Игра

Возможно, ли привыкнуть к человеку всего за пару недель? Поменять свое мнение о нем в противоположную сторону за такой короткий срок? Наслаждаться его компанией, зная, что это только мгновения из огромного альбома жизни. Отрывки, которые остаются в памяти, как лучшие. Игра, в которой тебе отведена особая роль, и единственное, что ты должен чувствовать - это ответственность. Сегодня один из тех дней, фрагменты которого будут запечатлены десятками фотовспышек. Они поместятся в альбом личной жизни, и останутся там навсегда. Через несколько месяцев никто не вспомнит, что я была главной героиней. Человеческая память сотрет меня как неудавшийся кадр, и я останусь тенью, чей силуэт выжжен на фотографиях. Пасмурно, но, кажется, этой погоды мне всегда не хватало. Я глубоко вдыхаю, боясь, что это вот-вот закончится. Что обжигающее солнце откроет занавесь, и позволит лучам снова обдавать жаром раскаленную землю. Деревья, кажется, вдыхают вместе со мной, колыхая листьями. Желтое платье развивается на ветру в такт моим волосам, с каждым разом поддаваясь дуновению. Кажется, с этого дня начинается новая жизнь, чистый лист. Будто линии на ладони сменились, даруя иную судьбу. Я невольно бросаю взгляд на свою ладонь в руке Клауса и понимаю, что мне тепло от прикосновения к его коже. Его хватка сильна, но я ему в этом не уступаю - мои пальцы плотно сжаты вокруг его руки. Я вспоминаю своего отца, то, как он всегда сжимал мою руку, давало мне понять, что с ним я в безопасности. Я сжимала её в ответ, и гордилась тем, что мы идем рядом - отец и дочь, переплетенные нитями родства. - Не замерзла? - обеспокоенно спрашивает Никлаус, глядя на меня. Я отрываю глаза от наших рук, и теперь смотрю на него: светло-русые волнистые волосы слегка потрепаны ветром, тонкая складочка пролегает между бровей, добавляя ему серьёзности, глаза сосредоточены на мне. Я чувствую себя маленькой девочкой под опекой Никлауса, но, кажется, нам обоим это нравится. - Ни сколько, - улыбаюсь я. Он верит. Не смотря на то, что прохладный ветер гнет ветки деревьев, а меня толкает в спину, обдувая каждый участок голой кожи. Город как - будто вымер. Весь путь, который мы проделываем до места, где Ребекка и Клаус тайком проводили время, когда были маленькими, сопровождается только нашим дыханием. Это довольно странно, ведь сегодня суббота - день семейных прогулок, кемпингов и пикников. В моем детстве не было семейного дня недели. Мама обычно до ночи засиживалась на работе, отец постоянно был в разъездах и командировках. То место, куда меня ведет Клаус, я никак не могла бы отобразить в своей памяти, поэтому всю дорогу я иду с детским предвкушением, в ожидании сюрприза. *** - Кэролайн, настало время твоего выхода. Наши снимки появятся в течении нескольких дней, после твоего "появления" в качестве моей невесты. Желтая пресса попытается вырыть сырую яму нашего прошлого как можно глубже и как можно скорее, поэтому ты должна тщательно выучить свою роль, чтобы не допустить никаких проколов, - со всей серьёзностью говорит Клаус, расхаживая по комнате, сложив руки за спину. Я не произношу ни звука, следя за его шагами. На какой-то момент я перестаю слушать, и начинаю рассматривать его лицо, роясь в сундуках своей памяти, пытаясь найти этого человека на обложках журналов или в отрывках телепередач. Тщетно. Я его не помню, не знаю. Он останавливается, не договорив, с явно удивленным лицом. Еще бы: лоб наморщен, глаза сужены, указательный палец на нижней губе. - Кэролайн? Ты меня слышала? - не веря в свои слова, спрашивает он. В смущении я прячу взгляд, заправляя волосы за ухо. - Эмм... да... конечно. Я только... немного задумалась... Он испускает тяжелый выдох, садясь напротив меня. - Я говорю о том, что ты должна знать свою фальшивую биографию лучше, чем настоящую, - устало начинает он. - Да-да, это я слышала, - прерываю я. - Кто ты? - Эмм... в смысле? - озадачено спрашивает Клаус. Затем, видимо, поняв, продолжает. - Бизнесмен. Вот так. Без всяких подробностей или намеков. Бизнесмен. Хорошо, что интернет уже изобрели. Я ловлю его взгляд, который красноречиво говорит мне, что распространятся на эту тему - он не намерен. - Надеюсь, ты не против того, чтобы продолжить позже, - не дожидаясь моего ответа, он уходит. Никлаус Майклсон – человек, которого я до сих пор не могу открыть. Он остается той таинственной шкатулкой - внутри могут храниться невероятные вещи, нужно всего лишь подобрать подходящий ключ. Это, кажется, так легко - втереться в доверие, сделать все возможное, чтобы стать тем, для кого бутон внутреннего мира раскроется, показав свою сердцевину, но это не так. С ним это не так. Не скажу, что хорошо могу разбираться в людях, видеть их сущность своим «третьим» глазом, или нутром чуять их вранье – нет. Каждый человек, хоть на долю секунды думает, что он особенный - это же очевидно. Мы все хотим быть той горсткой «других», особенной частью вселенной, которая приносит на Землю каплю чего-то иного, чего-то недосягаемого, чего-то, недоступного обычным людям. Отсюда идут рассказы о видениях, сверхчеловеке или проявлении каких-либо обостренных чувств. Некоторое из этого, правда - некоторое банальное желание отличаться от других. Я не скептик, просто я никогда не находила в себе отличительной черты. Я отношусь к типу людей, живущих на Земле и искупающих грехи за прошлые жизни. Или просто людей, живущих в бесконечном круговороте существования. Но, возможно, сейчас что-то изменилось, возможно, добавилась та частичка, которая подсказывает мне, что Клаус другой. Он особенный. Высокие деревья склоняются над тропинкой, образуя зеленую крышу. Кажется, этот проход бесконечен, дорога в никуда. Стоит сделать шаг, ступить на грань между реальностью и сказкой, как все сомнения отступают – эта дорога ведет в мечту. В ту мечту, о существовании которой ты даже не представлял. В мечту, где есть все. Мечту, объединяющую все желания. Это место, где хочется остаться навсегда, и не знать печали. Не ощущать страха перед огромным миром, в который ты попадаешь, как муха в прозрачную паутину, живешь неопределенное количество времени, пока лапы паука не обламывают твои крылышки. Маленькая беседка укрыта тяжелым ковром дикого винограда. Огромные камни образуют ограду для цветов внутри небольших кругов. Мостик, под которым течет кристальная вода, украшен надписью, не заметить которую просто невозможно « P & H Майклсоны». Я стою в изумлении с открытым ртом, озираясь вокруг. Все настолько идеально, что воздух здесь кажется искусственным, ненатуральным. Чистым. Вдохнуть глубокой грудью можно только через немалые усилия. Может быть, здесь и не нужно дышать, может, это одно из чудес этого места? Жить, не дыша. Мои иллюзии разбиваются в дребезги, как глиняный горшок о бетонный пол, когда мысль о том, что сюда могут нагрянуть папарацци, завладевает моим сознанием. Мой взгляд фокусируется на Клаусе, который проводит пальцами по надписи. Он задумчив, сосредоточен, красив. Я подбегаю к нему, беря за руку и таща за собой в сторону выхода. - Кэролайн, что такое? Обескураженный он несколько раз спотыкается, волочась позади. - У нас нет времени. Скорее, - наспех бросаю я. Вероятно, он думает, что я сошла с ума от увиденного, и со мной лучше не спорить, потому что он покорно ускоряет темп, и бежит теперь со мной на одном уровне. - Почему мы убегаем? – спрашивает он, пытаясь перекричать ветер. - Потому что я не хочу, чтобы это увидел кто-либо еще, - кричу я в ответ. Мой голос звучит по детски обижено, и секундой позже я начинаю смеяться. Смеяться от собственной глупости. Мы оба останавливаемся, и теперь я снова могу видеть его ямочки. Он улыбается, качая головой, в ответ на мою неохоту делиться. Клаус медленно подходит ко мне и, наклоняясь над самым ухом шепчет: - Кэролайн, неужели ты думаешь, что я допустил бы хоть одну фотовспышку, способную развеять чары? На некоторое время он замолкает, но вот, я снова чувствую его теплое дыхание. - Это было только для тебя, моя девочка. Все еще улыбаясь, я стою без движения. Боюсь вдохнуть, чтобы не спугнуть момент, который еще не раз буду вспоминать. Но я понимаю, что это игра. Игра ли? Он никогда не вел себя со мной так открыто. После разговора в библиотеке мы заключили сделку, и дружелюбное поведение, как мы оба поняли, есть залог успеха. Но то, как он разговаривает со мной сейчас, не назовешь дружелюбным. Он ведет себя… как мой муж. Должна ли я вести себя с ним также? Он отклоняется, все еще улыбаясь и заправляя мне выбившуюся прядь за ухо. Пристально смотрит мне прямо в глаза, как - будто пытается передать что-то через взгляд. Возможно, это только игры разума, мой мозг выдает желаемое за действительное? Но его голос шепчет в моей голове снова и снова «Моя девочка». Я глотаю, пытаясь утихомирить учащенное дыхание, а сердце заставить снова биться. Бесстрастным голосом я спрашиваю: - Куда мы теперь? Клаус немного приподнимает брови и улыбается еще шире, когда слышит мой невозмутимый тон. - Париж, Рим, Токио… - Вау, - весело отзываюсь я. Он берет меня за руку, снова согревая теплом своей кожи. На первый взгляд наша прогулка не имеет маршрута, но если смотреть ни глазами Никлауса, а моими, можно с точностью сказать, что мы бродим по уголкам моего детства. Парк, куда я всегда забегала с Еленой и Бонни после школы, лишь для того, чтобы отведать мороженое, специально бронированное для нас троих. Каждый раз это было что-то новое, поэтому мы придумали игру, победителем был тот, кто отгадает, какое мороженое сегодня для нас приберегла миссис Монтли. Заброшенный дом Унисонов, куда мы ходили, чтобы посекретничать или спрятать запасы еды для общей ночевки. Даже не верится, что прошло столько времени. Поступила ли Елена в университет? Переехала ли Бонни к отцу? Я бы хотела увидеть их снова, вспомнить вместе все, что сейчас вспоминаю я одна. В Елене я нуждаюсь сейчас больше всего - она бы поняла меня, как никто другой. Мы бы молчали в каком-нибудь укромном местечке, ощущая, как еще один день без родителей скрывается за покрывалом ярких звезд. Щелк. Щелк. Я замечаю жадных к снимкам людей, которые прячутся в футах от нас. Выдергиваю ладонь их хватки Клауса, и обхватываю себя руками, как - будто мне холодно, но на самом деле я ощущаю неловкость и смущение. Поворачивая голову в мою сторону, он уверяет меня: - Все нормально. Мгновение я всматриваюсь в его лицо, на то, как уголки губ и брови приподнимаются в ободряющем жесте, глаза.… Когда я, наконец, пойму, что выражают глаза Никлауса Майклсона? Когда-то я видела в них злость, агрессию, отчаяние, но сейчас, сегодня… чем наполнены его глаза сегодня? Понимая, что очередные вопросы осядут, как тина на дне моего сознания, я неуверенно киваю, и опускаю руки. Клаус пускает меня в свои объятия, притянув сильными руками к своей груди. Кажется, на все оставшееся время я забываюсь, закрыв глаза и вдыхая запах дорогого одеколона.