Сталь и кислота

Stateless – Bloodstream James Arthur – Recovery Awolnation – Sail Mirah – Promise to Me

Бонни стиснула зубы, застыв у двери и сжимая ручку почти до боли.  Всю ночь она ворочалась на кровати и не могла заснуть. Она старалась думать о Елене, Кэролайн, Джереми, да о ком угодно, только чтобы не возвращаться мыслями к Каю и... "К чему? К чему еще?" Она замотала головой. Этого не было. Она не могла совершить такую вселенскую глупость. Она – умный и рациональный человек, и такие поступки впору делать другим, но только не ей.  Она ведь не могла поцеловать его? Она не делала этого? Могла. Делала. Задумавшись, она неожиданно ударилась лбом о дверь и вздрогнула. Да что же это такое? Как? Когда она стала такой рассеянной? Когда она стала так сильно бояться его? Бонни покачала головой, отгоняя эти идиотские, совершенно бесполезные мысли. Она всегда может сделать вид, что ничего не было. Потому что ничего не было на самом деле. Этот..."недопоцелуй" ничего не значит, и никогда не будет что-либо означать.  Она по-прежнему считает его больным психом, идиотом и кретином. Ничто на свете не заставит ее изменить своего мнения. Она ведь Беннетт! Она гордая и знает себе цену. Бабушка бы убила ее, если бы увидела... Хотя, вообще-то, она уже мертва. Она потянула на себя дверь, вышла из комнаты и застыла в коридоре, не решаясь спуститься вниз. Что если он там? Наверняка он не упустит возможности отпустить какую-нибудь гадость в ее сторону. Особенно, если учесть, что это она сама...ну... Поджав губы, она повернулась к окну, уныло наблюдая за неизменной весной на улице. Она считала дни этой ночью, судя по всему – скоро День Благодарения. А потом ее самый любимый праздник - Рождество.  Она не хотела думать о том, что ей возможно придется праздновать Рождество здесь. Она просто упрямо отгоняла эти мысли, потому что от одних лишь их отголосков на глаза наворачивались слезы. Она так не хотела этого одиночества. Она так до ужаса боялась его.  Схватившись рукой за перила лестницы, она стала медленно спускаться, молясь, чтобы ступеньки не скрипели, чтобы она вышла из дома незамеченной. Она просто уйдет и позавтракает у бабушки. Или у Елены. Или... Да где угодно, лишь бы не здесь!  В холле было темно и пусто. Дверь в подвал, в котором вчера в панике скрылся Кай, была плотно заперта. Бонни облегченно выдохнула. Пусть лучше он никогда не выходит оттуда.   Девушка ринулась к двери, выскочила на улицу и только там ощутила себя в безопасности. Обхватив плечи руками, она быстро зашагала по тропинке, раз за разом оглядываясь назад.  Разумеется, никто не гнался за ней.  Она даже остановилась и хмыкнула. Глупость ее мыслей с каждым днем поражала ее все сильнее. Она должна найти выход отсюда, а чем она занимается? Прогресс ее паранойи скоро выйдет на высший уровень, и тогда, остановить ее уже будет невозможно.  Это бесило просто неимоверно.  "Это пугает или бесит, а Беннет?" От досады она даже топнула ногой. Уйди к чертовой матери из моей головы! И голос свой дебильный забери! И поцелуй тоже, - Господи, самый отвратительный поцелуй в ее жизни!  Самый прекрасный. Поцелуи Джереми нравились ей, но от них не было этого странного чувства. Этой всепоглощающей страсти, которая погребала ее под собой словно лавина, этого острого ощущения неправильности происходящего. С Джереми все всегда было правильно. Абсолютно все.  С Каем не было ничего правильного. Он словно разбивал вдребезги ее тщательно выстроенный мирок, с репутацией верной девушки, преданной подруги и правильной девочки. Пра-виль-ной. Той, которая не целует убийц-психопатов. Той, которая не испытывает жалости к ним, потому что они плохие люди и не заслуживают этого. Той, которая не обманывает саму себя.  Она так устала врать себе. Кормить себя этой ложью, что все это ничего не значит, что его ночные кошмары не впиваются в ее сердце иголками, что его испуганный взгляд не появляется перед ней, стоит ей прикрыть глаза.  Она всегда верила в то, что люди не рождаются плохими. Она знала это совершенно точно. Окончательно ее убедил в этом Деймон, который оказался намного лучше, чем она могла себе представить. Он заслуживал Елену, хотя она была уверена, что никогда ничего подобного не скажет и не подумает.  И мысль о том, что Кай, возможно не всегда был плохим, упрямым червячком, вгрызалась в ее мозг.  И вообще, что это значит – быть плохим? Неужели, есть плохие люди и хорошие люди? Бабушка всегда говорила ей, что в любом, даже самом добром человеке, есть темная сторона. А значит ли это, что даже в самом злом создании есть свет?    Она внезапно вспомнила Кэтрин, тоскующим взглядом провожавшую уходящего Стефана, которого она, оказалось, всегда по-настоящему любила. Она вспомнила Клауса, пришедшего вылечить Кэролайн от укуса Тайлера в ее день рождения. И наконец, она вспомнила Деймона, который из кожи вон лез ради Елены.  У них были люди, ради которых они позволяли свету внутри себя победить тьму.  Был ли у Кая такой человек?  Было ли ему ради кого меняться?  ••• Бонни запирается в бабушкином доме, тщательно проверяя все замки. Внутри у нее что-то предательски вздрагивает, когда щеколда на двери с тихим стуком перекрывает путь в дом. Она закусывает губу, глядя куда-то в пространство и размышляя.  "Что если ему снова снились кошмары?" Она мотает головой. Он вчера послал ее ко всем чертям, а значит, ему совсем не нужна помощь. И вообще, у нее есть дела поважнее, чем беспокоиться о таком, как он.  Поэтому она отворачивается от двери и уверенно шагает в кухню. Находит там хлеб, сыр и делает себе сэндвич. Еда в этом мире словно сделана из пластика. Бонни ест, не чувствуя вкуса, и отказывается признавать, что еда здесь, в принципе, ни при чем. Удобнее устраивается на небольшом кресле, поджимает под себя ноги и включает "Завтрак у Тиффани", который успела пересмотреть уже тысячу раз за это лето.  Она старательно цепляется глазами за Одри Хепберн в роли Холли Голайтли, но мысли ее далеко от фильма.  "Иначе я убью тебя!" "За что? За то, что я хочу помочь тебе? Нет! За то, что посмела перейти границу, которую переходить не имела права." "Ты боишься меня, Бонни" "Я никогда по-настоящему не признаю этого".  И прежде, чем она успевает отключиться от этих мыслей, в ее голове взрываются сотни голосов. Одновременно. Так неожиданно, что она хватается за голову и падает на пол. Голосов миллионы, миллиарды. Они сливаются в безумную какофонию, в чудовищный шум, и она не может разобрать ни слова.  Стискивает в кулаках собственные волосы, кричит истошно, до хрипоты, пока все не заканчивается. Внезапно, так же, как и началось. Она упирается лбом в пол, чувствуя, как слезы катятся по щекам, а во рту тяжелеет металлический привкус крови.  Дыхание сбивается, а сердце так бешено бьется о ребра, что ей кажется, еще немного, и они просто сломаются под этим жутким натиском. Заставляет себя перевернуться на спину, медленно садится.  Что это было? Что за голоса? Чьи они? Она ведь отказалась от магии, что это может быть? Почему это происходит с ней? Почему это было так больно?.. Вопросы обрушиваются на нее один за другим, вызывая в голове почти физическую боль. Она потирает виски дрожащими пальцами, смотрит в пол и не может понять. Не может понять, что это было. Почему это произошло сейчас, когда в ней нет ни капли магической силы?  Медленно поднимается и, пошатываясь, идет к двери. Он должен все знать. Все еще трясущимися руками открывает двери. Он жил здесь очень долго. На негнущихся ногах возвращается в особняк Сальваторов.  Застывает у порога, напряженно вглядываясь в открытую настежь дверь. Когда она уходила, все заперла. Неужели он выполз из своей раковины? Или, может быть, кто-то решил их навестить?  От неожиданной надежды больно кольнуло сердце, и она помчалась ко входу. Залетела внутрь, поскальзываясь на паркете и застыла в дверях гостиной, словно налетела на стену.  Разумеется, никаких Елены и Деймона там не было.  Зато был Кай, сидящий на полу, сжимающий зубы, шипящий от боли, и вытаскивающий из своего живота окровавленный нож. Он даже не взглянул на нее, хмуро прижимая к животу какое-то полотенце, и швыряя нож в сторону. У нее пересохло в горле.  "Что здесь произошло? Он что, пырнул сам себя?" — Я не пырнул сам себя, – огрызнулся он, словно прочел ее мысли.  — Я вовсе не... — Свали отсюда к чертовой матери, – процедил он, медленно поднимаясь на ноги.  — Что произошло? – она мысленно порадовалась, потому что голос ее прозвучал строго и даже немного укоризненно.  Кай скривил губы, отворачиваясь от нее и плюхаясь на диван. Она с удивлением заметила, что у него немного дрожат руки. "Да что, черт возьми, тут было?!" — Кто тебя ранил? – снова сделала попытку она, шагнув вперед.  Он тут же метнулся взглядом к ее ногам, словно боялся, что она подойдет слишком близко. Она тихо фыркнула. Как будто она собиралась подходить к нему!  — Ты расскажешь, что случилось или нет? - не выдержала она.  — Или нет, – передразнил он ее, а она непроизвольно сделала шаг вперед.  Кай чуть приподнял брови, насмешливо глядя на нее. Ему конечно же нравилось доставать ее. Она вообще удивлялась, как он еще не съязвил по поводу вчерашнего поцелуя.  "Недопоцелуя" – поправила она себя.  — Я слышала голоса, – внезапно произнесла она, и тут же ощутила острое желание настучать себе по голове чем-то тяжелым.  Кай же наклонил голову, не спуская с нее скептического взгляда.  — Неужели? – его язвительный тон заставил ее поежиться.  "Ну и на кой черт ты рассказала ему? Что, давно не выставляла себя посмешищем?"   — Они были, – произнесла она, поджимая губы, — в моей голове.  От нее не укрылось, как ирония исчезла из его глаз. Он перестал улыбаться, старательно скрывая это недовольным видом, но Бонни ясно видела – что-то тут не так. Она сделала шаг вперед, и он тоже поднялся на ноги.  — Расскажи мне, что случилось.  — А то что? Зацелуешь меня до смерти? Она вспыхнула, ощущая, как медленно загораются щеки. Он улыбнулся, обнажая белые зубы. Бонни судорожно выдохнула. Он не имеет права такое говорить! Он сам виноват во всем. Он, не она.  — Да пошел ты к черту, Кай! – выкрикнула она ему в лицо, разворачиваясь и бросаясь к лестнице.  Намереваясь снова прятаться до вечера в комнате Стефана. Носа оттуда не высовывать. Она больше в жизни с ним не заговорит. Он ведь псих, сам ранил себя, а теперь еще и издевается над ней.  Хлопнув дверью так, что зазвенело в голове, она схватила подушку с кровати и швырнула ее о стену. Ей все еще казалось, что эхо тех криков, тысяч голосов все еще отдаются гулом в ее черепной коробке. Закусив губу, она зажмурилась, сдерживая рвущиеся наружу рыдания, зажимая рот руками и беззвучно всхлипывая. ••• Огромные окна были плотно занавешены шторами, погружая помещение в полумрак. Она прислонилась лбом к холодной мокрой стене, прислушиваясь к тому, как капли воды гулко ударяются о каменный пол. Ей не нравилась вычурная ванна в комнате Деймона или душевая кабинка, ее вполне устраивал обычный душ в прохладной душевой комнате на первом этаже. Ей нравилось, как пар от горячей воды обволакивал ее и все вокруг, оставляя внутри тепло и какое-то непонятное спокойствие.  Бонни приложила руки к щекам, напряженно вслушиваясь в тишину, которая царила в голове. Это звучало странно и глупо, но она все ждала, когда снова появятся голоса. Она была уверена, что они еще появятся.  Струи воды били по затылку, пока она напряженно размышляла, пытаясь связать голоса в своей голове с внезапной раной Кая. Он, конечно, сумасшедший, но не настолько, чтобы изувечить самого себя.  Закусив губу, она повернулась спиной к стене, и внезапно услышала шаги. Холодок тут проскользнул меж лопаток, и она поежилась, хмурясь. Если этот кретин собирается напугать ее, ничего у него не выйдет.  Она чуть наклонила голову, прислушиваясь, и тут же подалась назад. Поскользнулась на мокром полу и едва не упала. За дверью раздавались шаги нескольких пар ног – она отчетливо слышала это.  Сердце пропустило несколько ударов, и она поспешно стала успокаивать себя. Это Кай. Он просто издевается над ней. Он придуривается. Это Кай.  Не выключая воду, она подхватила полотенце, заворачиваясь в него. Сделала несколько шагов по мокрому полу, ощущая, как теплая вода хлюпает под ногами. Застыла у двери, стиснула зубы и медленно открыла защелку.  В коридоре было тихо. Она приоткрыла дверь, сделала шаг вперед, оглядываясь по сторонам. Где-то недалеко был слышен странный шуршащий шум. Бонни застыла, задумчиво пожевывая нижнюю губу. Тут же кто-то схватил ее за шею, потянул за собой, затаскивая обратно в ванную и зажимая рот рукой.  Она ринулась вперед, но Кай тут же закрыл дверь, повернув защелку.  — Ты совсем больн... — Выключи воду, – процедил он.  — Что?  Он раздраженно фыркнул, рывком закрывая кран и грубо толкая ее к стене. Она снова поскользнулась на полу, непонимающе глядя на него. Его руки дрожали. Кай хмурился, напряженно вглядываясь в дверь, словно оттуда вот-вот должно было вырваться чудовище.  Сначала ей даже показалось, что он пытается разыграть ее.  — Что происходит? – шепотом спросила она, прислоняясь спиной к стене.  Кай молчал, продолжая буравить взглядом дверь.  — Кай!  — Заткнись!  Голос его звучал хрипло. И это дало ей понять, что он не шутит. Что-то действительно происходит. Что-то очень плохое, если даже он так нервничает.  — Сегодня я понял, что мы здесь не одни, – произнес он тихо.  — Что?! — Думаешь, я сам себя ранил? – хмыкнул он. — А когда ты сказала про голоса в голове, я понял – дела плохи.  — Я не понимаю... — Мой отец решил избавиться от меня окончательно. Видимо узнал, что у меня был шанс выбраться. Он прислал кое-кого...за мной. И они напали на меня сегодня утром. А потом пришла ты. Ты их спугнула.  — Кого? – ошарашенно произнесла она.  — Ты знаешь, что такое Инквизиция? – спросил Кай, приподнимая бровь.  Бонни вздрогнула. Ей было холодно и ужасно неловко стоять перед ним в одном полотенце, но ситуация была слишком непонятной, чтобы отвлекаться от нее.  — Моя семья из Салема, – пробормотала она, кивая. — Как думаешь, знаю ли я?  — Ну вот. Охотники бывают не только на вампиров. Ведьмы тоже имеют своих врагов.  — Ты хочешь сказать, что Инквизиция все еще существует? Смеешься надо мной? — Эти люди посвятили свои жизни, чтобы находить и убивать таких, как я, и таких, как ты.  Он упрямо не говорил "мы". Ее это задевало. Она не самый отвратительный человек на свете, чтобы так мерзко вести себя по отношению к ней. — Сейчас порядки немного изменились. Охотники и ведьмы присматривают друг за другом, но живут в относительном мире. Правда, иногда сами ведьмы  нанимают их, чтобы убрать кого-то. Что-то вроде магического киллера, – хмыкнул он.  — И...они сейчас здесь?  — Да.  — Они пришли за тобой?  — Да.  "Черт возьми!" — И меня они тоже убьют.  Это был не вопрос, но он все равно ответил: — Разумеется.  Они оба внезапно замолчали, глядя друг на друга и непроизвольно прислушиваясь к шуму в доме. Бонни закусила губу, обвела глазами ванную и наткнулась на изучающий взгляд Кая. Щеки снова отчаянно вспыхнули, а он усмехнулся: — Отвратный вид. — Спасибо, – язвительно буркнула она. — Они знают, что мы здесь?  — Думаю решили, что я сбежал. И именно это я собираюсь сделать.  У нее перехватило дыхание от его слов. "Неужели все так серьезно? Какого черта?"  — А я?  — Мне плевать, – пожал он плечами, разворачиваясь, а она вдруг схватила его за плечо, поворачивая лицом к себе.  — Ты не бросишь меня!  — Убери руку, – процедил он, а когда она не шелохнулась, наклонился к ее лицу и прорычал, обнажая зубы. — Убери херову руку!  — Ты не уйдешь без меня.   — Я убью тебя сейчас же, если ты не уберешь руку, – в голубых глазах блеснул угрожающий огонек, но Бонни лишь сильнее стиснула ткань рубашки в кулаке.  Сейчас он был совсем непохож на того человека, которого она увидела вчера. Не было того запутавшегося, отчаянного и напуганного парня, от взгляда которого у нее что-то больно шевелилось в груди. Был Кай, тот самый уверенный в себе, ироничный и злобный Кай. Словно того парня никогда и не было.  — Ты не бросишь меня, – произнесла она уже не так уверенно и громко.  Он прищурился, глядя на нее, ища ту дерзость, что она проявила вчера, поцеловав его, но не мог найти. Она просто стояла, сжимала в кулаке ткань его рубашки, прижимая рукой полотенце к груди и дрожа от того, что вода капает с ее темных волос на плечи.  Ему вдруг захотелось сделать хоть что-нибудь, чтобы она не дрожала. Укрыть ее, прижать к себе, только чтобы она не выглядела такой жалкой, маленькой и беззащитной.   Хоть что-нибудь. Что угодно. И он не придумал ничего лучше, чем обхватить пальцами ее подбородок и впиться губами в ее рот. Она замычала, пытаясь отвернуться, вырваться, но он держал крепко. Прижимая ее к холодной стене, упираясь о кафель одной рукой, перекрывая ей возможность побега. И целуя. Целуя, целуя, целуя.  Задыхаясь от ее запаха, дрожащих рук на его груди и испуганного взгляда. Она убивала его. Медленно, мучительно, ужасно больно. Но он был готов умирать раз за разом. Это было так чертовски необходимо.  Его не беспокоили Охотники, своя собственная вчерашняя клятва. Была только она. Маленькая, хрупкая, задушено стонущая в его губы. И он не мог ее отпустить. Не мог и не хотел. И плевать на все. "Плеватькчертунахрен".  — Нет, – пискнула она, наконец отворачиваясь, так, что его губы коснулись ее ледяной щеки. — Нет, пожалуйста, нет. Не надо.  Он отпрянул от нее так резко, что даже сам не ожидал. Оттолкнул, и она ударилась спиной о стену. Больно, наверное, потому что она поморщилась, затравленно глядя на него.  Он не хотел, чтобы она так смотрела на него. Чертова ведьма. Если бы Охотники только поймали и прикончили ее, как легко бы ему стало.  Как легко, черт возьми. В сто...нет, в миллион раз легче, чем сейчас.  Она подняла на него глаза. Огромные сейчас в полутьме, испуганные, полные...слез? "Она что, плачет? Твою мать!" Он так хотел довести ее до слез, но сейчас не чувствовал ни капли удовлетворения, глядя, как она сгибается пополам, болезненно всхлипывая и вздрагивая всем телом.  — Я ухожу. Один.