Another side of medal

Утром я снова открываю глаза позже Кресты. Не представляю, как она вообще высыпается за 3-4 часа. Приезжая сюда, я проводил в кровати полдня точно, и Диана нередко меня подкалывала по этому поводу. Жаворонок это, конечно, хорошо, но, черт возьми, Креста, хватит от меня убегать! Вчера сразу заснула, отвернувшись лицом к стене, сегодня встала — ни свет ни заря. Создается ощущение, что мы играем в прятки. Ночью. Она маскируется, а я брожу с фонариком и как только замечаю ее, та испаряется. Да, проблемы, да, я виноват, да, идиот, но дай ты мне хотя бы посмотреть нормально на тебя. Без пряток и игр в догонялки. Неоткуда взявшаяся злость заставляет меня рывком подняться с кровати. Давно пора послать все эти предрассудки и прошлое куда подальше. Стоило мне войти в кухню, как на пороге появляется Креста с белой тканью, перекинутой через руку. Она сбрасывает с себя босоножки, босиком проходит в кухню. Снова увиливает. — Думала, ты еще спишь. Вот, за парусами ходила, небольшую работу себе нашла, но об этом потом. Возвращается. — Я хотела извиниться за вчерашнее. Вела себя как дура, честно, я не знаю, почему не могла удержать себя в руках, и… — она подходит ближе. Огненные локоны едва пружинят от легкой походки. Она спускает резинку с волос, надевает ее на руку, немного волнуется. Поднимает слегка виноватый взгляд. Внутри все напрягается, вызывая учащенное сердцебиение. Энни смотрит прямо, открыто, медленно протягивает руку, сплетает мои пальцы со своими. От нее пахнет хлопком и шампунем из ромашковых трав. Аромат ее кожи дурманит, кружит голову и срывает все мыслимые и немыслимые запреты. — Хотела тебя поблагодарить за… К черту. Я резко, притягиваю ее к себе и срываюсь на поцелуй, не дав договорить. Я не могу. Просто не могу смотреть на нее и лишаться этой возможности из-за каких-то принципов, прошлого, еще из-за чего-то совершенно ненужного. Меня вытащат насильно в Капитолий через месяц, отрежут все пути сюда, как вообще можно тратить время на недомолвки, обиды, метаться между «пора» и «еще рано»? Здесь и сейчас. У меня разом отключаются все тормоза. Если бы она знала, если бы догадывалась, сколько я готов отдать за эти минуты. Сколько раз за эти проклятые несколько месяцев я представлял на месте Элизы ее. Сколько раз едва не рвал на себе волосы от недостатка дозы наркотика — ее голоса, запаха, взглядов. Сколько раз я срывался, припечатывая Элизу к стене для поцелуев, потому что злое подсознание рисовало Энни. Раз за разом. Оно слепило, усиливало воображение, и тогда остановить себя было невозможно. Энни медленно отступает назад к столу, едва успевая отвечать. Я чувствую кровь на ее губах, на языке остается едва ощутимый металлический вкус. Она врезается в столешницу, убирает руки с моих волос, пытаясь подтянуться на поверхность. Я с легкостью поднимаю ее, и Энни притягивет меня ближе. Безумие переворачивает разум, бьет внутри ключом, гоняя по венам разгоряченную кровь. Руки не слушаются, им не поддаются маленькие пуговицы блузки, пальцы то и дело соскальзывают с крошечной круглой пластмассы. Внезапно раздается громкий стук в дверь. Я не останавливаюсь. Не сейчас. Стук все настойчивее, и Энни не выдерживает. Мягко отстраняется, что-то тихо шепчет и проводит ладонью по моей тяжело вздымающейся груди. — Мисс Креста, вам письмо! — доносится снаружи. — Я придушу всех почтальонов в округе, как только закончу с тобой, — с легкой угрозой произношу я. Они могли прийти на несколько часов позже? Ироды. Энни соскальзывает со стола и направляется к двери, попутно застегивая верхние пуговицы. — Распишитесь за письмо, пожалуйста, — отчеканивает работник почты. Энни выходит на порог, возится с бумагами и почти сразу возвращается. — Наверное, от папы, мне никто больше не может написать. Креста, черт возьми, обязательно сейчас… — Я быстро, обещаю, — она улавливает мое недовольство, вскрывает конверт, и оглушающий крик раздается по квартире. На руки Энни выливается жидкость, похожая на кислоту. Конверт летит в сторону, Креста смотрит на обожженные пальцы сквозь пелену выступивших от боли слез и тихо шипит, стараясь снова не закричать. Бросаюсь к ней, обхватываю запястье и поворачиваю руку ладонью вверх. На моих глазах кожа начинает вздуваться, натягиваться, местами белеть. Реакция серной кислоты. В академии были уроки по опасным жидкостям и первой помощи. — В воду, срочно! — подхватываю ее и несу к раковине. Энни подставляет руки под струю и выравнивает дыхание, постепенно оправляясь от шока. — Не отходи отсюда, я сейчас, — так, куда она его отшвырнула… — Не трогай! — Все нормально, — внутри оказывается небольшая записка, старательно выведенная красным маркером: «За Финника Одэйра тупая простушка». Кажется, фанаты Элизы дают о себе знать. — Что там? — Энни, лучше не надо. Просто не открывай больше… — возражаю я, но она сразу перебивает: — Это мое письмо. Что там написано, и от кого оно? — спрашивает Креста, стискивая зубы от зудящей боли. — Я не хочу тебя расстра… — Дай сюда, — Энни с ловкостью кошки вырывает у меня лист мокрыми руками. Ну этого ей еще не хватало! — И это ты мне боялся показать, — со смешком спрашивает она, и бумага превращается в серый ком от воды. — Мне в академии и похлеще мстили, ты сам знаешь, как там все происходит с новенькими. А здесь… Женщины мстить умеют, но Элиза явно не из них. И там нужна запятая. — Напомню, что она тебя два раза чуть на тот свет не отправила, — для меня эта угроза является существенной. Сноу умеют качественно наносить удары, поэтому нужно уберечь слишком наивную Кресту. Это только начало. — В данном случае это мелко, Финник. Я просто больше не буду открывать письма, вот и все. Можешь перевязать холодным полотенцем? — Сегодня переезжаешь ко мне. На всякий случай, — как она может реагировать на эти выпады так просто? Энни задумывается. — Ладно, я не против. Только, Финник… — она присаживается мне на колени, — я ценю твою защиту и беспокойство, знаю, что ты боишься за меня, но все эти пакости — жалкие попытки. Неужели какие-то глупые безграмотные письма с разбавленной аш два эс о четыре способны напугать людей, прошедших игры? — Сноу обещал мне сладкую жизнь, Энни. Перед уходом мне все высказали прямо. Они не отстанут. *** Из-за сильного ожога Энни не могла заниматься домашними делами. Мы сошлись на том, что ближе к вечеру я перенесу ее вещи в мою комнату. Солнце сегодня спряталось за облакам, поэтому жара чуть спала, и можно было немного прогуляться. У меня началась паранойя, чтоб ее. Отовсюду кажется, что прохожие косо смотрят на Энни, перешептываются, замышляя неладное. Креста же ведет себя абсолютно спокойно, не обращая внимания на странное поведение окружающих. Нас каким-то образом заносит на черный рынок. Здесь можно приобрести какую-нибудь антикварную вещь, на полках стоят ржавые двигатели, допотопная техника, старые украшения, ракушки, книги по истории Панема — все, что когда-то имело заоблачную цену. Энни встает в одну из очередей. — А не лучше заказать нужную тебе вещь или поискать в более приятных местах, — смысл тут стоять ради какой-то поломанной, барахлящей безделушки? Я недолюбливаю это место, ибо тут частенько обворовывают, и сам товар не всегда качественный. — Я ненадолго, хочу кое-что купить. И снова секреты. Ладно, постоим среди кучки курящих подростков и поглотаем дым дешевых сигарет. Перед нами стоят две девчонки лет шестнадцати. Одеты на удивление по капитолийски. Щебечут про антикварные украшения, которые сейчас входят в моду, но как только видят нас с Энни, замолкают. Потом одна из них оборачивается к Кресте и тихо шепчет: — Что б ты петлю себе связала и на ней же повесилась, тварь бездушная. Я аж опешил. Та тянет подругу за руку и выводит из очереди, вторая оглядывается, а потом добавляет: — Элиза может умереть от горя из-за того, что ты, кошка драная, не знаешь своего места. Они скрываются за поворотом, никто из нас двоих даже не успевает отреагировать. — Мило, — подает голос Энни, — народу на два человека меньше, очередь быстрее. Видимо, эти замечания на нее не подействовали. — Энни, а… — Только не говори, что тебя пугают подобные выходки. Ладно, дома обсудим. — Я хочу кое-что купить для тебя, но собираюсь подарить позже, можешь не подглядывать? — улыбается Энни, когда перед нами остается один человек. — Как угодно, — холодно отвечаю, отходя в конец очереди. Осматриваюсь. Тут взгляд цепляется за знакомых двух стерв, которые успели собрать вокруг себя кучку подростков. Одна из капитолиек показывает в нашу сторону, активно жестикулируя. Даже издалека можно заметить, что группа из академии. Их можно вычислить сразу по мускулатуре и каменным лицам. Так, дело неладное. Кресту нельзя никуда отпускать одну. Сложно объяснить упрямому человеку что-либо. Энни не понимает, что ее могут серьезно покалечить. Самое забавное в этих выходках то, что Сноу наоборот будет пытаться погасить недовольства, ибо тот факт, что у меня кто-то есть на стороне, вряд ли обрадует клиентов. А вот Элиза в своем репертуаре. Ей все равно на бизнес отца, она обязана поныть о своем несчастье. Вероятно, за это время та успела дать интервью, где прозвучало имя Энни. А у дочери Сноу поклонниц тьма. Весь Капитолий. В основном это подростки, ибо для них она является примером для подражания. В дистриктах же иная ситуация. Жгучая ненависть и желание отправить всю семейку на их же Голодные игры. Проблема в том, что Четвертый на 30% состоит из элиты, что частично причисляет наш народ к капитолийцам. Отсюда и берутся добровольцы-мстители за свою «королеву». Ей даже просить ни о чем не надо. Достаточно дать повод. И на ее стороне не только разукрашенные фифы, но и ученики академии. А им ничего не стоит устроить засаду. Их же настраивает против вбитый в голову патриотизм. Обидели священную семью, мы за своего правителя горой! Там промывают мозги только так, это практически секта. Если их будет большинство, Энни не сможет отбиться. Придется пойти на крайние меры. *** Диана с мамой, видимо, решили сходить по магазинам. Я их даже предупредить забыл. Ладно, по ситуации посмотрим. Сегодня лучше с прогулками закончить. Энни долго маячит на пороге, пытаясь разобраться с вещами. — Финник, а… можно ключи, на всякий случай? — просит Энни, перетащив на последнюю сумку в холл. На ее запястьях выступили красные полосы, потому что в руках тяжелое из-за ожогов она пока держит плохо. Так, сейчас главное не давить, а то все испорчу опять. — Энни, тебе первое время лучше не выходить из дома, посидишь дома, пока снаружи все не утихомирится. Вроде мягко. Надеюсь, до нее дойдет. — Зачем? Финник, все в порядке. Это из-за этих подростков? Не дойдет. — Энни, я видел, как они перешептывались с учениками академии. Эти письма. Кислота. Это все не просто… — Я могу за себя постоять. — Не можешь, — начинаю раздражаться. В ответ следует немое восклицание. Энни встает с кровати, будто больше не желая казаться ниже, чем я. Сводит брови. — Не можешь, — повторяю я, — ты младше, тебе всего 17, а их много. Они загонят тебя в угол, и все. Неужели ты не понимаешь? Энни делает шаг навстречу. Помещение будто бы сужается в пространстве до маленькой комнаты. — Считаешь меня слабой? — угроза. Ну, начинается. — Нет, но… — Это так. — Тебе просто нужно посидеть дома, — избегаю обсуждения этого вопроса, потому что правду в любом случае ей говорить нельзя. — Финник, я все эти полгода заперта в четырех стенах. Палата, психушка, дом. Я не могу больше. Я устала от вечных пряток. Это лишнее, — Энни пытается сгладить конфликт. — Ты можешь понять, что тебя убить могут, нет? Я твой ментор, и я отвечаю за твою жизнь. — Не забывай, что меня учили убивать, — просто говорит она, — это всего лишь дети, перестань. Да черт возьми! Как можно быть такой неугомонной? — Еще скажи, что ты профи, и тебе все нипочем! Ты числилась едва ли не последней в списках! Энни, это не шутки, твое упрямство уже мне поперек горла! Ты можешь просто меня послушать без своих чертовых выходок? — Я выжила в психушке, на Арене, неужели ты думаешь, что я испугаюсь кучки подростков? Ты серьезно? — Ты бы не выжила, не будь у тебя моих записок! Тебя бы убили в первые секунды еще у Рога, если бы не я! Звенящая тишина воздвигает стену между нами. Злой взгляд Энни медленно меняется на разочарованный. Она глотает несказанные слова, делает рваный вдох и тихо, спокойно отвечает: — Не стоит считать эту победу только своей заслугой, Одэйр. Хлопок двери. *** Сплю я плохо. То и дело пересыхает горло, и хочется пить. В мозгу возникают странные силуэты с топорами. Они бьют острием по белоснежной стене и, словно на пергаменте, ломаными буквами выскабливают имя: "Энни Креста". Из трещин льется кровь, и я чувствую, как на меня летят брызги красной жидкости. Передергивает. Еле балансирую на грани сна и яви, боясь сделать большой шаг в ту или другую сторону. Как я вообще спал предыдущие ночи? Облокачиваюсь на спинку кровати, поставив подушку вертикально. Помирюсь завтра. Сегодня я еще слишком зол на нее. Внутри до сих пор беснуется существо, желающее молча схватить Кресту за руку и без всяких церемоний запереть на две недели в комнате. С такими как она тоталитарный режим Сноу кажется вполне оправданным. Ибо с ней по-другому нельзя. Будто бы вторая Элиза, у которой ума побольше, но синдром «как хочу, так и будет» не вышибается вообще ничем. Почему так сложно понять, что я за нее беспокоюсь? Но нет же! «Я сама. Я сама. Все нормально» — вечный лозунг Энни Кресты. Бесит. *** Звонок домашнего телефона больно режет слух. Заставляю себя подняться. Кто звонит в такую рань? Проклял бы, если б смог. Убью, но позже. Когда наконец-то высплюсь. Наверное. — Да, я слушаю, — бодрый голос, когда ты сонный — вершина актерского мастерства. — Так и знала, что ты тут, — послышалось в трубке возмущение Миры, — тебя Сноу разыскивает, клиент нарисовался. — Еще две недели, какой клиент? Перебор уже это — обещания нарушать, — ворчу я недовольно. — Тебе повезло, в Капитолий тащиться не надо. Клиент в Четвертом в элитной базе отдыха где-то там у вас. Так что максимум тебе плестись в другой район. А вот мне в столицу надо. Везунчик. Да, еще тот везунчик. Задолбали. Две недели дать не могут спокойно пожить. — Говори адрес. — Пляж Holo, зона номер 7. Сегодня вечером в восемь часов. Судя по всему там организуют что-то вроде вечеринки. Клиентка — Аннабет. Не знаю, что за дива. Дальше сам? Да, и не отключай свой домашний. А то днем с огнем тебя не сыщешь, потом наполучаешь подзатыльников. — Да-да, хорошо, — нет сил возмущаться, хочется рухнуть в постель и не просыпаться, опять я как маленький ребенок. И так тошно, они еще масла в огонь подливают, — спасибо. — Не теряйся там. — Хорошо. — Пока. Сноу решил долго не ждать, видимо. И как будто нарочно подослал самую развратную, чтоб ее, клиентку. Без ожогов я оттуда не уйду. Планы вот вообще другие были на вечер. Еще Энни надо будет что-то… Сказать. Осознание того, что с Крестой я вчера неслабо поругался, наваливается тяжким грузом вместе с противным ощущением раннего утра. Надо сходить поговорить. Повздорили, и хватит. Думаю, она не будет против забыть эту ссору. Да и оставить ее дома на две недели можно более мягким и приятным способом для обоих. Правда, наличие еще двух человек в этом доме значительно усложняет задачу. Вчера я был немного не в себе из-за того, что опасность начала проступать из всех щелей и вовсе загнала в угол. Из-за расшатанных нервов все пошло наперекосяк. Ладно, исправим. *** Ее нигде нет. Вообще. Дом заперт, берег пуст, рынок сегодня не работает. Как только я обхожу восточный район дистрикта вдоль и поперек, мысли о том, что с Энни могло что-то случиться, напрочь завладевают разумом. Беспечность сегодняшнего утра стирается, поселяя панику. Панику. Ее нет. Просто нет. Я никак не могу переварить эту информацию. Неужели ссора настолько сильно на нее повлияла? Спустя час скитаний, я всполошился ни на шутку. День близится к полудню, а поиски не принесли ничего кроме новой порции беспокойства. Я начинаю перебирать реплики вчерашнего скандала, выискивая, что могло ее настолько сильно задеть, чтобы она сбежала? Ответ приходит все время один и тот же — исчезла Энни не по своей воле. Диана еле отыскивает меня на людной площади и тащит обедать. В горло не лезет ни кусочка, я то и дело выглядываю в окно, ожидая, что увижу у калитки рыжую копну волос. Напрасно. Диана добивает меня расспросами о том, где Энни, после чего присоединяется к поискам, ссылаясь на «свои источники». Дворовые мальчишки прочищают переулки, даже бегают к оврагу, но безрезультатно. Сестра звонит в дом Энни, но по-прежнему ответом служит лишь тишина. Я потихоньку схожу с ума. Куда она могла деться? Куда?! Может, ее поймали около дома? Или залезли в дом? Я несколько минут хожу около академии. Но ничего подозрительного не замечаю. Вконец отчаявшись, я взламываю замок ее балкона и проникаю внутрь. Как и следовало ожидать — дома ее не оказывается. На столе лежат новые письма. Одно распечатанное, наверное, опять приступ храбрости. К вечеру ноги адски болят. Еще раз пройдясь по берегу, я возвращаюсь домой и начинаю готовиться к поездке на holo. Настроя нет вообще, я слабо представляю, как смогу проводить с кем-то время, не узнав о том, где Энни. Надеваю, что не жалко, одежду все равно на мне разорвут. Сноу еще вовремя! Обязательно сейчас? Обязательно, да? Когда дела все к черту, настрой и нервы к черту! Я еще идиот — умудрился поссориться на третий день с девушкой, к которой рвался все эти полгода. Так. Спокойно. Она вернется завтра. Наверняка ушла к подруге или знакомой, может, Мэгз пошла встречать. Все, не паниковать. Она не такая глупая, чтобы обижаться бесконечно. Это же Энни. И она вернется. — Она могла просто поехать в морское путешествие с папой, — доносится тоненький голосок из-за двери. Диана заходит в комнату. Надо было закрыться. Как только сестра видит меня в выходной рубашке, то ее лицо озаряет улыбка, она подбегает и радостно спрашивает: — Ты ее нашел? Ты к ней идешь? А где она была? Нет. Нет. Не знаю, отстань. Хотя, если думать в позитивном ключе, то это самая лучшая замена правды для Дианы. Пусть думает, что я к Энни. Ночью я все равно не вернусь. Скажу, что заночевал у нее. — Да, она, оказывается, у подруги была, — ложь во благо, — только я опаздываю. — Тогда, — она встает на стул и копошится в моем шкафу, — бери это и это. Она протягивает мне серый пиджак и белую рубашку. — Ди, я опаздываю, говорю же, — клиентки такой вид не оценят. — И вот это! — она выуживает из кучи одежды бабочку, — мне идет? — Диана прикладывает ее ко лбу и смотрит в зеркало. Улыбаюсь. — Оставь ее себе, а я побежал, все пока. А то за опоздание леща дадут. — Хотя бы цветы не забудь! — слышу я раздраженный голос сестры из окна. Ага, как же. *** Море лениво взбивает воду в легкую пену. Солнце скрылось за край горизонта, оставив на небе тепло-оранжевые мазки облаков. Большой мягкий плед расстелен в нескольких метрах от края берега, по нему разбросаны бежевые подушки, а вокруг мирно горят огни бело-желтой гирлянды. Смотрится очень мило, необычная замена свечкам. На небольшой подставке красуются два фужера, рядом — шампанское в ведерке со льдом. Видимо, зря я торопился. Зато можно пока «подышать перед смертью». Хотя бы какое-то удовольствие получить. Конечно, удовольствие. С каких пор, Одэйр? На самом деле, чувство отвратное. Кажется, после встречи с Энни на этих вечеринках я чувствую себя еще грязнее раза в два. Просто из-за подобного возникает чувство измены, и я никак не могу от этого отделаться. Откидываюсь на гору подушек. Немного клонит в сон. Кажется, идет. Поборов в себе желание не видеть своего мучителя хотя бы еще секунд десять, я натягиваю довольную улыбку и оборачиваюсь. И вижу Энни. Без какого-либо намека на вражду подходит ко мне. Я не бросаюсь к ней с объятиями, не ликую, что она жива и здорова, что спокойно на меня смотрит и не собирается спорить. На инстинктивном уровне хватаю ее за руку и тяну в сторону отеля. Страх перекрывает вообще все. Так, чтобы не увидели чтобы не заметили, черт! Нельзя. Завожу ее за угол. — Я все понимаю, но сейчас тебе срочно нужно уходить, слышишь меня? Сию секунду, Энни, это не смешно. Может пострадать и моя, и твоя семья, у меня клиент, и если сейчас меня там не будет… Креста меня перебивает: — Я знаю. Одна поправка. Аннабет мирно спит в Капитолии. Это я клиентка.