Инородное тело

      Несмотря на соблюдённые требования, на Рани всё равно оглядывались. А уж когда она рассматривала артефакт, оказавшейся одной из книг, когда-то бывших в библиотеке Ватикана, то перед всеми она чувствовала себя вообще как на сцене. Или в зоопарке в качестве экспоната. Книга лежала на специальной подставке под стеклом, так что все находящиеся в церкви могли видеть изукрашенный цветными иллюстрациями, орнаментом и позолотой разворот.       — Уникальная вещь! — похвастался шериф, как будто это было его личное достижение.       Рани согласно кивнула — она могла оценить книгу как образец человеческой средневековой культуры, но во всём остальном она оставляла её совершенно равнодушной.       — Надо было сразу догадаться, что ваш артефакт для меня никакой ценности не представляет, и можно было бы не ходить сюда, — вполголоса заметила она, когда все расселись.       — Тс! Сейчас пастор её читать будет!       — Как, эту книжку?!       — Разумеется.       — Если она — артефакт, то она должна храниться под стеклом, при определённых температуре, влажности, давлении и без доступа микроорганизмов, которые могут испортить такую нежную вещь, как бумага!       — В этом весь смысл — её духовную составляющую мы считаем ценнее внешнего оформления.       — Тогда могли бы взять электронную копию, даже простую бумажную! Текст там такой же! Ваш пастор — он же варвар, он послюнявил палец, чтобы перевернуть страницу! Нет, я не могу на это смотреть, это не почитание святынь, это уничтожение культурных ценностей, — Рани резко встала и направилась к выходу. Всё равно она не чувствовала никакой семейной атмосферы, скорей, общее отторжение. Чужие взгляды атаковали и ранили её, будто фагоциты — проникшее в организм инородное тело.       — Рани! — шикнул на неё шериф, но поздно.       По рядам прошёл возмущённый шёпот:       — Она ушла посреди службы!       — Она не выносит слова божьего!       — И пусть идёт, нечего делать здесь чужачке.       — Может, она ведьма?       — А еще она ходит одна по ночам, и не возвращается, а потом оказывается дома!       — А она вчера что-то дала моей лошади!       — Ох, бедняга, ну молись, может, бог милует…              Рани быстрым шагом раздражённо шла к себе. Нет, пожалуй, это было уже не «домой», и нечего делать вид, что она тут приживётся, станет своей. Это бы её не волновало, но, к сожалению, это сильно волнует местных, к тому же у них нет никакой техники. Проще было бы осесть на необитаемой планете, не пришлось бы «вливаться в коллектив», а всё необходимое она и сама себе доставила бы. Только все мало-мальски пригодные для жизни планеты уже заняты — или такими вот, или высокотехнологичными обществами с излишним контролем.       Внезапно её привлёк звук. Она уже наслушалась, как лают, ржут, мяукают и мычат ее подопечные. В мычании ей послышалась боль и жалоба. Она пошла искать, кто это и где это. Корова замычала снова, и Рани уверенно повернула к одному из домов. Хозяев, конечно, не было дома, суббота же, они все сидели в храме и слушали про милосердие, когда их животное страдало. Рани уже была в курсе, что двери как правило не запирались, так что сама прошла в хлев.       Корова лежала. Увидев человека, она снова жалобно замычала, пытаясь поднять голову. «Почему они не позвали меня?!» — мелькнула у Рани мысль, но была вытеснена планированием дальнейших действий. Первое — сканер. Что с животным? Накопившиеся токсины и продукты распада, почему? Вот, в кишечнике — прямо словно пробка, перекрывающая его, причем явно инородное тело. Придётся резать, причём прямо тут, никакой операционной для коров у неё нет. Ей понадобится костюм, скальпель, обеззараживающая лампа…       — Что она тут делает?! Люди, смотрите — ведьма пришла добивать мою коровушку, мою кормилицу единственную! — внезапно раздалось от двери.       Миссис Патерсон уже бежала обратно к улице, на ходу крича о сглазившей её корову ведьме. Рани попыталась воззвать к её разуму:       — Я пришла помочь ей! Сейчас я сделаю операцию, и она поправится, если ещё не поздно!       — Она её зарезать хочет, помогите! — ещё громче завопила миссис Патерсон. Отзывчивые соседи начали быстро подтягиваться к месту то ли только скандала, то ли уже преступления.       — Да не кричите вы так, я же говорю, что ещё может быть не поздно! — Рани повысила голос и обратилась к толпе: — Мне нужен помощник… два помощника, принести инструменты.       — Сглазила, теперь зарезать хочет!       Из толпы вышли двое мужчин и схватили Рани за руки.       — Что вы делаете? — удивилась она. — Отпустите меня!       — Ведьма!       — Да у неё руки ледяные! — воскликнул один из мужчин, случайно коснувшийся её ладони.       — Может, она вообще не человек?       — Ведьма!       — Мы её подогреем!       — Тихо! — наконец появился шериф. — Мы сделаем всё по закону.       Собравшаяся толпа одобрительно загудела и двинулась обратно к церкви. Рани спокойно дала себя вести, надеясь на то, что теперь все успокоятся, начнут вести себя разумно, выслушают её объяснения и отпустят. И тогда она ещё подумает, спасать ли их корову… Хотя, конечно, несчастное животное ни в чём не виновато.       Из церкви споро, будто им это было привычно, вынесли скамейки и стол для «судей». Рани оставили стоять между всё теми же мужчинами. Шериф церемонно призвал всех к порядку и спросил у толпы:       — Итак, кто и в чём обвиняет эту женщину?       — Она сглазила мне корову! — тут же пробилась вперед миссис Патерсон. — В тот день, когда заходила в первый раз. Я даже молитву от злых сил корове дала, но эта ведьма…       — Сильнее, чем ваш бог? — не выдержала Рани.       — Богохульство! — зашумели в толпе, а пастор аж подскочил на судейском месте.       — Я ничего не делала. А вы — что значит «дала корове молитву»?       — Порезала и скормила, да что теперь говорить, помирает моя скотина… — попыталась выжать слезу миссис Патерсон.       — Вопрос обвиняемой к делу не относится, — отрезал пастор. — Кто ещё хочет свидетельствовать за или против?       — Ушла вечером и не вернулась! А утром была уже дома, не иначе, как ночью в трубу залетела!       — Она чёрной кошкой прошла, я сама видела!       — Собирала отраву в лесу, потравить всех хочет!       — Ходила по улицам в непотребном виде!       — Разговаривала с кошками!       Рани даже не ожидала, что список её «преступлений» будет так велик.       — Ну, тогда, кажется, всё ясно.       — Но я всё могу объяснить!       Мирные жители заулюлюкали и затопали, так что перекричать их можно было и не надеяться.       — Даже оскорбление веры? Не думаю, — отрезал пастор. — Но мы можем устроить божий суд водой.       — Суд водой! Немедленно! — поддержала толпа.       Шериф тяжело вздохнул. Он отпустил куда-то двух охранников от Рани, и сам связал ей руки за спиной.       — Видит бог, я не хотел этого.       — Тогда отпустите меня, и я просто исчезну, улечу.       — Я обязан поддерживать тут закон и порядок. Вы нарушили наши законы, и должны понести за это наказание.       Откуда-то из-за ближайших домов вытащили сооружение, похожее на кран, и выкатили не вяжущийся с прочим антуражем прозрачный пластиковый «стакан» в полтора роста. Быстро организовалась цепочка, передающая вёдра с водой от ближайшего колодца. Рани со всё возрастающей тревогой смотрела на наполняемый сосуд, но старалась ничем не выдать своего страха. Шериф стянул веревочной петлёй и ноги.       — У вас холодные руки, просто ледяные. Вы боитесь?       — А вы как думаете? — огрызнулась Рани. — Я так понимаю, вы собрались меня утопить?       — У нас для божьего суда ведьму держат под водой три минуты, — шериф показал ей песочные часы, которые отмеряли именно это время. — Только очень тренированные люди способны выдержать столько без воздуха.       — Я выдержу.       Шериф печально вздохнул.       — Позвольте дать вам один совет, наверное, последний. Не пытайтесь выдержать, сделайте вдох прямо под водой. Пусть это выглядит страшно, ужасно, но так вы очистите свою душу…       — Души нет, — зло улыбнулась Рани. — Всё, что отсталые народы называют душой, есть результат высшей нервной деятельности, носителем которой являются миллиарды клеток головного мозга. Даже такие вещи, как совесть, милосердие, альтруизм являются цепочкой электрических или химических сигналов в отдельных областях мозга, сформированных миллионами лет эволюции. Видимо, не у всех.       — Это опять богохульство.       — Это наука.       — Очень жаль, что вы не верите в жизнь вечную.       Рани еще раз зло улыбнулась и только крепко сжала зубы, чтобы они не стучали.       Когда стакан был наполнен доверху, её прикрепили к стреле крана, подняли над краем и медленно начали опускать в стакан. Несмотря на то, что ледяная вода выжимала воздух из судорожно сжавшихся лёгких, Рани удалось сделать глубокий вдох, после чего вода сомкнулась у неё над головой.       — Ниже, ниже опускай, вон волосы на воде лежат! Распустила тут свои космы, ведьма! — проявляла бдительность миссис Патерсон.       Кран опустили еще ниже, так что Рани уже почти могла коснуться носком дна. Однако она не делала ни этой попытки, ни попытки всплыть или хоть как-то извернуться. Она была лицом к толпе, которая сама затаила дыхание, часы оказались сбоку, но и без них она отлично чувствовала каждый нанопериод, и открыла глаза ровно в тот момент, когда упала последняя песчинка. Толпа испуганно ахнула и откачнулась назад, шериф сделал знак поднимать несостоявшуюся утопленницу.       — Ведьма! — пуще прежнего заголосила миссис Патерсон. — Настоящая ведьма, вода её не принимает! А её волосы? Смотрите, она уже стянула с себя косынку, собирается колдовать! Её надо обрить налысо, все знают, что сила ведьмы — в волосах!       Косынка действительно сползла с головы, а поправить её у Рани не было никакой возможности. Местным ханжам приходилось мириться с вопиющим непотребством. Рани вскинула голову.       — Это суеверие, — строго глянул на миссис Патерсон шериф. Та притихла.       — Ну что ж, она доказала свою виновность, — несколько дрожащим голосом подвёл итог экзекуции пастор. — Казнь будет проведена сегодня же, если мы достанем потребное количество дров.       — Что, ещё одна? — нашла в себе силы удивиться Рани.       — Испытание водой — не казнь, — пояснил шериф, накидывая ей на плечи свой пиджак. — Секунду, я разрежу веревку…       Он перерезал путы на ногах, оставив руки связанными.       — Если бы вы захлебнулись, утонули, это был бы знак, что чистая вода вас принимает, вы чисты от скверны. Я предупреждал, что лучше вам это сделать.       — А теперь что будет?       — Для нераскаявшихся ведьм существует только одно наказание — костёр. Оно же очищение пламенем. У нас нет тюрьмы, так что пока идут приготовления, вам придётся побыть в церковном подвале.       — А раскаяться…       — Уже поздно.       Шериф в молчании проконвоировал Рани к церкви, отпер тяжёлые деревянные двери, за которыми была лестница, ведущая вниз, к холодным бетонным стенам клетки два на два метра, помог ей спуститься и ушёл, оставив свой пиджак на ней. Она усмехнулась такой трогательной заботе. Если бы он пошёл дальше и помог ей тихо сбежать! Но нет, в его понятия о верности и долге входила забота о комфорте заключённой, но не входила идея о том, что сами законы, о соблюдении которых он печётся, могли быть неправильными. Рани подумала, что можно было бы попытаться взять под контроль его разум, но реально оценила свои силы — она не была большим специалистом. Она могла бы быть специалистом по ядам и прочим сильнодействующим веществам. Если бы у неё было с собой хоть что-то! Хоть снотворное, хоть отравляющее, хоть из тех трав, набранных в лесу всего несколько дней назад! Или возможность вызвать к себе ТАРДИС. Если бы её машина пространства-времени могла материализоваться сейчас вокруг неё! К сожалению, вход в ТАРДИС был далеко, почти так же далеко, как самые дальние звёзды. Рани будто наяву увидела ключ, висевший на крючке прямо рядом со шкафом, который был больше внутри. Но обо всём этом оставалось только мечтать.       — Видимо, регенерировать всё-таки придётся, — пробормотала Рани себе под нос. Стены поглотили звук, будто его и не было, и это было так жутко, что больше она сама с собой не разговаривала.       Вывели её уже вечером. Солнце полностью скрылось за горизонтом, небо затянули облака, через которые только изредка прорывались искорки звёзд. Рани оценила постановку шоу — да, в темноте костёр будет смотреться особенно эффектно. Особенно посреди всё той же площади перед их церковью — именно там стоял столб, обложенный хворостом и дровами. На губах появился какой-то химический привкус. Несмотря на собравшихся, была почти полная тишина, так что Рани вздрогнула, услышав тихий шёпот шерифа у самого уха:       — Я понимаю, что вы мне уже не доверяете, хотя я пытался и пытаюсь вам помочь — в рамках соблюдения закона, конечно. Вы представляете, что значит смерть на костре?       Рани молчала, борясь с подступающей паникой, именно потому, что очень хорошо могла себе это представить.       — Я предлагаю вам быструю и лёгкую смерть. Огонь разведут под уже мёртвым телом.       Рани прикинула, как это будет — едва она начнёт регенерировать, её начнут сжигать.       — Нет, — отказалась она. Лишь бы хватило сил не смалодушничать — регенерировать в таких экстремальных условиях было очень страшно.       — Я восхищаюсь вашим мужеством.       Рани ничего не ответила, и в дальнейшем только исполняла негромко отдаваемые команды: встать у столба, ноги ближе, чтобы веревки хватило, руки назад, они снова будут связаны, но уже за столбом, еще одна веревка обхватила шею, чтобы она не перевесилась через огонь, когда потеряет сознание, а осталась стоять прямо. К моменту окончания приготовлений воздух стал наэлектризованным, заметно похолодало, раздались даже циничные смешки насчет того, что вот сейчас все и погреются. Когда шериф уже стоял с факелом, но слегка замешкался, вперед протолкалась миссис Патерсон.       — Дайте мне, я тут главная пострадавшая и главная свидетельница, я сама хочу зажечь! — потянулась она к факелу. Шериф, чуть поколебавшись, передал ей почётное право быть палачом.       Факел прикоснулся к хворосту в указанных шерифом местах. Хворост загорелся бодро, ярко, почти без дыма и без треска, который говорил бы, что он сырой. Толпа наконец зашевелилась, заговорила — сначала глухо, как очень отдалённый гром, потом все громче и смелей. Рани уже не обращала на них внимания. Дышать она ещё могла и пользовалась этим, пытаясь пережечь, хоть немного ослабить верёвки. Огонь гораздо охотнее лизал её одежду, ноги, руки. Она чувствовала, как на них сначала вспухают волдыри, потом они лопаются, истекая быстро испаряющейся влагой, и кожа начинает обугливаться и осыпаться золой, открывая путь огню дальше, к мясу, уже горячему, шкворчащему. Один из язычков пламени лизнул так и не обритые волосы. Они сразу закучерявились, свернулись, добавив к запаху горящей плоти омерзительную вонь. Шустрые язычки запрыгивали всё выше и выше, наконец начала тлеть даже голова, волосы, которые не успели к этому времени сгореть снизу, с шипением осыпались в костёр. Кожа на черепе тоже начала краснеть, пузыриться и чернеть. Нет, это не волосы шипели, это начинался дождь, и совершенно точно невдалеке прогремел гром. Но к этому времени пламя разгорелось так сильно, что его даже почти не прибило. У Рани от боли и дыма уже начало мутиться сознание, она уже не смогла бы стоять на ногах, больше похожих на обуглившиеся палки, если бы не была привязана, окружающее плыло, казалось, что лёгкие начали гореть внутри, и она едва успела заметить, что верёвка основательно обгорела, когда поняла, что больше не может сдерживать процесс.       Момент начала регенерации, момент окутывания золотым сиянием никто не заметил из-за пляшущего вокруг огня, а в следующий миг всё небо разорвала огромная белая молния, и оглушил резкий треск грома. Ливень хлынул, как из ведра. Не успели люди сообразить хоть что-то, как ещё одна молния прочертила небо, обрисовав чёрные силуэты домов по краю площади и блеснув отсветом на кресте над церковью.       — В храм! Все в храм! — перекрикивая гром, призвал пастор.       Все и без его призыва ринулись к ближайшему укрытию, самому верному, самому надёжному, самому привычному.       Ещё одна вспышка молнии совпала с почти уже опустевшей площадью и выплеском энергии регенерации, которая разметала дрова, порвала ставшие хлипкими верёвки и разве что не выдернула столб. Через несколько секунд у неё были новые, совершенно целые ноги, на которые она попыталась встать, держась за столб — ещё теплый, но уже не горящий, он из орудия казни стал ей опорой, — но упала, потеряв сознание.              Всё было белым — белый свет, непонятно откуда идущий, белый потолок, белые стены. О чём-то ей это должно было говорить… Где она? Пахнет гарью. На чём она лежит? Рани поводила рукой вокруг себя — ничего не было. Рука была как будто чужая. Действительно, она так и выглядела, чужой, не похожей на ту, что была у неё раньше, до регенерации. Точно, она регенерировала! Рани подскочила с того ничего, на котором лежала. Действительно ничего не было, только белый пол внизу.       — Ничего. Нуль. Нуль-комната! — наконец сообразила она. — Это моя ТАРДИС… кажется, моя, и после регенерации я оказалась в нуль-комнате. Думаю, это было очень правильно, мне необходимо было восстановиться, но… Как?       Она осмотрела себя — на ней оставались всё те же обгорелые лохмотья, в которых она была во время казни. Ничего не указывало, каким образом она добралась до дома, открыла ТАРДИС и нашла очень редко используемую нуль-комнату. Рани решила выйти из неё, благо она достаточно хорошо себя чувствовала.       В ТАРДИС тоже никого не было. На сканере мигала зелёная лампочка, давая понять, что есть какая-то новая запись. Рани вспомнила — она сама настроила сканер на то, чтобы он включал запись в случае сильных отклонений показателей внешней среды от обычных. Видимо, вчерашнюю грозу он посчитал достойной записи. Она включила воспроизведение.       Молния… и сноп искр с крыши церкви, где заперлись все люди! Что-то угрожающе затрещало, крест завалился, пробил крышу и упал внутрь, откуда раздались крики. И снова ударила молния — над дверью, вызывая осыпь кирпичей из стены и запечатывая вход. И ещё одна… Вся церковь начала разрушаться на глазах, складываясь внутрь себя, не оставляя людям надежды выбраться. Рани представила, как падали сверху тяжелые деревянные балки, придавливая сразу по несколько человек, дробя им кости и превращая мускулы в мокрую лепешку на полу, осыпались кирпичи, проламывая головы так, что мозги разлетались брызгами, и нельзя было определить, где чьи… Вспомнила и о химическом вкусе на губах, который стал ещё более явственным во время дождя, но ей в тот момент было не до него. Последними кадрами было нечто вроде записки: «Если не можете подчиняться чужим законам, то устанавливайте свои».       — Вряд ли кто смог выйти из церкви, — подумала она вслух, выключая запись. — И вряд ли их ценную книжку засыпало вместе с ними. Но проверять я не пойду.       Она выставила по памяти координаты и запустила ротор.              2014