* * *
— Всё слышал? — До последнего слова! Проклятая ведьма! — Тише, Персиваль! Ты один в целом мире способен кричать даже шёпотом. — Прости, я перенервничал. — Ползи назад. Нужно вернуться до рассвета.* * *
— O drakon, e male so ftengometta tesd'hup'anankes! Мощные чешуйчатые крылья в ту же минуту взрезали воздух над головой Мерлина. Золотистый дракон мягко приземлился напротив чародея. — Так, так, юный волшебник. Я ожидал твоего призыва. — Здравствуй, Килгарра! Спасибо, что прилетел так скоро. — Трудные времена настают в твоём королевстве. О чём ты хочешь спросить меня? — О волшебнице. Кто она? Можно ли ей верить? — Да, Мерлин, можно. Она послана на помощь тебе и Артуру в переломный момент становления Камелота. Её присутствие даст тебе возможность использовать силу против врага и сохранить тайну. — Ну почему я не могу рассказать, кто я? У Сандриэли было видение, предупреждавшее о том же, но я не понимаю. Разве Артур не принимает магию, допуская участие ведьмы в войне за свободу королевства? — Мерлин! Ты много раз просил моего совета и много раз поступал по-своему. Но теперь тебе даны два пророчества! Не пренебрегай ими. Не Сандриэль приведёт магию в Камелот, а ты. Ещё не время. Она – луч будущего в настоящем, всего лишь первый камень в здании, которое тебе суждено возвести целиком. Не говори Артуру, кто ты такой. Послушайся, Мерлин. Юный чародей огорчённо ссутулился. — Я так устал прятаться… Врать и прикидываться идиотом. — Не печалься. Держись своей новой подруги. Рядом с нею никто не посмеет помыкать тобой. — Что, даже король? — не поверил маг-слуга. — Да, даже он. Уважение — ещё одна ступень вверх, которую ты одолеешь с её поддержкой. Прости, Мерлин, больше я ничего не могу сказать тебе. Грядущее снова кануло в туман и стало слишком неопределённым. Зови меня, если понадоблюсь, юный волшебник! Килгарра чихнул дымом и улетел. Последний повелитель драконов немного постоял, предаваясь горестным думам, но вскоре воспрянул духом и помчался назад во дворец.* * *
Гвейн неприкаянно шатался по цитадели с тех самых пор, как от мальчишки-оруженосца узнал, что все его приятели благополучно отбыли на задание, а он остался не у дел. Догонять их не было никакого смысла, наверняка парни уже приступили к самому интересному. К Артуру лучше не соваться, в такие моменты жизни на него нападает хандра и просыпается склонность к самобичеванию, превращавшая обычно лёгкого в общении короля в невозможного зануду и моралиста. Оставались Гаюс с его пациентами, Агравейн с хлопотами о фермерах и их живности, ну и таверна. И хотя насладиться жизнью перед рискованными увеселительными прогулками с заточенным оружием было вполне в привычках Гвейна, имелось одно дело, ради которого он пожертвовал перспективным вечером с хмельной чашей в обществе распутниц. Темноволосый рыцарь, обретя курс, уверенно зашагал в сторону больничного покоя. В лазарете было тихо. Как выяснилось у сидевшей перед дверью служанки, все трое товарищей рыцаря в разное время были отпущены Гаюсом с одним указанием — день-другой не участвовать в активных тренировках. Стало быть, в палате оставался только сирмериец. Тем лучше для Гвейна. С премерзостным скрипом отворив створку (за что получил нагоняй от сиделки), молодой воин вошёл. Вопреки заверениям осведомительницы, Дункхард не спал. И даже не лежал. Уэйн внимательно и как будто строго наблюдал из окна за первыми подводами крестьян, которые выгружали припасы на площади, и слугами короля, размещавшими прибывших в чертогах цитадели. — Говорят, гонцы уже достигли пограничных поселений. — Да, Агравейн неплохо поработал за этот день. Мне бы следовало присоединиться к нему, да уж больно муторное занятие – сгонять хлебопашцев с насиженных нив. Дункхард сделал пару шагов навстречу вошедшему, приветствовал его лёгким поклоном. Он уверенно держался на ногах, да и вообще выглядел намного бодрее малахольной сестрицы. — Лорд Оркней! Рад видеть вас, как любезно с вашей стороны навестить меня. — Бог ты мой, какие церемонии. — Вы сами так представились нынче утром. — Да брось, Уэйн, я свалял дурака, и ты туда же? — рыцарь на миг замешкался, соображая, по какому плечу можно хлопать, а по какому не стоит. Выбрал левое, вроде не ошибся. — Как скажешь, Гвейн, — Уэйн с хитрецой прищурился и ответил столь же крепким дружеским тычком. — Присядем? — Да уж сделай одолжение. Молодые люди сели. — Слушай, я ведь так и не поблагодарил тебя. — Только не начинай, — Оркней состроил мученическую мину. — Не буду. Просто спасибо, что вытащил её. — Ещё не вытащил. Я потому и пришёл. Дункхард сделался серьёзен. — Продолжай. — Не знаю, как там вам жилось при Сенреде, а у нас при Пендрагонах с колдунами разговор короткий. Артур, конечно, более вменяем, нежели его великомудрый папаша, но иногда тоже упирается рогом в землю и бьёт копытом до победного. Судя по сплетням, казнить твою сестру он не собирается. Но может легко изменить своё решение, если Камелот падёт. — Ты сам-то себя слышишь? Это же чушь. Мы уже помогли Артуру, предупредили его, дали возможность подтянуть резервы в город и защитить наиболее уязвимую часть населения. — Всё верно. Этим соображением он и руководствуется. Но этого недостаточно. — Понимаю. Я лично приму участие в обороне города. Помогу ему укрепить периметр и расскажу всё, что мне известно, об ухищрениях и уловках, к коим галлы прибегают при осаде. Поверь, я повидал немало. Они мастера ставить мантелеты и рыть подкопы, и в диверсионных вылазках им равных нет. Неужели король не удовлетворится этим? Гвейн отрицательно помотал головой. — Нет. Он уже видел, что умеет Сандриэль, и желает задействовать её в сражениях. Об этом говорили на совете. Да что там, об этом весь город гудит. — Гвейн, я не могу этого позволить. — Сейчас ты должен подумать о другом. Надо заставить Артура дать слово, что он сохранит Сандриэли жизнь и свободу, если она поможет Камелоту устоять. Леди Дункхард уже не может отказаться, это сделает её символом беды и вестницей несчастья. Тогда её точно не выпустят живой, каким бы ни был исход войны. — Она-то не откажется, да мне как быть? Как я могу отпустить младшую сестру, которую поклялся беречь, в самое пекло? Она — всё, что у меня осталось. Последнее обещание отцу, последнее напоминание о матери. Кем мы, мужчины, выставившие девочку на крепостную стену под обстрел, будем после это? Артуру самому не противно? Гвейн представил себе то, о чём говорил Уэйн, и презрительно поморщился. Прятаться за бабьей юбкой… Фу. Ну уж нет. Дункхард прав. Молодой воин резко поднялся и стал подпихивать сирмерийца. — Изложи-ка ты ему свои доводы лично. Войну мы выиграем без вопросов, и не важно, чем за это заплатим ты или я. Поговори с Артуром. Ему иногда ударяют в голову бредовые идеи, но прежде всего он рыцарь. Не думаю, что участие той же Гвиневры его вдохновило бы. Скорее наоборот, заставило напрасно переживать о ней, а не думать о деле. — Гвиневра его сестра? — Возлюбленная. — Думаешь, он внемлет? — Не узнаем, если не пойдём и не поговорим с ним. Надо ещё выяснить, где его величество обретается в этот час.* * *
Далеко на юго-востоке отряд сэра Элиана скрытно продвигался к морскому побережью. Разведчики достигли вершин предгорья, за которым начинался резкий спуск к кромке воды. Отсюда им удалось увидеть и далёкие огни лагеря, и горящие деревни, и искалеченные силуэты дымных крепостных руин. И то, что заставило рыцаря-командира напрячь зрение до предела, вглядываясь в линию пересечения бушующего моря и непостоянного здесь ночного неба, то заливавшего пейзаж холодным лунным сиянием, то ниспосылавшего его в беспросветную тьму. Нет, это не мираж и не игра воображения. Элиан засёк на горизонте несколько десятков точек, медленно, но верно приближавшихся к острову с юга. Сомнений не было, к Альбиону направлялись корабли. И почему-то защитники Камелота не сомневались, что на этих судах не товары, а вооружённые до зубов враги. — Возвращаемся. Мы узнали достаточно. Будем надеяться, Леон нас дождётся.* * *
Во внутреннем дворе чародею повезло, он столкнулся со спешащей куда-то Гвиневрой. — Гвен! — Мерлин? Доброго вечера. — И тебе доброго. Гвен, помоги мне, пожалуйста. — Что такое? — девушка светло улыбнулась давнему другу, охотно откладывая свои дела. — Мне нужно раздобыть платье для нашей гостьи. — Для той раненой сирмерийки? Как она? — Почти хорошо. Пришла в себя. Нужно достать ей какую-нибудь одежду. Тебе известны все закоулки замка, выручи, прошу тебя, — молодой человек умоляюще свёл брови «домиком». Гвиневра ласково засмеялась: — Хорошо. Идём! Служанка сделала знак следовать за нею и повела Мерлина к кладовым, в которых хранились ткани и многочисленные наряды. Возле одной из них Гвен достала из передника ключ и отперла дверь. — Возьми факел, там темно. Мерлин не стал спорить. Внутри длинного узкого чулана без окон поместилось несколько комодов, сундуков и платяных шкафов, но кое-какие вещи хранились на виду. Его внимание привлекло висевшее на деревянном манекене зелёное бархатное платье с широкими рукавами и богатым серебряным шитьём. — Не стоит, Мерлин. Это платье Морганы. Чародей суеверно отдёрнул руку. — Лучше не буду его брать. А вот это? — юноша указал на светло-синее, лежавшее рядышком. — Да, пожалуй, это будет ей в пору. Ничего, что плечи открыты? Маг развёл руками, ему-то откуда знать. Гвиневра разгладила шитый жемчугом корсаж, расправила струящийся подол, проверила швы на рукавах и вырезе. Затем, поразмыслив, предложила: — Давай я схожу с тобой, помогу ей одеться. С такими ранами на спине самой это сделать будет очень трудно. — Ты воплощённая чуткость, Гвен. Оставайся такой всегда. Они двинулись в покои Гаюса и Мерлина. В коридоре, ведущем к ним, раздавалась необычная музыка, показавшаяся юному волшебнику странно знакомой. — Что это? — спросила сопровождавшая его девушка. — Губная гармошка! — лицо мага-слуги просияло радостью узнавания. — Никогда не слышала. — Так пользуйся возможностью! — парень весело толкнул дверь. Он не ошибся. Сандриэль, всё так же лёжа под одеялом, развлекала себя тем, что наигрывала на этом удивительном инструменте мелодию, отдалённо напоминавшую песни эалдорских фермеров. Гаюс куда-то запропастился. — Мерлин, как хорошо, что ты вернулся! Мы оставили тебе кусок пирога и немного тушёных овощей. Твой дядя не только искусный лекарь, но и превосходный кулинар. Девушка умолчала о том, как неудобно и больно было есть в таком положении. — А ты… Я… вот уж не думал, что дворянка может играть на губной гармони! Тебе бы больше подошла флейта, или арфа, или лютня… — Да, но на них мелодии гэльских пастухов звучат совсем не так. Доброго вечера! — приветливо улыбнулась она Гвиневре. Та кивнула в ответ и, протянув руку, представилась: — Меня зовут Гвен. — Сандриэль. Очень приятно. С первых слов они почувствовали взаимную симпатию, положившую начало искренней девичьей дружбе. — Мы принесли вам одежду. — Огромное спасибо. Гвиневра помогла раненой колдунье подняться на ноги и проводила её в комнатку ученика врачевателя. Спустя несколько минут они вышли. Дункхард было не узнать; наконец-то перед Мерлином предстала настоящая леди: тонкая, изысканная, прекрасная. — Смотри, как хороша! — похвалилась своей работой Гвиневра. — Ну что ты! Это вы подыскали отличный наряд, — смутилась её подопечная. — Боюсь, он не единственное, что вам может потребоваться. Я ещё загляну попозже, занесу всё самое необходимое. А сейчас простите, мне пора идти. — Гвен, большое тебе спасибо. Служанка ушла. — Ты великолепна! — наконец вымолвил восхищённый переменой юноша. — Перестань, Мерлин. Богатое платье из кого хочешь сделает принца или принцессу. — Не скажи, — хохотнул чародей. — Знавал я одного принца, который и в лучшем парадном костюме выглядел ослом. — Полагаю, теперь он король? Мерлин не успел ответить. Дверь легонько скрипнула, вошёл хозяин с корзиной свежесобранного трилистника. — Встала-таки, — заворчал он с порога. — Вашими стараниями снова на ногах. Не могу передать, какое это удовольствие. Однако самочувствие Сандриэли отличалось от истинного состояния. Стоило ей это сказать, как она опасно покачнулась, ухватилась за подоконник, боясь упасть, и задела рукой стоящие на нём флаконы. Те покатились к краю. Прежде, чем они упали, колдунья пробормотала: — Chom a-sav krenn!.. — но пузырьки всё равно разбились. Дункхард коротко ахнула. — Не расстраивайтесь, милая. У меня этих склянок не счесть. Вам лучше сесть. Мерлин сейчас уберёт осколки. — Нет. Этого вообще не должно было произойти. Гаюс, мне нужно видеть короля, — губы девушки задрожали. — Сандриэль, вы же чувствуете, вам сейчас вредно двигаться. — Гаюс, вы не понимаете. Детское заклинание. Оно не могло не подействовать. Моя сила иссякла, — ведьма едва не плакала. Поражённый целитель застыл. Мерлин же плюнул на битое стекло, бросился к Сандриэли, взял её за руки и, заставляя смотреть в глаза, уверенно произнёс: — Так. Ну-ка соберись. Мы что-нибудь придумаем. Слышишь? Объясни нам, что именно произошло и как это исправить. А потом пойдём к Артуру. Договорились? — Хорошо.* * *
— Другими словами, Уэйн, вы хотите, чтобы я позволил единственной в Камелоте доброй волшебнице остаться в стороне, когда, вероятно, только она и может остановить надвигающуюся армию? — Сир, я хочу, чтобы вы позволили мужчинам делать своё дело, а женщинам своё. Сражаться — это наш с вами долг. Их долг — помогать раненым и сохранить жизнь детям. Возьмите мою жизнь и мой меч, но дайте моей сестре шанс выжить. Вы же знаете, что идущие в первых рядах первыми и гибнут. «Да, наша рыжая будет превосходной мишенью», — думалось Гвейну. — Насколько я знаю, мы говорим не об обычной слабой женщине, а о колдунье. Она способна сражаться не хуже любого из нас. Если бы вы обладали таким могуществом, ещё можно было бы подумать, но у нас нет вариантов. Рыцарь, который до поры слушал спор сирмерийца с королём и не вмешивался, убедился, что по данному пункту владыку не переубедить. Он отделился от стены и задал вопрос, кардинально изменивший ход дискуссии. — А что с нею будет, если мы победим? Враг повержен, магия торжествует. Что дальше? Всё равно по закону? Изгнание? Заточение? Костёр? Повелитель, до этого казавшийся неумолимым, теперь выглядел озадаченным. Воин стал рядом с раненым Дункхардом, скрестив руки на груди и глядя на короля как на равного. — Артур, ты принял Сандриэль в своём дворце только потому, что она может помочь. Что ты намерен делать, когда она окажет тебе эту услугу? Наконец, король изрёк: — Я награжу её по заслугам, как любого из подданных. — Как любого? — недоверчиво прищурился воин. — Слово? — Слово. Но меня удивляет, что именно ты, Гвейн, спрашиваешь об этом. — Ничего удивительного. Она спасла мне жизнь, — буркнул тот. — Ты ей тоже. — Представь, что этим наши взаимоотношения не ограничиваются. Неужели нужно какое-то дополнительное основание для того, чтобы желать хорошему человеку добра? Артур вскинул брови: а это точно говорит Гвейн? — Весьма галантно с вашей стороны, сэр рыцарь. Но, надеюсь, вы с моим дорогим братом вернёте мне право решать собственную судьбу самостоятельно? Мужчины обернулись. — Сандрин… — с несказанным облегчением выдохнул Уэйн. В зал вошли Гаюс и Мерлин, под руки они ввели бледную от чрезвычайного напряжения сил леди Дункхард. Король инстинктивно выдвинул одно из кресел и предложил ей. Девушка присела, немного отдышалась и продолжила. Собравшиеся выжидающе молчали. — Сир, я торопилась встретиться с вами, дабы сообщить кое-что важное. А, оказывается, ещё я должна предупредить попытку Уэйна воззвать к вашему благородству. Он слишком любит меня, чтобы увидеть, насколько наши жизни не важны в сравнении с тем, что может быть утрачено, потерпи Артур Пендрагон поражение в надвигающейся войне. Но есть одна вещь, о которой вам следует знать. Волшебницу не перебивали. Она попросила небольшой листок пергамента, разорвала его, положила на круглый стол так, чтобы каждый мог видеть. — Kleizhennañah! Радужки едва-едва вспыхнули золотым, края кусочков мелко задрожали и отзывчиво засветились, но так и остались разделёнными. — Примитивные чары восстановления не сработали. Это произошло, потому что утром для стабилизации заклинания иссушения я залезла в энергетические резервы, которые должны всю жизнь оставаться неприкосновенными. Повреждение ауры фатально ослабило меня. Минуту назад вы видели всё, на что я теперь способна. В стратегическом смысле, сир, ваш единственный боевой маг, при всех знаниях и навыках, к сожалению, не опаснее божьей коровки. Я по-прежнему готова сражаться за Камелот вопреки возражениям Уэйна, но, боюсь, теперь мне придётся делать это так же, как вам: копьём и мечом, а не заклятьем и посохом. Артур сосредоточенно поджал губы. — Чем вы можете быть нам полезны, Сандриэль? Девушка, немного подумав, ответила: — Я могу иногда заглядывать в будущее, заговаривать раны, зашёптывать оружие. — Крохи… Крохи от того, что ты умеешь! Сандрин, что ты натворила? — Дункхард, забывшись, зло стукнул кулаком правой руки по столу и поморщился от боли. — Да, негусто, — нахмурился Гвейн. — Уэйн, прости. Но ты же знаешь, иначе было нельзя. Она покосилась на спасённого ею рыцаря. — Что ж, леди Сандриэль... Похоже, вам и впрямь не суждено по-настоящему содействовать защите, — молвил повелитель. Услышав это, Мерлин припомнил слова Килгарры. Всё же ровно наоборот, ведьме суждено помочь Камелоту. Он завопил: — Подождите! Ведь всё поправимо! — Ты-то что об этом знаешь? — отмахнулся король. — Ваше величество, зачем вы так, — с тихой укоризной проговорила леди Дункхард. — Да он же… олух! — Вы недооцениваете ваших слуг. Сей деликатный упрёк смутил Артура. — Да будет вам! — урезонил их Гаюс. — Магия элементов, сир. Сандриэль, вы сами об этом рассказывали. Почему бы не поделиться со всеми? — Потому что это опасно. — Опасно рассказать? — съязвил Оркней. — Выкладывайте. Какие там ещё элементы? Юный чародей не заставил собеседников долго ждать: — Каждому волшебнику, если он гармонично развивает свои способности, подвластны четыре основополагающих стихии: огонь, вода, земля и воздух. Но более всех одна — та, которой он может полноправно повелевать. С нею создаётся и укрепляется в течение всей жизни прочная взаимосвязь. С её помощью маги иногда даже восстают из небытия. И если маг опустошается, стихия-талисман всегда может снова наполнить его. Но для этого нужно найти её чистое воплощение, священный фрагмент. Добудьте его, дайте Сандриэли исцелиться, и она снова к вашим услугам! Ученик врачевателя счастливо улыбался, радуясь, что в кой-то веки все его слушают, да ещё с таким вниманием. В глазах Уэйна от его речей загорелся огонёк надежды. Гаюс неодобрительно покачивал головой, считая, что племянник снова необдуманно рискует. Гвейн в уме прикидывал, насколько эта галиматья может быть близка к правде, а насколько — к помешательству. Сандриэль удручённо слушала, храня неподвижность. Артур мыслил прагматичнее всех: — В чём подвох? Мерлин стушевался: — В том, что я не знаю, где искать священные фрагменты, и какой из них поможет леди Дункхард. Сандриэль попыталась отговорить совет от идеи юного мага: — Господа, соваться к столь мощным источникам энергии само по себе грозит бедами. А отделение фрагмента — непосильная задача для любого из нас. Священные ключи — не что-нибудь, а ветры девятой небесной сферы, камни волшебных кругов друидов, пламя дыхания Великого дракона и вода из озера Авалон. Найти, достать, вернуться… Ни малейшего шанса на успех! Не нужно этого делать, умоляю вас. — Сандриэль, позвольте нам самим судить о шансах. Какая стихия вернёт вам силу? — не отступал Артур. — Дайте отгадаю. Огонь! А мы в том году завалили последнего дракона, вот жалость-то, а! — Как раз наоборот, сэр рыцарь. Я была волшебницей воды, леди Озера. Поднялось шумное обсуждение вариантов и возможностей. Очевидно, собравшимся необходимо было свыкнуться с услышанным, но только не Уэйну. Он собранно и несколько отстранённо поинтересовался у присутствующих: — Господа, кто-нибудь знает, где находится это озеро? — Я слыхал об одном с таким названием, не так уж далеко, — Мерлин намеренно разыграл простачка. Конечно, он знал! Это было то самое озеро! Однако Артур пресёк их инициативу. — Дункхард, даже не думайте. Вы нужны Камелоту и вы останетесь. — Но сир!.. — Из тех немногих, кому я мог бы доверить это поручение, сейчас в городе только один. Будьте спокойны, однажды жизнь вашей сестры уже была в его руках, и он не подвёл. Молодой правитель выразительно посмотрел на Гвейна. Реакция воина обманула все ожидания его сюзерена. — Ты издеваешься? Я что, теперь пожизненно буду приставлен к этой рыжей? Повисла неловкая пауза. Сердце девушки сжалось в комок. — Сэр рыцарь, я всё ещё здесь, — робко напомнила она. — Спасибо, я в курсе! Раздражение воина удивило и потешило всех прочих, включая Артура, который не преминул подколоть друга: — Гвейн, ты ещё пятнадцать минут назад так о ней пёкся. — Вы пеклись обо мне, лорд Оркней? — подивилась Дункхард. — О да, моя леди. Особенно о том, чтобы весь Камелот увидел вас не великой ведьмой, а заварившим кашу чудом в перьях, коим вы являетесь в действительности. Но кто-то, — Гвейн недвусмысленно указал на целителя и его помощника, — раньше времени постарался, и, увы, этого не случилось. — Не совсем понимаю вас. Гаюс и Мерлин закашлялись. Остальные обменялись вопросительными взглядами. — Мой добрый лекарь, может быть, вы объясните, о чём толкует благородный Гвейн? Целитель, давясь смешками и с огромным трудом выговаривая каждое слово, ответил: — Моя леди, когда вы были без сознания, сей, с позволения сказать, благородный воин в процессе тщательного ухода за вами превратил вашу голову… м… в помело. Огромные серые глаза совершенно округлились от изумления. Ни досады, ни обиды она не испытала, но в приподнятых бровях читался вопрос: зачем? Сандриэль довольно долго смотрела в лицо Гвейна, пышущее негодованием, и не находила ни одной причины его поступку. А потом словно что-то вдруг поняла. И улыбнулась ещё шире прежнего. — Лорд Оркней, я искренне надеюсь, что вам было не слишком неприятно возиться с этой отвратительной соломой. Первым среагировал брат. Его плечи нервно дёрнулись, и Дункхард-старший самым нахальным образом расхохотался. — Ай-да Сандрин! Поздравляю, Гвейн. Ты влип. Остальные толком ничего не поняли, но заразились его весельем. Гвейн же был обескуражен. Он как раз отлично отдавал себе отчёт в том, что бросил девушке перчатку, и она, вместо того, чтобы сесть в лужу, только что с достоинством подняла её. А Уэйн никак не мог успокоиться. — Знаете, что самое забавное? Я проделал с нею то же самое… лет двенадцать назад! Хохот грянул с новой силой. Смеялся лекарь, смеялся юный чародей, король и даже сама Сандриэль, видно, припомнила счастливые детские годы. Лишь спустя несколько минут Мерлин остановил творившееся безобразие. — Господа. Сир? Позвольте мне сказать. Если Гвейну так не терпится помахать мечом, почему бы нет? Я думал быть только провожатым, но готов отправиться и один. Леди Сандриэль — мой друг, я бы хотел помочь ей. — Ну уж нет, Мерлин. Одного не отпущу. Ты мне ещё пригодишься. Гвейн едет вместе с тобой к источнику, и точка. Отправляйтесь ночью и возвращайтесь к утру. Король сказал последнее слово; больше обсуждать было нечего. Присутствующие начали понемногу расходиться. Когда Оркней поравнялся с девушкой, та лукаво бросила ему: — Не бойтесь, сэр Гвейн, я не стану превращать вас в лягушку, когда вы вернётесь. Рыцарь смешался: он как раз обдумывал, стоит ли ему опасаться какой-нибудь магической каверзы со стороны сирмерийки. А Пендрагон, внутренне уже принявший обоих Дункхардов в круг своих друзей, притворно расстроился: — Как жаль. Я бы с удовольствием послушал его кваканье. — Боюсь, тебе не понравится, Артур. Тогда я буду выквакивать всё, что о тебе думаю. Как можно громче и членораздельнее.