Пигмалион и Галатея

Близился третий, последний период становления Турмалайн, и Арья навсегда погрузится в пучину ее воспоминаний. Молодому шейду, по расчетам Дурзы, нужно было продержаться шестьдесят дней, на пару суток больше, чем может выдерживать в состоянии дремы даже крепкий эльф, которого в последний день навсегда свяжет заклятье. И все, эта битва останется за ним. За ними. Собственно, несмотря на большое количество работы и недостаток времени, Дурза привык к присутствию Турмалайн. Если при этом она еще не висла на нем, как знамя отряда, то она даже не мешала. За эту привязанность (вот уж точное происхождение слова – он действительно себя чувствовал как на привязи) Дурза ругал себя нещадно - до завершения трансмутации привязываться явно не стоило, потому что долгий опыт шейда подсказывал, что иногда и самый удачный и надежный ритуал может развалится в самом конце. Но еще немного, и он сможет по-настоящему вкладываться в ее развитие, занимать чем-то более стоящим, чем махание мечом, - магии. И будет не один. Нет, меч тоже был важен, потому что плох тот маг, который не может постоять за себя в рукопашной без магической поддержки, безусловно, но меч был скорее крайней защитой и возможностью покрасоваться, а преимущественно шейды специализировались в области заклинаний. Имея в себе несколько духов, которые подпитывали собой не только физическую силу шейда, но, главное, колдовскую, не пользоваться этим было невозможно. И колдовать было нужно, потому что духи тоже должны были оставаться в силе, которую иногда впитывали от тренировок, ритуалов…и не только. Но не только Арья ослабела за эти дни, духи, хоть Дурза и пытался подкармливать их через себя, через свою магию, тоже слабели. Турмалайн должна была работать сама, чтобы ее личность продолжала жить. К Арье Дурза теперь относился скорее как к паразиту, борющемуся за владение этим телом (да, это было когда-то ее тело, но теперь оно было не для нее), в нем он создал свою Соловушку. Арья была болезнью Соловушки, и кто-то должен был проиграть уже скоро. Этот день, когда не останется сомнений, он даже готов был назвать долгожданным днем рождения Турмалайн. Шейд, невзирая на гарантированное недовольство короля Гальбаторикса, не отправился сам за мальчишкой, а послал слуг, сославшись на необходимые приготовления. Сам придет, если чувствовал зов Арьи, и встретить его в Гилиде куда лучше и удобнее, чем в лесу. А там и Соловушка созреет. И приготовления к полной инициации Турмалайн в качестве шейда были правда необходимы, даже скорее важно было личное присутствие именно Дурзы. Она спала очень много с пятьдесят восьмого дня. Почти две трети суток. Шрамы на ее теле, особенно самые крупные, некрасиво воспалились, какие-то набухли и кровоточили, как будто светлячки хотели прогрызть себе путь наружу в теле эльфа. Нет уж. Прижились, значит там и останетесь. При Дурзе они как будто бы вспоминали, что их привлекло в этот мир и этот дом, и затихали. Но на пятьдесят девятый день у нее поднялась температура. Дурза приказал принести чистые покрывала, развести огонь, подогреть воду и сваренные им лично зелья тоже были наготове. За температурой последовал бред. - Я умираю? – приоткрыла слипшиеся от пота веки Турмалайн. - Нет, нет, Соловушка, мы так не умираем. – Дурза сжал ее тонкую, ставшую почти прозрачной, ладошку. – Ты же останешься здесь, со мной. И я тебя никуда не отпущу. Мы с тобой будем жить долго, очень-очень-очень долго и счастливо. Только старайся не засыпать сегодня, как бы тебе не хотелось, хорошо? Хочешь, я расскажу тебе что-нибудь еще? Я знаю много историй. Только не спи. И он рассказывал одну за другой, чтобы удержать внимание Соловушки, прерываясь разве только на смену повязок и вливание ей в рот очередной порции «лекарства», бывшего зельем, ослабляющим Арью. Осталось пережить всего-то ночь. И как хорошо, что шейды могут не спать так долго. Ей стало душно ближе к рассвету, шейд долго не поддавался уговорам открыть окно, но в итоге сдался. Холодок ненадолго ей не повредит и освежит. Турмалайн прикрывала глаза, ее взгляд начинал блуждать. - Потрепи еще немного, моя милая. Завтра утром ты проснешься совсем другой. И здоровой. – Дурза немного сжал ее виски, наводя заклинание связывания. Турмалайн вдруг так резко дугой изогнулась под его руками, что он едва ее не выпустил. Ее глаза горели яростью и болью, а руки вцепились в Дурзу, стараясь изо всех сил хотя бы оцарапать его лицо. - Не получишь! Ты меня не получишь, мерзавец! – хриплый, но уже отчаянный голос Арьи доносился как будто бы не из горла Турмалайн, а глубоко изнутри ее тела. Она резко отпустила остававшееся почти неподвижным лицо шейда, и рванула к себе тупоносый кинжальчик, которым он до этого разделял полосы ткани, стараясь вогнать его в сердце Турмалайн. Сила Дурзы, даже просто физическая, была гораздо больше, потому он моментально и сильно сжал ее запястье, остановив кинжальчик, успевший оставить только глубокий синяк на груди Соловушки. Правда, этой ковырялкой до сердца не достанешь, но пусть умрет с мыслью, что сделала все, что могла. Шейд покрепче сжал запястья Турмалайн, прижимая ее к кровати и мысленно принуждая ее смотреть ему в глаза. А пинать его в нагрудник она может столько, сколько угодно. Пора. Пора наложить завершающий слой заклинания слияния и навсегда закрепить Турмалайн в этом мире. - Эй, ты, шейд! Не смей ее мучить! Дурза резко обернулся и едва не зарычал от негодования. КАК не вовремя! КУДА смотрят эти ротозеи, называемые стражей! Идиоты, кругом одни идиоты, которых он ЧЕРЕЗ ПАРУ МГНОВЕНИЙ перебьет своими руками. Как и мальчишку. На оконном проеме неуверенно балансировала юная фигура. Дурза спешно заканчивал заклинание, не отвлекаясь. Еще пара мгновений, сопляк. Еще только пара мгновений, и можно будет отпустить Турмалайн и взять в руки тебя. И вытряхнуть из тебя твою дерзость и внутренности в придачу. Давай, потерпи. Расскажи мне о моих преступлениях. Но список грехов шейда в глазах Эрагона оказался непростительно коротким. - Это тебе за Брома! И стрела со свистом вошла в череп шейда. Эпилог. Арья проснулась в холодном поту и потерла ноющие запястья. Мерзкий колдун-шейд продолжал мучить ее даже из могилы. Во сне, в ее кошмарах, он прижимал ее, бьющуюся в агонии, к постели, продолжая, как паук, укутывать ее в кокон из чар, как будто в ней развивалась чудовищная личинка. - Потерпи, Соловушка. Только потерпи еще совсем чуть-чуть, - шептали черноватые и потрескавшиеся губы шейда, обращаясь к той сверкающей лавине, которая вздымалась в ней, собираясь навсегда погрести под своей массой. Знал ли шейд, что Эрагон будет стрелять ему в голову, а не в сердце, а если бы знал – также продолжал бы держать ее, стараясь завершить ритуал, и не стал бы сражаться? Это было неправильно. Дурза, которого она знала, не стал бы защищать кого-либо, рискуя собой. Она ненавидела его за все, за Фаолина, за Брома, за других Стражей, за всех-всех-всех, и еще за этот взгляд, которым встретил ее шейд в Фарад-Дуре. Потому что в этом взгляде выплеснулась и погасла, сменившись гневом,.. надежда? Понять Дурзу было невозможно, договориться с ним – тоже. Что можно предложить колдуну, алчущему только подселить в твое тело своего паразита? Но когда Арья, как в полусне, неслась с ним над поверхностью реки, забыв обо всем, что знала до этого о шейде, в этом самом полете она его почти любила.