Hе взлетим - так поплаваем

Звуковой орнамент будильника мягкой рукой вычерпывает Лизу из одурманивающего мира сна, а все потому что Лиза не любит громких и разрывающих душу мелодий, что резко выстреливают в блаженное умиротворение. Ей больше по душе пластичные, едва слышимые переливы, на цыпочках возвращающие в вещественность. Наверное, Лиза - инопланетянка, ведь ей никогда не хочется пнуть/сломать/вытрясти всю душу из будильника. Лиза любит утро, и неважно, в шесть или десять утра. Любит легкую сумрачную субстанцию за окном, которую еще не оросило солнце. Аккуратные свои шаги с внезапным хрустом суставов и отчасти пугающий скрип половиц паркета в тишине. Мерное посвистывание чайника на молчаливой кухне и теплый запах кофе с молоком, создающие неповторимый уют каждого утра. И просыпаясь день ото дня, Лиза верит, что может именно сегодня сделать что-то такое, что повернет все ее крохотное существование вспять, что даст новый смысл или укажет ответ на самый щемящий душу вопрос. Что все утренние надежды, прошитые волокнами сокровенных снов, непременно сбудутся сегодня. Ведь да? *** Лиза даже не испытывает кромсающей неприязни к маршруткам по утрам, когда они укомплектованы людьми так плотно, словно фигурки в тетрисе. Когда все зло-непроснувшиеся ругаются/кидаются взглядами/наступают на чистые кеды или утаскивают тебя вместе со своими сумками наружу. Даже когда наиболее грузная женщина пытается создать портал среди полосы людей, вжимая всех в ручки спинок сидений или вертикальные поручни так сильно, что кажется пузырьки жизни вот-вот выйдут из тебя. Лизе наплевать. Она просто садится у окна, закутанная в шерсть своего бордового шарфа, и, прислонившись к стеклу, с упоением слушает Земфиру - только вот Лизе стоило бы озаботиться предстоящим семинаром по геометрии, по которому ее уже давно не спрашивали. Лизин дедушка мечтал, чтобы Лиза училась в МГУ, на экономическом. И Лиза тоже всегда этого хотела. Еще в средней школе обнаружив у себя тягу к математике, она упорно уделяла ей самый большой кусочек своего времени, стараясь не разочаровать главного человека, верующего в нее беспредельно. Дедушка вечно брал ее с собой снежными днями в гараж за наивкуснейшими банками-солянками, рассказывал прорву занимательных историй из своей жизни, а еще ласково называл ее Лизушка. Дедушка никогда не опускал рук. Даже когда у него диагностировали неоперабельную стадию рака легких. Ведь он курил не абы что, а советскую "Приму". Лиза помнит, как в детстве зачитывала ему статьи из учебника по биологии и важно восклицала, что каждая выкуренная сигарета крадет у человека пятнадцать минут его жизни, а потом, находясь уже в непосредственной близости с угасающим взглядом дедушкиных глаз, корила себя за то, что так и не смогла за все проведенные с ним лучшие годы жизни отговорить/упросить/потребовать отказаться от сигарет. Стащить их, в конце концов, и спрятать. Хотя бы на время. И вымолить у судьбы еще парочку драгоценных минут. По мере нашего взросления защитные заклинания, прячущие нас под куполом наивности, вдруг резко спадают, обнажая перед нами все разоряющие внезапности жизни. И становится дико страшно от того, что эта маленькая бомбочка разорвется где-то поблизости или ударит прицельно в тебя, в очередной раз разделяя твое бытие на "до" и "после". Лиза плохо помнит, как и чем жила первые изорванные месяцы. Помнит лишь, что засыпала и просыпалась с одними и теми же мыслями - что больше никто не возьмет ее с собой летом в деревню собирать вишню, что не будет никто больше пахнуть мудростью и сердитым табачным дымом, таким ненавистным, но неотъемлемым. Помнит, как искала черты его лица в других людях и вечно отчаянно оборачивалась; как повсюду мерещилось пресловутое "Лизушка". А еще помнит, как едва ли перешла порог по математике, навсегда растерев в порошок свою и дедушкину мечту. Сейчас же Лиза студентка физико-математического факультета в пединституте. И здесь, как говорится, нет места комментариям. Просто так сложилось, просто не было выбора. Просто надо было как-то выживать, хвататься за оставшиеся возможности, не потеряться во времени, а может, и не опрокинуться в себе. *** Лиза будто выбросилась в открытое море, лишенная всяких координат, и болтается на буе, не имея никаких ориентиров вокруг, кроме как безрубежных тягучих просторов воды. Чистый нетронутый горизонт. Лизе бы нужно грести изо всех сил, цепляться/стараться хотя бы своим желанием и верой притянуть, подманить к себе землю. Но - увы. Она всего лишь безвольный зритель, потерявшийся во время шторма моряк, не ищущий надежды.