День рождения Гай-до

*** В космосе есть огромное количество планет, где обитают разумные существа. Некоторые похожи на что угодно, только не на людей. Другие все-таки имеют сходство с людьми, хоть и не люди. Ну, а так как развитие Вселенной все же идет по одним и тем же для всех звездных систем законам, большинство из них – предпочитающие кислородные планеты гуманоиды, у которых основой для строения организмов являются органика и вода. Год на планете Вестер немногим длиннее, чем на Земле. Гай-до тщательно, до сотых долей допустимой погрешности, высчитал правильную дату, сопоставил ее с земным календарем и улыбнулся сам себе. Конечно, его улыбку увидеть мог далеко не каждый, ведь в привычном смысле слова губ или рта у него никогда не было. И глаз, и ушей тоже не было. Глаза, уши и другие органы чувств ему заменяли сверхточные совершенные приборы, далеко превосходящие человеческие способности. Например, какой человек способен заглянуть внутрь себя и понять, где и почему у него болит? Никогда не спать? Или услышать опасность за много-много метров вокруг? А для Гай-до - это сущие пустяки. Но Ирия, Гай-до был в этом уверен, отлично понимала, когда он улыбается, а когда – грустит. Потому что Ирия была для Гай-до самым особенным человеком во всей Вселенной. Он еще раз сверился со своим внутренним хронометром, убедился, что праздничный ужин по случаю такого важного в его жизни события почти готов, и даже позволил себе пару секунд понаслаждаться идущими из духовки запахами, привычно разложив их для себя на металлы и неметаллы по таблице Менделеева. Потом он приоткрыл манипулятором внешнюю дверцу плазмотрона, чтобы полюбоваться на приготовленный для госпожи Ирии подарок – собственноручно выращенный из графитово-металлической смеси (Алиса с Пашкой постарались, привезли и никому не разболтали) чудесный алмаз величиной с перепелиное яйцо. Часы почти сошлись на цифре семь, и Гай-до уж было собрался напомнить, позвать Ирию к себе, как вдруг люк распахнулся и в его недра, хохоча и отряхиваясь от начавшегося снаружи дождя, ввалились двое. *** Много позже, как ни напрягала память, Ирия Гай так и не смогла вспомнить, с какого такого короткого замыкания в их с Тадеушем дурные головы, которые, по известной земной пословице, ногам покоя никогда не дают, пришла идея отметить выходные, оставшись совершенно вдвоем (малышку Вандочку с удовольствием в Варшаву забрала понянчиться свекровь), и заняться любовью не в комфортабельной и такой уютной спальне, не в антигравитационном джакузи, где вода норовила щекотно распасться на капли и вспорхнуть к потолку, а потом рухнуть водопадом обратно, и даже не на ласковой зеленой лужайке перед особняком, а в Гай-до. В самом Гай-до! В саду было душно, надвигалась гроза. Поэтому, когда первые осторожные капли разошлись по коже холодными мурашками, Ирия поднялась с травы и потянула за собой Тадеуша к кораблю. Они нырнули в раскрытый люк, и тут дождь забарабанил по обшивке со всей силы. - По-моему, мы делаем что-то неправильное, - прошептал Тадеуш. - Если это неправильно, тогда ты меня совсем не любишь, - тяжело дыша, ответила Ирия, приникая к мужу всем своим молодым и загорелым телом. В те сладостные мгновения она меньше всего думала о чувствах других. После этих слов они довольно долго молчали, потому что страстно целовались. Гай-до, разумеется, прекрасно все видел, но хранил гробовое молчание. Он ревновал и в тот момент остро жалел, что он не может ослепнуть, оглохнуть, потерять сознание или, на худой конец, превратиться в человека, чтобы набить коварному Тадеушу морду. Если бы Гай-до был самым обычным кораблем, консервной банкой без мозгов и чувств, так нет же!.. И ведь Ирия прекрасно знала, какие чувства питает к ней кораблик, более того, видела, как он порой ревнует ее к Тадеушу и ликует, хоть и виду не показывает, когда тот улетает в командировки. Но в тот день она обрадовалась возвращению мужа, который и так дома последние полгода бывал редко, наездами, что все время можно посвятить только ему, а Гай-до… В конце концов, кто такой Гай-до? Та же самая железная банка, каких и на Земле, и в космосе навалом. Впрочем, в этом она призналась себе гораздо позже, тут было что-то еще - извечно женское, неистребимое, сохранившееся с давних времен на любой планете, когда увеличенное число кавалеров лишний раз позволяет продемонстрировать себе собственную неотразимость… Ирия подняла руки к пылающим щекам. - Господи, Гай-до, прости меня!.. *** Ирия с Тадеушем очнулись поздно вечером. Голодные, взъерошенные, счастливые, пьяные от своей любви друг к другу. Гай-до больших трудов стоило, чтобы не включить сирену и не завыть на всю округу. - Пахнет чем-то вкусным, - сообщил, принюхиваясь Тадеуш, попутно любуясь своей прекрасной женой. Ирия грациозно вскочила с мягкого покрытия и обнаженной сунулась в камбуз. Дождь продолжал моросить, выходить наружу совершенно не хотелось. Обычно на кораблике всегда был неприкосновенный запас провианта: шоколад, соки, консервы. Она открыла духовку. - А здесь для нас Гай-до, – в этот момент электронное сердце Гай-до пропустило удар, - постарался. Не припомню, правда, по какому поводу… - Как здорово! – восхитился Тадеуш, - Я голоден, как целая стая волков! - Тогда устроим себе маленький праздник. Прошу накладывать и закусывать! Тадеуша не надо было упрашивать. Были бы у Гай-до настоящие, человеческие руки, то заломились бы они в жесте отчаяния, а потом тихо и скупо начали бы собирать вещи, тщательно, до единой, чтобы ни малейшего воспоминания не осталось. Но у Гай-до человеческих рук не было, а вот чувства, настоящие, самые что ни на есть человеческие, были. Он мог бы отключить свои внутренние камеры, но это не помогло – он все равно продолжал видеть и слышать. Ситуация выходила за пределы обычной. Гай-до потихоньку проверил работоспособность всех своих систем, осторожно дотянулся внешним манипулятором до крыльца, оставил на нем коробочку с камнем, впал в оцепенение и приготовился ждать. Сегодня исполнялось ровно десять лет с того самого дня, как Ирия вдохнула в него жизнь. Конечно, десять лет для космического корабля такого класса, как Гай-до – совсем не срок. И корабли, как люди, не имеют привычки отмечать свои дни рождения. Но Гай-до был не обычным кораблем, он был разумным. А разумный – это почти что человек, даже если внутри тебя бьется железное сердце и шевелятся электронные мозги. Он так хотел провести этот вечер со своей хозяйкой, поболтать об открытой им недавно сверхновой, может, полетать Ирия согласится, хоть вокруг Земли дать кружок, подарок ей приготовил, болван железный! И так жестоко получил по морде от той, которая не только позабыла, какой сегодня день, но еще и Тадеуша своего затащила к нему и даже не постеснялась предаться с ним разврату на его глазах, словно он – пустое место! Вместо слез откуда-то закапала силиконовая смазка, натекла на приборную панель мутной лужицей. Гай-до спохватился, тут же просканировал и нашел неисправность. «Не хочу никому ничего доказывать, - горько подумалось кораблику, - А я просто устал». Раньше ему казалось, что, если Ирия отречется от него второй раз, он умрет. Поднимется без разрешения за пределы атмосферы, долетит до ближайшего астероида и долбанется об него со всей силы! Потому что слишком это больно, слишком неожиданно, даже когда подсознательно ждешь этого. Потому что тогда обрекаешь себя на страшную жизнь: полную мучений, недомолвок и унижений. Иной раз физически убить куда гуманнее, чем оставлять жить с разбитым сердцем. Но вот Ирия в который раз сделала выбор в пользу Тадеуша, а он не умер. - Наверно, нам наконец-то надо расстаться. Пора бросать эту вредную привычку – надеяться. Я ведь всегда знал, что я тут не навсегда. И я совсем на нее злюсь. В моем сердце печаль, но это совсем не от расставания, а от неизвестности. Завтра же я буду улыбаться и вспоминать это как мелкие неприятности… Когда Ирия с Тадеушем ушли в дом, Гай-до еще некоторое время постоял тихонько, ничем не выдавая своего горя, потом осторожно раздвинул манипулятором густые ветви орешника, последний раз посмотрел на яркое окно дома, за которым мелькали знакомые силуэты. Вздохнул. Выгрузил на полянку игрушечную лошадку Вандочки и детский гамачок. Подумал, еще раз вздохнул, только куда горше, и бережно перенес их подальше к дому, чтобы не повредить отработанным топливом при взлете. На панели управления переливались перламутровыми волнами экраны и клавиши. Гай-до последний раз исторг из себя вздох и с печалью начал наблюдать, как уходит вниз быстрее и быстрее темная зелень поселка, как мельчают дорожки уличных фонарей и желтых квадратов окон. И вот уже Вроцлав и его пригороды превратились в маленькое, едва различимое пятнышко на темном полушарии Земли.