Beneath Dresses and Tresses

Весна       Война закончилась десять лет назад.       Враждебность, злость и обида теперь покоились вместе с теми, кто воевал. Мир объединил страну на двадцать лет, и каждый начал все заново.       В процветающих городах росло количество лордов и леди, росло и количество служанок и лакеев. Каменные особняки пришли на смену деревянным домам, страна потихоньку поднималась на ноги.       И с каждым восходом и закатом разница между двумя сословиями все росла и росла. Теперь в стране были только богатые... и бедные.       В часе езды от городской суеты, в тихом пригороде раскинулся удивительно красивый фруктовый сад, неподалеку в озере плескались сазаны, карпы и форель. Цветущие вишневые деревья росли вдоль выложенной камнем дорожки. Это место, казалось, сошло с фотографии в журнале.       Многие бы подумали, что это и есть рай на земле.       Но для девятилетнего мальчика этот пейзаж был привычен. Это место для него было просто жилищем, укрытием, которое защищало его, возможно, оно было его домом, но не больше. Это совершенно точно не рай, скорее, учебное поле, место, где он пытался стать тем, кем должен быть.       Неся тяжеленное ведро, он медленно прошел мимо кустарников к великолепному дому. Густой дым, валивший из трубы, скрывал от него небо. Он надул губы, а его желудок недовольно заурчал.       Он поспешил в дом, не обращая внимания на воду, выплескивающуюся из ведра, в его голове были мысли только об ужине.       Щи и жареная курица для него словно пир, он испачкал руки жиром, уплетая еду за обе щеки.       Сидевшая напротив него женщина, прижимая младенца к груди, нежно улыбнулась мальчику. Каштановые локоны ее были скрыты чепцом, перетянутым желтой лентой. Она ела свой ужин, не снимая грязного фартука, закрывавшего ее платье. Младенец громко сопел, как и любой ребенок, завернувшийся в мягкие одеяла.       Он улыбнулся ей в ответ, доедая ужин.        - Следи за тем, что ты ешь, - пробурчала она, глядя, как он опустошает тарелки. - Тебе нужно следить за фигурой. Помни, никаких мускулов и никакого жира.       Он кивнул в ответ, доедая.       Ночь вступила в свои права. Он помог женщине улечься в постель, поправил одеяло младенцу и отправился в свою маленькую комнатку на чердаке дома. Здесь было всего одно окно, открывающее красоту неба каждые утро и вечер. Пронизывающий ветер ему был не страшен, так как печная труба примыкала к одной из стен комнатки. Щели между бревнами служили ему ящиками для листовок, бумаги и текстов, которые путешественники выкидывали из повозки или машины, мальчик изучал их тайком.       Вместо ручки у него был кусочек угля, и понемногу он научился писать.       Его будущее было предопределено. Он знал, что его ждет, и скоро он покинет этот дом, к которому так привык за четыре года.       Красивая и добрая леди заботилась о нем ради его блага. Она не была ему матерью, хотя он и считал ее почти таковой. До тех пор, пока она не родила ребенка, мальчика с розовыми щечками и белой, как снег, кожей. Ребенок рос, и мальчик чувствовал, как постепенно она отдаляется от него, и теперь большую часть времени она с ним даже не разговаривала.       - Не привыкай ко мне. Ты все равно скоро уйдешь, - сказала ему она, когда он впервые переступил порог ее дома. Она была моложе тогда, красивее и добрее. Взгляд ее был кроток и нежен, но она заставляла его не думать о ней, не привязываться к ней. Она никогда не будет его матерью.       Мама - первое слово, которое он научился писать углем на мятом листе. Буквы были неровными, но он знал, что написал их правильно.       Несмотря на запрет привязываться к ней, несмотря на ее безразличие, он заботился о ней, он любил ее.       Даже при том, что он всего-навсего был уплатой давнего долга.