Сашка
Юлька обиделась. Даже не пришла проводить, когда я улетала в Москву. Но мне, если честно, было к тому моменту уже фиолетово. Последующие два дня я провела в квартире знакомой, пытаясь напиться до состояния "нестояния". Паутина сложностей становилась всё более и более прочной – по крайней мере, так активно казалось мне. Может быть, сложность была на деле только одна, и заключалась она в моей собственной прокуренной и пропитой башке. Говорят, алкоголь уничтожает клетки мозга. Отчего-то верится… А на третий день моя собутыльница потащила меня в клуб. Там выступали очередные пафосные бездари. Серо, сыро и уныло. Впрочем, неудивительно. Из всего двухчасового "шоу" мне запомнилась только одна песня. Глупая, ни о чём. Но на неё, слава моей академии, ничего не накладывалось... Пришлось догнаться парочкой моих любименьких, чтобы не умереть от скуки. В результате, скучно мне не было. Отовсюду повылезали Noir-et-rouge, её незабвенный отче и... Юльхен?.. Scheiβe... Это был всего лишь экс, но эффект получился почище, чем от кислоты. Вместо положенного позитива я начала паниковать. Бежать, казалось, было некуда – глюки заполнили всё помещение. Наверно, я даже билась в истерике. А может, и не билась. Точно помню, что порывалась всё время разговаривать почти со всеми по-немецки. Ровно до тех пор, пока не узрела прямо перед своей рожей какую-то слегка потрёпанную дамочку с добрыми глазами. Никого не напоминавшую, не вызывавшую желания ни заговорить по-немецки, ни затащить в постель. Мы разговорились. Дамочка предложила прогуляться. Освежиться и немного причесать растрёпанные чувства. Правила игры я знаю наизусть: фальшивая насквозь улыбка – покачивание головой – взгляд в сторону – вежливый отказ. Но неожиданно даже для меня мои рефлексы взбунтовались. Я согласилась… Мы долго гуляли по ночному городу. Дамочка, как ни странно, оказалась интереснейшим собеседником, прямо-таки светским. Мы говорили буквально обо всём, по-бабьи тарахтели, не умолкая ни на секунду. Это было спасением – мои глюки хоть на какое-то время перестали меня терзать... К тому же, эффект экса уже успел пройти к этому времени. По возвращении домой я твёрдо решила покончить со всем и устранить первопричину сложностей. ... У меня было несколько доз геры – остались от моей прошлой подопечной. Этого должно было хватить. В конце концов, к нему у меня не было привычки. Приготовить себе зелье, тщательно вычистить из мобильника всё, что там было (мне не хотелось, чтобы кто-то чужой и равнодушный копался в моей переписке с Шизой – их было слишком много, всяких разных, сообщений) и выключить его, улечься в кровать, пережать вену, со всего размаха, не чувствуя боли, всадить иглу и выпустить свой смертельный кайф в кровь. Всё? Всё. Спать хочу… Не надо меня уговаривать, отстань… Зачем вы все вместе пришли? Я же сказала, я выхожу, я проиграла… Галстук душит. Как это – нет галстука? А что душит?.. Они все тут были. Noir-et-rouge, её фатер, Юльхен, моя недавняя собеседница с добрыми глазами... Rouge et noir, rouge et noir, be the lady of my heart... My nymphetamine girl… Wrecked with your charm, I circled like prey, back in the forest where whis…Юлька
Сашхен меня немного разозлила, умотав к какой-то своей знакомой. Да и вообще, меня напрягало её поведение. Да, особенно то, что она ко мне даже пальцем не прикасалась. Здесь я врать не буду. Я же видела, что она тоже хочет, что ей тяжело… Но она всё равно была непреклонна. Даже под таблетками умудрялась. Поэтому я уехала в Мюнхен с лёгким сердцем и без неё. Мне надо было проветриться и немного подумать. Город меня не впечатлил, отчасти из-за дождей – так же серо, сыро и уныло. Фест тоже как будто прошёл мимо меня – почти всем участникам было лет по пятнадцать-шестнадцать, так что мы с моими ребятам чувствовали себя прямо-таки ископаемыми на фоне "молодёжи". На нас всё время странно косились: и журналисты, слетевшиеся, как мухи на дерьмо, и организаторы, и "коллеги по цеху". Меня это нервировало – я ждала какой угодно подлянки. Но ребята списывали этот нездоровый интерес на наш "преклонный" возраст, что, в общем-то было тоже очень даже логично, хоть и не совсем убедительно. Наше выступление поставили в самый конец, и мне было ну совершенно нечем заняться, кроме долгих прогулок по городу. Приходилось догоняться моими любименькими. И отовсюду сразу зачем-то вылезали глюки. Сашхен, Сашка, Санечка... Она билась в истерике, кричала мне что-то по-немецки, металась прямо перед глазами, а потом уходила под ручку с какой-то потрёпанной дамочкой. Damn! Выступала я скорей на автопилоте. Даже не помню, что мы играли, как реагировала на это публика, косяки наши не помню. Просто не помню – меня так замучили мои глюки, что сил уже ни на что не оставалось. А сознание как будто отключили... Я звонила ей чуть ли не ежеминутно. Но она не брала трубку. А потом и вовсе отключила телефон... Тревога усиливалась с каждой секундой. Я уже мечтала поскорее вернуться домой...* * * * * *
Едва выйдя из аэропорта, я помчалась к Сашхен. Полетела, как на крыльях, даже забыв о таблетках. Прибежала. Дрожащими руками открыла дверь, чуть не сломав замок – благо, ключи у меня уже давно были. Не раздеваясь, ворвалась в комнату и... замерла, как трижды проклятый соляной столп. Нет, неправда, это тело, лежащее на разворошенной постели, никак не могло быть моей Сашхен! Не верю, мамочка, Господи, да кто-нибудь! Нет, нет, нет, нет! Неправда! Это не Саша! Это просто мой очередной глюк! Нет! Под ногой зашуршала бумага. Я подняла этот листок в клетку, руки тряслись. Всего пара строчек, обрывающихся вниз, в пустоту. Неужели это всё, Сашхен?..