Too Close

*** -Нет, нет, нет, Шерлок. Стой! – после минуты раздумий он уже пытался нагнать того человека, сбившего его и оставившего записку. Шерлок жив! Жив! Он рядом, был всегда рядом…Слишком близко…Всегда. В голове Джона был поток из мыслей, перерастающий в настоящий потоп и заполняющий весь разум. Конечно, первоочередными были мысли о том, чтобы скорее догнать этого человека. Но надежда с каждым шагом угасала, как остаток свечки, с которой капает горячий воск и с каждой каплей ее все меньше и меньше, но маленький огонек все еще горит, заставляя верить в скорую встречу. Очень скорую. Но и он начинает угасать, когда Джон остается один в переулке. Толпы людей уже давно нет, она вся осталась в парке. Нет никого вокруг. Он один…снова. Теперь все мысли только о скором возвращении Шерлока на Бейкер-стрит, куда Ватсон и отправился. На город уже опустилась густая ночь. Ночь в Лондоне прекрасна. Город начинает светиться завораживающим оранжевым светом от вывесок. Хоть звезд и не видно, но небо мерцает, как волшебное. Необыкновенная магия городской природы, струящаяся по улицам, подворотням и проулкам. Верным спутником этой ночи является одиночество. Одинокий прохожий, спешащий домой с работы; одинокий пьяница, вышедший из паба и проклинающий свою никчемную жизнь; одинокий романтик, предпочитающий ночные прогулки шумному дневному городу; одинокий доктор, упустивший самую прекрасную встречу в жизни, но в котором теплилась надежда на лучшее будущее… Джон находился в прострации, когда вернулся домой. Мысли постепенно сошли на нет и в голове была пустота. Прежняя пустота, всепоглощающая и надоедающая, перерастающая постепенно в головную и душевную боль. Вроде должно быть все хорошо, но эта тянущая, ноющая, душераздирающая боль все же появилась. Что было причиной этому? Осознание того, что Шерлок обманул. Самым наглым образом. Заставил умирать, каждую ночь, переживая то падение, только во сне Джона с крыши падал не Шерлок, а он сам, кровь шла из головы и, как ни странно, из груди, прямо из сердца. Сон был ужасен. А потом кошмар продолжался наяву, когда ты для мира существовал, а мир для тебя - нет. Только одиночество - новый друг. А теперь и горечь от дикой обиды и злости на друга-предателя. Должна была быть веская причина, чтобы Шерлок так поступил. Должна была быть. Иначе, зачем это все? Или опять новые развлечения социопата, страдающего бездельем? Джон отогнал от себя такие мысли, рассчитывая на вразумительные объяснения, возвращаясь к тупой боли в груди. Возвращаясь к боли, которая длилась еще три недели.