Папин любимчик.

НЕ БЕЧЕНО!!! Читаете на ВАШ страх и риск.       Денис не задумывался даже, когда он это понял. Да и не понимал он в общем-то, а просто знал. С самого детства. С того момента, как сумел отделить своё собственное «Я» от изначального «МЫ» единого на них двоих с самым близким и родным человеком. Знал, что он самый лучший мальчик и у него самый лучший папа. И дело даже не в том, что кроме него больше никого у Дини и нет, и даже не в том, что вокруг все как один повторяли, какой у него удивительный родитель. Дело было просто в том, что если расшибешь коленку — папа подует и всё пройдет, что если упал с горки — папа проведет «техосмотр» и все будет в порядке. В том, что он был самым умным и красивым, что он был его — Денискиным — собственным. И потому искренне удивился, услышав однажды в очереди за молочкой женский шепоток: «…повезет же кому-то такого мужика отхватить…» Детские мозгёнки напряглись и попытались переварить услышанное. Услышанное перевариваться отказывалось — Диня понятия не имел, что значит «отхватить», кто такая эта Камута и при чем тут его папа. И Динька испугался и громко во всеуслышание заревел, успокоившись, лишь почувствовав себя в родных сильных руках. И только покачиваясь на родимом плече в такт взрослым широким шагам, Диня догадался, что эта Камута хочет забрать у него папу. И нужно во что бы то ни стало этому помешать, чтобы никакие Камуты его не «отхватили». А вокруг все только и думали, как бы забрать себе такого замечательного папу. И Диня был всегда начеку, не давая никому и шанса влезть между ними, разрушить то важное единение, что он ощущал с любимым человеком. А потом появился Илья, но Илья тоже стал — его собственным, и Дине почему-то было не жалко поделиться с другом своим папой. Ведь Илья его не заберет — у него свой дома есть. Дине даже было порой приятно, что его папа так всем нравится, даже его Илюхе. Они всегда рядом — его папа и его Илюха. Год за годом. Им хорошо вместе втроем. Хорошо вдвоем. И тут случилось неожиданное. Диня понял, что вдвоем хорошо не только ему, но и без него вдвоем хорошо… Илюхе, его Илюхе, его собственному Илюхе было хорошо с его собственным папой. И без него. И нет под рукой совочка, чтобы отбиться, потому что они оба уже взрослые парни. И нету сил в кулаке и камня запазухой, чтобы ударить, потому что это не Камута, это — его Илюха. И яда на языке тоже нет, чтобы отравить то, что он увидел в глазах друга, то, что немым обожанием льется из этих глаз и распыляется вокруг, ударившись о прочные щиты отцовской слепоты, потому что Илюхе и так несладко. И без Дининого яда Илюху ломает и выворачивает. Там, глубоко внутри, за спокойной оболочкой невозмутимости, за привычной неспешливостью и заботливостью скрывался такой пожар, что его всполохами опалило даже Диню. Это оказалось первым неожиданным и важным открытием для Дини. Илюха ведь не женщина, чтобы на мужика запасть. Илюха ведь… лучше любой женщины… И это оказалось открытием вторым. И Диня понял — надо действовать. Срочно. Пока этот неожиданный и такой манящий жар не потух или не спалил друга, надо обратить его на себя. И поскорее. И Диня поспешил. И ошибся. Выбрал не тот способ показать Илюхе, что он тоже может быть интересен в ЭТОМ плане, что он тоже взрослый и сексуальный, что, в отличие от папы, он — Диня — доступен, только руку протяни. И понял, что промахнулся, когда стало слишком поздно. И корил себя за поспешные действия. Ведь они вроде были как и раньше втроем, но при этом каждый оказался сам по себе. И когда Илюху забрали в Армию, Диня осознал — отступать некуда, потому что стало понятно — ему нужен только Илюха. И никто его не может заменить Денису. И время тоже совсем не лечит. И твердо решил больше не спешить и, прежде чем начать действовать, как следует всё обдумать, собрать информацию, присмотреться, продумать всё до мелочей и исправить свою ошибку. И оно настало — время исправлять ошибки. И исправлять оказалось очень непросто. Настолько непросто, что уже стали опускаться руки, когда наконец-то дело сдвинулось с места.       Диня одернул занавеску, увидев в окно подъезжающую машину Григория. Снял футболку и повернулся к рассевшемуся на диване Илье.  — Приехали. Раздевайся.  — Раздеваться-то зачем? Пососемся для вида, чтоб у обоих сомнений не осталось и хватит, — Илюха нерешительно притянул к себе Диню, зажав его между бедер. - Не, так не пойдет, папа решит, что это ошибка молодости, или что я хочу заставить Гривлу ревновать. Ты же обещал, что поможешь, вот и давай… — Диня наклонился, коснулся губами чуть колючей от щетины щеки. — Надо, чтобы наверняка… Чтобы никаких сомнений… Губы скользнули вдоль щеки и замерли у приоткрытого рта, чтобы почувствовать тепло чужого дыхания. Дыхания не было. Диня вскинул взгляд и обомлел. Илья смотрел на него в упор расширившимися глазами и не дышал. Совсем. И Диня вдруг «прочитал» в этих глазах свой приговор. И в груди забилось, запело, скакнуло вверх комком в горле и ухнуло вниз, подламывая колени.  — Илюш-ш? .. И губы ринулись к губам, резко, требовательно, не давая выхода ни шепоту, ни дыханию. И руки подхватили опустившееся на колени тело, потянули вверх, подсадили на себя сверху и прижали. Не по-дружески, не по-отечески, а именно так, как хотелось, как мечталось столько времени. И даже еще слаще, потому что под грудью билось второе сердце, ничуть не тише собственного, и ниже тоже все как у себя самого — горячо, твердо, однозначно. И больше не стояло вопроса — надо ли раздеваться. Какие могут стоять вопросы, когда так стоит. Диня тихонько счастливо засмеялся, пока оторвавшийся от его губ Илюха, уткнувшись ему в макушку, пытался отдышаться, и потянул края Илюхиной футболки вверх, стаскивая и откидывая прочь.       Руки были заняты пакетами с продуктами. Гриша так вообще был похож на вьючное животное. От света люминисцентных ламп гипермаркета слезились глаза. Но это были такие мелочи, в сравнении с удовольствием, полученным от совместно проведенного вечера. Заурядная поездка за покупками под действием карих глаз и смешливых комментариев на тему «чем кормить незванных зомби» превратилась во что-то гротескно-веселое. И Антону было немного жаль, что вечер закончился, покупки все сделаны и сейчас придется проститься с Григорием. Он с трудом открыл замок одной рукой, зажав в другой пакеты с провизией, и впустил в квартиру гостя, основательно груженого сумками, затем зашел и сам, неловко захлопывая дверь плечом. Шелест сваленных им на пол пакетов наполнил прихожую, потому он и не сразу сообразил, отчего Гриша не проходит на кухню, а замер на полпути. И ловко стащил с ног ботинки, когда осознал, что из Денискиной комнаты раздаются характерные звуки и стоны сына. Антон в ужасе посмотрел на Григория и понял, ничего поделать уже нельзя — Гриша все слышал. Это невозможно не услышать, особенно стоны Дини: «Илья, хороший мой! Да! .. Фак, да!» Он впал в ступор — Диню трахает его друг детства, и оба явно довольны. А как же Гриша? А Гриша тем временем прикрыл дверь в комнату, снял обувь и, прихватив пакеты, направился в кухню, подталкивая перед собой остолбеневшего Антона и плотно прикрывая за собой дверь. Антон шел молча, ему было до одури стыдно перед Гришей. Стыдно за сына, так гадко, так подло поступившего, стыдно за себя, ставшего свидетелем этой неприятной сцены. Он не мог найти в себе слов оправдания или извинений. Все, приходившее в голову, казалось глупым и никчемным. Он мучался, представляя, как тяжело сейчас Грише, обнаружившему измену. В смятении сел за стол и стал наблюдать за Гришей, пытаясь понять, как же теперь быть. Тот же спокойно налил в чайник воды, щелкнул включателем и достал из шкафчика две чашки, взяв на себя роль хозяина.  — Дадим им полчаса, в их возрасте больше и не нужно. Антон изумленно уставился на Гришу.  — Ну что ты так переживаешь? Денис взрослый парень, и мы оба знаем о его предпочтениях, а от физиологии никуда не деться. Или ты расстроился, что он с Ильей? - Нет, Илья хороший парень, — Антон шокирован. — Ты что, совсем его не ревнуешь? - Я? Нет. А должен? Погоди, ты что, считаешь, что между нами что-то есть?  — А разве нет?  — Боги мои! Нет, конечно! Что вообще может меня заинтересовать в этом взбалмошном ребенке? Кроме его отца, конечно. Куда смотрят твои глаза, Антон? Я же, как мартовский кот, за тобой бегаю вот уже который месяц. Уже всякую надежду потерял, что ты «увидишь» меня. Чего только не передумал, решил даже, что у этого мальчишки все-таки есть шанс тебя заполучить.  — У какого мальчишки? — Антон уже ничего не понимал.  — У Ильи, — Григорий округлил глаза. — Только не говори, что ты и этого не знаешь?  — Чего? Григорий уже откровенно смеялся.  — Он же был влюблен в тебя, Тош. И судя по тому, как бесился Денис, влюблен уже давно. Ты действительно не видел, как по тебе сохнет приятель твоего сына? Первая любовь, Антош, не умеет скрываться. Её всегда видно.  — Не может такого быть! Я его с самого детства знаю, они же с Диней не разлей вода уже лет пятнадцать. Он натурал, у него девушки были.  — Мы оба сейчас видели этого натурала в деле.  — Я… Я старый для него.  — Хватит! Хватит, Антон! Это даже к лучшему, что все так сложилось. И я рад за Дениса, он наконец добился, чего хотел. А вот за себя я порадоваться не могу, потому что уже не знаю, что делать. Как подступиться к тебе? Я ведь не безразличен тебе, Антош. Ты потому не подпускал меня к себе, что считал нас с Денисом любовниками? Даже если бы так и было — может, хватит уже жертвовать всем и вся? Не пора ли подумать о себе? О нас? Дай мне хотя бы шанс понравиться тебе… У Гриши оказались нежные, требовательные и чуть солоноватые губы.       Денис заметил, как закрылась дверь. Все по плану, можно расслабиться и предаться удовольствию с таким долгожданным партнером. Нет, не партнером. Это безликое сухое слово не имеет ничего общего с Илюхой. С его собственным Илюхой, наконец-то действительно ЕГО. Было горячо, сладко и так упоительно прижиматься к напряженному телу, окунаться в жар страсти и понимать, что счастье есть. Утомленные, но довольные любовники, шутя и почти не отрываясь от друг друга, отправились в ванную. Заглянув на кухню, увидели целующихся Антона и Григория. Денис был рад, но с тревогой заглянул в лицо бывшему другу. Тот спокойно прикрыл дверь и шепнул:  — Они нам не мешали, и мы им не будем. И успокойся, у тебя нет повода ревновать, Динь. Они проследовали дальше и закрылись в ванной. И зависли там надолго, пока уже не стали стучать старшие, которым так же уже понадобилось.       С этих пор ванная вообще часто становилась спорной территорией. И если спокойный Илья молчал, покорно поглядывая то на свою бывшую любовь, то на нынешнюю, то рассудительный Григорий, устав отвоевывать помещение у молодежи, просто заграбастал любимого с самым необходимым и «мигрировал» к себе в квартиру, заявив мальчишкам, что заслужил право стащить добычу в свою берлогу со всеми удобствами. А волнующемуся о своем дитяти Антону аргументировал это тем, что мальчишкам нужна своя территория, чтобы почувствовать себя самостоятельными и… не думать в самый ответственный момент о слышимости тонких стен. А затем с видимым удовольствием наблюдал, как успокоенный «Тошенька» взялся вить гнездо для них двоих. Конец.