать себя в руках. Но Фань понимает, что Чан видел яхту, и дело не в проницательности, с которой Ву может читать по лицам, а в простой логике: Чанёль проснулся уже давно (он одет), значит, выходил на палубу и всё видел. - Ты ведь видел другую яхту. – Скорее утверждение, чем вопрос. – И раз уж ты проснулся, то будем говорить сейчас. Утро наступило раньше. Не подбирая слов, сразу напрямик Ву сказал то, что Чанёль боялся услышать. - Я знаю, что ты в "Цветочной лавке" для того, чтобы следить за мной. И прежде чем мы будем решать, что с этим делать, ответить - кто тебя подослал? Отвечай честно. Уловки и оправдания тебе не помогут. - А если я откажусь отвечать? – Дух полицейского еще теплится в теле Чанёля, но скоро угаснет. Как скоро это произойдет, зависит от ответа Ву. - Я просто убью тебя и скину за борт. – Взгляд непроницаемый. А ещё он по видимому не шутит. У него из-за пояса выглядывает пистолет. Услышав слово «убью» и увидев оружие, Чанёль вскидывает руки перед собой в защищающемся жесте, который против огнестрелки явно не поможет. - Подожди-подожди. Если что, я не собираюсь молчать. Я всё скажу, только убери пистолет, а то он мне мешает. – Всё, храбрый полицейский отдал Богу душу. – Я полицейский... Знаешь, мы обычно бываем корыстными взяточниками и можем даже прикрыть бандюгу за определенную сумму. Но мне хватит и того, что ты в живых меня оставишь... Конечно, нафига тебе так рисковать, но, может, ты поверишь мне? Блин, хотя ты все равно отправишь меня на корм ры... - К концу предложения голос становится совсем тихим и последние слова съедаются. По всему видно, что надежды у копа мало. И пожалуй, разочарование оттого, что его любовник теперь настроен против него, меркнет с фактом неминуемой, как думает Чанёль, смерти. - Полиция и тут уже пронюхала про меня... И давно вы занимаетесь моим делом? - Ну конечно. Наркоманов ведь всё больше, разбирательств тоже. Вот и ищут поставщиков и наркомов. Тебе ли не знать! Несколько лет подпольно поставляешь мексиканскую отраву. Так спрятался, что через твоего... парня не можем выйти на твой след. - Чан совсем поник. - По-твоему, я наркоторговец? - Ну да. Неизвестная личность с погонялом «Опиумный Педро». - Знаешь, я могу кокнуть тебя в любое время. Но если ты сейчас и пообещаешь молчать, то за пределами яхты, моей машины и моего общества в целом, почувствуешь себя в безопасности и всё равно сдашь. – Ифань говорил медленно, сверля Чана взглядом, в котором что-то переменилось. - Нет-нет! Жизнь дороже. Да и мне сложно было бы тебя сдать после... секса. - Ты честен со мной? «Тебе и врать-то страшно!» - Да упаси Боже, еще врать буду. Тебе-то! Прихлопнешь и поминай, как звали. - Как хорошо, что ты такой идиот! – Видимо эта фраза вырвалась случайно. Бывает и с такими опасными мужиками как Ву Ифань. «Покраснел что ли? Стоп!» - Почему это я идиот?! Ну спалился, видимо... А когда это случилось? - Когда я в первый же день нашёл твое подслушивающее устройство. И кстати, ты зря старался всё это время – я не тот, кого ты ищешь. Я бы придумал себе имя посолиднее. «Вот это поворот! Это что получается, я проболтался с ним столько времени... Ну вообще, мне не доставило это дискомфорта, а даже наоборот... - Чанёль раскинул бы мозгами еще шире, если бы Ифань не сделал ему интересное предложение. - Предлагаю твоё молчание в обмен на несколько других криминальный личностей. Есть люди, которые здорово мне мешают. Они, конечно, не по зубам полиции, но если ты соберёшь информацию о них, то тебе это поможет. Ещё я не помешаю твоему расследованию, пока оно не касается меня, а ты послужишь мне ширмой. Как тебе? - Подожди. А почему я должен поверить, что ты не Опиумный Педро? - Потому, что ты жить хочешь.***
Вопреки ожиданиям Ву Ифаня, близость с Ракелием не принесла ни одному из них той боли, которой он ожидал. Разве что в начале, пока всё было неясно. Убивать не пришлось, да он и не смог бы, а в крайнем случае удерживал бы на яхте, да запугивал. Также не без укоризны Ву заметил, что радуется возможности и дальше видеться с Пак Чанёлем. Теперь он знал настоящее имя горе-полицейского, который оказался именно таким, к их общему счастью.