23 истории из жизни

      Пламя свечи дрогнуло от легкого сквозняка и резко качнулось вправо, заставив тени в кабинете командора начать кружиться в безумном танце. Дикий и слегка необузданный в начале, а потом постепенно смиряющий свой пыл, казалось, он затронул каждый уголок просторной комнаты: дотронулся до внушительной стопки непроработанных документов, скользнул по старой карте внешнего мира и только потом затрепетал на небольшой полуразвалившейся коробочке, опрометчиво поставленной на самом краешке стола.       Но хозяин кабинета не обратил внимания на передвижение света, лишь потер переносицу и откинулся на спинку старого диванчика, заставив предмет мебели пронзительно скрипнуть. Слегка пожелтевший от старости лист в руке тринадцатого командора также вздрогнул и по воле человека отправился в свободный полет, чтобы всего через мгновение приземлиться на полу рядом со своими собратьями.       Эрвин вздохнул и прикрыл глаза, мысленно ругая себя за глупость. Как же наивен он был, полагая, что сможет забыть все чувства, спрятав их в обычной картонной коробке. Запереть в самом дальнем уголке, чтобы больше никто никогда не смог их найти и разбудить. И казалось, что простой план сработал: сердце успокоилось, когда мысли, трусливо изложенные на бумаге, а не сказанные в лицо, оказались надежно прикрыты крышкой.       Вот только вся уверенность развалилась карточным домиком, когда эта самая коробка, непонятно зачем таскаемая с собой с места на место почти десять лет, звучно шлепнулась об пол, под напором Ханджи. Майор долго потом извинялась, собирая разрозненные листы по всему ковру, оправдывалась, что ничего не прочитала, и на верхнюю полку полезла не из-за любопытства, а потому что искала старые отчеты по экспериментам, но Эрвин ее практически не слушал. Кивал, показывая, что не сердится, а сам поспешно старался убрать подальше старые записи.       «Хранить старые любовные письма – ужасная затея, - сказал когда-то юному Эрвину один из друзей отца: - А читать их – все равно, что пить прокисшее вино. На вкус - один уксус».       Тогда Смит не понял этого сравнения, а теперь хотел рассмеяться и крикнуть, что старик был чертовски прав. Старые воспоминания будто разъедали Эрвина изнутри.

«Ты появилась в моей жизни, как лучик солнца в зимний день. Ворвалась, затмевая мысли, и осмеяла мою лень. За красотой твоей и статью исчезли беды и печаль, Теперь ужасные терзанья не уничтожат мой февраль. Я стал искать с тобою встречи, с друзьями посещать твой бар, Чтоб только слышать твои речи, когда мне улыбаешься ты в дар. Но только наступает утро, я, проводив тебя домой, Скачу в рассвете перламутра* и там вступаю в новый бой. Я еду за пределы мира. Там, часто люди говорят, Уже стоит моя могила. Там сгинет каждый, кто не прав. Не прав в мечтаньях своих смелых, в которых нет в помине стен, И нет желания навечно здесь превратить свободу в тлен. Однажды, лучик моей жизни, я увезу тебя с собой, Чтоб показать тебе просторы, где будем жить лишь мы с тобой. Там никогда не будет смерти, не будет грусти и тоски, Лишь взмахи разноцветных крыльев свободой переполнят дни. Ты только жди меня, Мария. Однажды, на исходе дня, я увезу тебя в то место, И все там будет для тебя…»

      Дальше Эрвин не помнил, а перечитывать строки неотправленного письма не захотел. Уж слишком было больно вспоминать раз за разом те прекрасные дни, зная, чем все закончилось. Тогда, чуть меньше десяти лет назад, рядом с Мари появился Нил. Совсем случайно - кажется, Эрвин сам привел его в тот бар – но это совпадение стало роковым. Всего через год Доук сделал девушке предложение, а Смит, уже тогда вступивший в ряды разведки, так и не отослал ни одного письма, которых уже скопилось пол-ящика.       С годами коллекция пополнялась, впитывая в себя все переживания мужчины, но при этом осталась тайной как для друзей, так и для самой Мари. Смит просто не видел смысла разрушать ее счастливую семейную жизнь своими чувствами.       А пока можно расслабиться, погрузившись в мир воспоминаний, и порассуждать, как бы сложилась жизнь, если бы он оказался чуть-чуть настойчивее в любовных делах. Когда свеча догорит, Эрвин Смит соберет разбросанные стихи и спрячет их в самый дальний угол, куда даже вездесущая Ханджи не сунется. О том, чтобы сжечь свои чувства командор не хотел даже думать.