Непреложная клятва

Лили Поттер, не отрываясь, смотрела на дверь, из которой вот-вот должен выйти ее сын. Ее Гарри. О, как несправедлива была к ней судьба! Лили вспоминала своего малыша, как доверчиво он прижимался к ней в тот вечер, когда она пошла отдавать его Петунье. На малыша пришлось наложить сонные чары, потому что он не хотел отпускать свою маму. Петунья тогда молча смотрела на растянувшееся прощание и лишь сказала: — Или режь пуповину и уходи, или убирайся отсюда. — И она демонстративно зевнула, прикрывая рот ладонью, намекая, что нормальные люди в полпервого ночи спят. Лили пришлось повиноваться. Она ушла, не оглядываясь. Ох, если бы не эта война, в которой погрязла она вместе со всей семьей! Ну да увяз коготок — всей птичке пропадать. Приходиться жертвовать самым дорогим — детьми — ради Наивысшей цели. Мерлин, скорее бы его увидеть! Джеймс Поттер совсем по-другому представлял себе сына и наследника. Когда парень, хромая, вошел в холл, его отец думал только о том, что какой-то он чахлый. Хромой — еще полбеды, так ведь худой, как палка! И рост маловат. Хотя не то чтобы Поттеры были великанами, Лили вон пришлось отказаться от обуви на каблуках, лишь бы не быть выше мужа. Да еще и целитель... Полезная профессия, конечно, но слишком уж... негероическая. Среди Поттеров целителей не было! Целитель. Это же почти зельевар! Так ведь еще и не полевой хирург какой, который мог бы помочь в сражениях, а детский целитель! Страшно представить, сколько сил придется потратить им с Сириусом, чтобы привести мозги парня в порядок. Как-никак, возможно, он все же Избранный и должен быть храбр как гриффиндорский лев, а не добродушен как барсук или мудр как ворон. Для мудрости есть люди постарше. Альбус вот, например. Между тем Гарри приблизился, и ни один из пришедших магов не увидел в его лице ни тени приязни. Разве что раздражение и любопытство. Он насмешливо переводил взгляд с одного мага на другого, задержался на Макгонагалл и иронично дернул уголком рта. Первой тишину нарушила Лили. Она вырвалась из объятий трогательно поддерживающих ее сына и мужа и бросилась на шею найденыша. — Гарри! — крикнула она. — Сынок! В холл между тем прибывали зрители. Послышались шепотки. — А похожи ведь. — Неужто и правда мамаша доктора Поттера? — Пришли на все готовое... — Посмотрите на старика с бородой. Может, они из секты какой? — Вызвать полицию? — Да подожди! Ты что, доктора Поттера не знаешь? Он сам кого хочешь вытурит. Стукнет палкой своей по голове и все — привет реанимация... Ему помощь не нужна. — Все, тихо! Самое интересное начинается. Гарри почувствовал себя героем слезливо болливудского шедевра. Хотя бы за одно можно благодарить оппозицию Ордена Феникса: они не превратили знакомство в цирковое представление. Гарри осторожно отстранил от себя Лили Поттер и проникновенно — он имел большой опыт общения с буйными и нервными — произнес: — Не имею чести знать вас, мадам. — Я твоя мама, Гарри! Твоя мама! — все еще всхлипывая, сказала она и, обернувшись, принялась запинаясь представлять ему семью. — Это Джеймс, твой папа, а это Чарли, твой младший брат, а еще у тебя есть сестричка, Ники, но она осталась дома, потому что... Гарри очень хорошо понимал сестричку Ники — он и сам бы с удовольствием не стал участвовать в этом представлении. — Хорошо. Отлично. Замечательно, — сказал он, потирая виски. — Но зачем было приходить на работу, устраивать цирк... Я еще могу понять мистера и миссис Поттер, но вы-то кто такие? Он обвел взглядом достаточно большую толпу нелепо одетых людей. — Неужели нельзя было прийти ко мне частным порядком, а не позорить меня перед сотрудниками? — Не переживай, Гарри! — бодрясь, ответил Джеймс, с превосходством поглядывая на перешептывающихся людей. — Это же магглы! Мы сотрем им память. Ты ведь не собираешься здесь оставаться, правда, сын? Гарри стоял, опираясь обеими руками о трость. Ни один мускул не дрогнул на его лице. — Ты нам не рад? — дрожащим голосом спросила Лили, глядя в глаза сына. — А должен быть? — спросил он холодно. — Ладно, оставим прошлое — все, что я перенес благодаря вам. Но вы являетесь сюда, в больницу, галдите, срываете рабочий процесс и вдобавок угрожаете моим коллегам и пациентам. Хорошенькая попытка воссоединения! — Не говорите глупостей, мистер Поттер, — вмешалась Макгонагалл, удивленная молчанием Дамблдора. — Стирание памяти — совершенно рутинная процедура при столкновении двух миров. По статистике, каждый двадцатый маггл хотя бы раз в жизни... Гарри с силой стукнул тростью об пол. От неоформленной силы, заполнившей холл, волосы зашевелились не только у магов, но и у магглов. — Достаточно! — сказал Гарри, и все примолкли, вслушиваясь в глубокий и сильный голос. «А мальчик силен, — пронеслось в голове у Джеймса, — возможно, не так он и безнадежен». — Я вижу, вы не слышите и не хотите никого слышать. Кто ваш лидер? Лили указала дрожащим пальчиком на Дамблдора, все так же с интересом разглядывавшего Гарри. — Вы? — продолжил Гарри, уже обращаясь только к нему. — Только из уважения к вашим сединам я выслушаю вас. Но не сейчас, позже. Когда — или если — вы научитесь внятно излагать свои мысли, не прибегая к помощи группы поддержки. — Но... — начала Лили, но ее перебил Джеймс. — Что ты себе позволяешь, сопляк?! — проревел он. — Как ты смеешь так разговаривать с самим Дамблдором? Я, твой отец, требую уважения! — Джеймс, не стоит, — мягко и не слишком настойчиво сказал Дамблдор, положив ему руку на плечо. Джеймса уже было сложно остановить просто словами. — Я, твой отец, требую повиновения! — Убирайтесь, — прямо сказал Гарри. — Просто убирайтесь. Пока я не сделал того, о чем буду жалеть. Уж кто-кто, а вы не имеете на меня никаких прав. От неоформленной, но не стихийной магии только что воздух не трещал. Дамблдор сделал знак, что пора уходить. Гарри тоже повернулся к ним спиной, сильнее обычного налегая на трость. — А память магглам мы все равно сотрем, — мстительно огрызнулся одноногий старик, стоявший позади Дамблдора. Гарри ничего не ответил. *** Все забыли о Чарльзе Поттере. На устах Ордена Феникса было теперь только одно имя — Гарри. Гарри. Гарри. О нем говорила мама со слезами в голосе, с огнем говорил отец. Не понятно было, доволен ли он самоуправством наследника или нет, но продемонстрированная неосознанно магическая сила впечатляла. Грюм ворчал, что с мальцом они еще наплачутся, Макгонагалл с поджатыми губами порицала его неуважение к старшим. Снейп, не ходивший с ними, с интересом прислушивался и, кажется, одобрял поведение Гарри. В общем, все помешались на нем, даже Ники, которой до политики никогда дела не было. А Чарли бродил между ними, одинокий и неприкаянный. Трудно ему было — в одночасье свергнутому с пьедестала. И свергнутый внутрисемейный божок Поттеров решился на месть. — Стою у двери на Тисовой, прижимаю к себе малютку Гарри, — в который раз начала вспоминать Лили. — На Тисовой? — переспросил ее подошедший сын. — Ну да! — встрепенулась женщина, обрадованная тем, что ее младший сын заинтересовался наконец печальной историей. — Тисовая улица, дом четыре, как сейчас помню бронзовую циферку на двери. Я стояла и смотрела на дверь, и думала: здесь будет жить мой Гарри, мой маленький Гарри, вдали от всех, кто его любит... О, это так ужасно! — Литтл-Уингинг, Тисовая улица, дом четыре — так? — не отставал от нее сын. — Да, да, — закивала женщина и принялась рассказывать о том, как нелюбезно ее приняла Петунья. Лили тогда сразу поняла, что ее крошке придется несладко! Но отступать уже было поздно. Да и не ожидала она такого от сестры! Чарли слушал и кивал. В голове принялся вырисовываться план. Поздним вечером Чарльз выскользнул из дома, прошелся по магической части и вызвал «Ночного Рыцаря». Водитель, Эрни, радостно с ним поздоровался. — А, Чарли! — крикнул он, сверкая зубами. — Сбежал от предков? Капают на мозги? Куда тебя? В Косой? Чарли задумался. Называть настоящий адрес было опасно. Лучше доехать куда надо маггловским способом. — Нет, — ответил он, — просто к Дырявому Котлу. — Ну, залезай. *** Следующие два дня прошли на удивление спокойно для Гарри. Ни светлые, ни темные маги его не беспокоили, не считая писем миссис Поттер, в которых она трогательно рассказывала Гарри о его первом годе жизни. Местами строчки расплывались, и Гарри все не мог решить, так ли много миссис Поттер рыдает постоянно, или она просто брызнула воды для придания драматизма. Гарри заступил на дежурство и с наслаждением окунулся в больничную суету, сам удивляясь тому, как он может делать столько дел одновременно. Он проводит сложную операцию, потом мчится проводить обычные процедуры, одновременно надзирая за своим интерном. Он мчится из одной операционной в другую, и стук собственных башмаков и визг дверей складываются в его голове в слова из Женевской декларации, современной версии клятвы Гиппократа. Гарри вспомнил забавный случай, произошедший с ним на вручении диплома. Там он впервые произнес эти слова вслух и получил в ответ яркую вспышку света, и перегоревшие лампочки во всем здании своей альма-матер. Я торжественно клянусь посвятить свою жизнь служению человечеству. У Гарри новый пациент — мальчик в самом сложном возрасте. Четырнадцать лет. И у него пилоцитозная астроцитома. Родители жалуются, мальчика не узнать. Он курит, пьет и ворует в магазинах, ругается как матрос. Возможно ли, что опухоль придавила что-то в мозге? Здоровье моего пациента будет моим первейшим вознаграждением. Но Гарри нечем утешить родителей — опухоль располагается далеко от лобных долей. Это просто переходный возраст. Гарри нравится этот парень, его неукротимый дух и легкость, с которой мальчик шел по жизни. Даже головные боли не смогли заставить парня поверить в диагноз. Он был уверен, что вокруг него существует заговор — родителей, врачей, просто взрослых. Они не хотят, чтобы подросток жил, как ему хочется, вот и придумали эту глупую болезнь. Делать все, что в моих силах, для поддержания чести и благородных традиций медицинского сообщества. Операция длилась пять часов, прошла успешно. Пациента посадили, наклонив голову вперед и уложив лбом на специальную подставку. Вскрывать приходилось очень осторожно: на затылке под костью проходят крупные сосуды. Хирург-ассистент, Рони Стампс, стоял рядом, готовый в случае чего прийти на помощь. Даже под угрозой я не буду использовать свои знания против человеческой жизни... Гарри позволил мозжечку упасть — для этого не требовалось усилий, только сила тяжести — и взглянул на главного своего врага: огромную, красную опухоль. Чужеродную и опасную. Гарри сумел вырезать почти все, не задев ни одной важной функциональной области. Коллеги будут мне братьями... Гарри позволил Стампсу повозиться с микроскопом и вакуумным отсосом и позволил зашить разрез. Забинтовал сам. Выйдя из операционной, Гарри не чувствовал не малейшей усталости, только нога ныла. В тесном мирке операционной, увлеченный картинками в микроскопе, он забывал обо всем. Работа дарила ему наслаждение. *** Он спустился во двор больницы — горячий вечерний августовский ветер обдал его и взлохматил волосы. И закурил. Не позволить соображением религиозного, национального, расового, партийно-политического и социального характера встать между мной и моим пациентом. Вдруг что-то резко и быстро его обожгло. Он даже ничего не успел понять, как осел на асфальт и выронил сигарету из ослабевших пальцев. Я принимаю эти обязательства обдуманно, свободно и честно.