Flammeus onis (Красная Ливрея)

Глава 4. Правдивость. Вокруг толпилось много пьянчуг, стоял ужасный запах пота и выпивки, но Мерлину было хорошо. Конечно, как ему может быть плохо после двух кружек сладкого меда, которыми Гвейн угостил его по приходу. - Когда ты явился, Мерлин? – в полупьяном состоянии прогорланил Гвейн, пытаясь перекричать шумное застолье неподалеку. - Вчера вечером, довольно поздно, - Мерлин слабо улыбнулся, отхлебнув из кружки терпкий напиток. Он уже основательно захмелел, но Гвейн выпивал уже четвертую пинту, а значит, Мерлин не должен был отставать, - вы наверняка уже все спали, ну, кроме тех, кто был в патруле. - Дружище, - Гвейн отсалютовал ему чиркой и откинул со лба длинные волосы, - давай же выпьем за нас, раз уж наша дружба с тобой не разлей… мед? Мед! Меду мне, хозяйка! И Мерлин с весельем наблюдал, как тамошняя жена трактирщика наливает его другу-рыцарю хмеля. В голове было пусто, словно кто-то выветрил все его мысли. Тяжелая гора пропала с плеч, Мерлину было легко и весело, стол перед ним уже качался, словно сам он был на корабле или лодке, а Гвейнов уже как полчаса было двое, действовали они синхронно и иногда превращались в одного. Кружка с элем в его руке приятно тяготила, и он думал, что если хлебнет еще, то все заботы просто разлетятся в разные стороны, ведь мед прекрасно прогоняет всю печаль! Вокруг стояла радостная суматоха, уже вечерело и с окон тянуло прохладой. Сумерки надвигались на город, закат уже разлился по небосклону, словно патока, и медленно убывал, уступая место синей дымке. Камелот оживал после знойного дня. Мерлин пьяно хохотнул и потянулся к чирке с вином. - Ей, Мерлин, - Гвейн уже нашутился с прохлаждавшимися в дальнем углу рыцарями с караула, а теперь обратил внимание на своего невольного собутыльника, - скажи мне, зачем ты ходил в долину королей? Мерлин повернулся к Гвейну всем телом, поставил кружку с элем на стол и поднял взгляд, встречаясь лицом к лицу с рыцарем. Гвейн был абсолютно пьян, его лицо раскраснелось, и глаза мерцали в свете факелов и свечей. Зачем ему знать, где он был? Зачем им всем знать, где он был? Он же просто хотел помочь им, зачем допытываться, если все равно не поймут? Мерлин тяжело сглотнул вязкую слюну, запил немного эля и вяло улыбнулся. - Зачем тебе, Г-гвейн? – а потом откусил ломоть хлеба. - Ну как же так, - Гвейн пьяно расхохотался, - мы же лучшие друзья, дружище! Рыцарь и слуга его короля, что же может быть лучше? Ты же понимаешь меня, Мерлин? О да, Мерлин понимал Гвейна. Ему вдруг стало душно и захотелось выйти. Все перед ним кружилось и вертелось, движения казались смазанными и нечеткими. Ему хотелось смеяться и плакать одновременно. И зачем он так напился? Он резко вскочил, отодвинув от себя скамейку, на которой сидел, пьяно шатнулся в сторону и упал бы, если бы Гвейн вовремя не ухватился за его шейный платок. - Ей, приятель, полегче, - пробормотал рыцарь, а потом облегченно рассмеялся, - если бы ты расшибся здесь, то я бы точно не дотащил тебя до Гаюса! Посмотри, в каком состоянии я сам! Они бросили по несколько монет на стол трактирщика, раскланялись как два шута перед зрителями, и зашатались в сторону выхода, поддерживая друг друга за плечи. Мерлину было так весело, его вело в разные стороны, Гвейн рядом с ним пьяно хихикал и рассказывал о своей первой любви. Они прошлись по улочке Камелота, спрятались от патруля, который и сам не прочь был выпить, а потом начали подниматься к цитадели, величественно уходящей в темное ночное небо своими шпилями. Ночной прохладный воздух совсем не отрезвил Мерлина, а сделал только хуже – ему вдруг стало ужасно грустно. Так, что даже захотелось расплакаться. Весь хмель, который таился в глубине его тела, теперь словно вгрызся ему в грудь, заставляя глотать злые слезы. Гвейн замолчал, так они шли до самых ворот. Насколько могли, они тихо прошли мимо конюшен, пробрались в темный коридор, ведущий на кухню, и свернули в боковую лестницу, ведущую к покоям Гаюса. В темноте казалось, что это один человек, такой странный и страшный медленно бредет по полуосвещенному коридору. В замке было тихо, словно вся прислуга и рыцари собрались где-то в другом месте. Но подумав и посмотрев на луну, Мерлин вдруг понял, что луна уже высоко, ее тонкий серебряный серп почти на самой верхушке небосклона, а это значит, что до восхода осталось совсем не много. Как странно, казалось, что в таверне было всего лишь самое начало вечера. Видимо, он прошел какой-то определенный рубеж, после которого развязывается язык, потому что в следующее мгновение он пробормотал: - Зачем тебе это, Гвейн? Гвейн остановился, на секунду задумался, привалился к каменной стене с гобеленом и посмотрел на Мерлина светящимися в полутьме глазами. - Зачем что? - Зачем тебе знать, что я ушел в долину королей? Гвейн свел брови к переносице, словно ему это стоило неимоверных усилий, а потом выложил, как на духу: - Не знаю, мне просто интересно. Мерлин вздохнул, голос его стал вдруг таким печальным: - Я искал человека. И он совершенно не заметил, как в темноте коридора глаза Гвейна перестали быть шальными и осоловелыми. Рыцарь все еще был в расслабленной позе, но словно замер, как будто должно было произойти что-то важное: вот –вот, сейчас раскроется какая-то тайна. И он будет свидетелем, лишь бы не спугнуть. - Человека? - Человека, способного помочь нам, - Мерлин отошел к стене и сполз по ней, потому что ноги вдруг перестали держать, Гвейн перед глазами начал расплываться, - Гаюс сказал, что нужно ехать в пещеру кристаллов. Что там я найду ту силу, которая поможет… -Поможет в чем, Мерлин? – Гвейн приподнял голову, смотря на собеседника острым ястрибиным взглядом. Мерлин совсем расклеился и сидел на полу как тряпичная кукла. Гвейн подумал, что сейчас ему жалко парня даже больше, чем за все их время знакомства. - Поможет спасти Артура, - он словно засыпал, так что последнее Гвейн расслышал через силу: - И я нашел ее. Мерлин засопел, словно самый настоящий пьянчуга, он уснул на холодном полу замка, обнимая себя руками. Гвейн замер, оторвался от стены и прошелся до фигуры на полу. Мерлин сопел, склонив голову набок, словно ребенок, который очень сильно устал. Его мальчишеские черты лица в темноте заострились, огрубели, и, если Гвейну раньше казалось, что во сне люди должны быть безмятежными, то Мерлин был больше похож на страдальца. Около бровей залегла складка, словно он о чем-то напряженно думал, темные круги под глазами стали еще заметнее в бледном свете луны. На солнце Мерлин исходил энергией, но в темноте Гвейн невольно отшатнулся - настолько его друг вдруг показался ему измученным судьбой. Словно он нес непомерную ношу. Невероятную тайну, доступную лишь ему одному. И так устал от нее, что готов был избавиться любыми способами.