Долгожданная встреча

- Ты меня слушаешь? – стройная юная девушка в темном охотничьем костюме застыла рядом с массивным столом из мореного дерева, края которого, указывая на не менее солидный возраст мебели, были покрыты трещинками на поверхности лака. – Ты ведь вообще не слушаешь, просто как будто меня нет ни здесь, ни в замке, ни вообще! - Ты слишком много говоришь, - безразлично отозвался мужчина в плотной, бордовой с черным рисунком мантии, даже не подняв голову от гигантской тяжелой книги на кованной подставке. Малиновые волосы мужчины были подрезаны так, что едва прикрывали уши впереди, а на затылке, где он сжимал их рукой, чтобы отсечь, и вовсе остались короткими, топорщившимися, как подшерсток. Турмалайн, то и дело прикладывая палец к тетиве любимого лука, заметила, что за прошедшие годы волосы отца почти не отросли, хотя она помнила, что в ее детстве отец обладал роскошной длины алой гривой, падавшей ниже его лопаток. Помнила, как мать сидела на постели за спиной отца, заплетая ему волосы в сложный хвост и иронично сетуя, что лорду Дурзе нужно для вида проиграть волшебную дуэль хотя бы ей, чтобы они могли подрезать ему волосы, не нарушая никаких традиций, которыми дорожил бывший кочевник. Но та грива росла не менее полутора веков, и ни разу до этого времени ее отец, великий шейд Дурза, не терпел поражения в бою или не держал траур. - Я говорю, посмотри на себя, папа! Ты не охотишься, чтобы даже прокормиться, а меня не замечаешь, не ответил на последние письма, – девушка с темными волосами всплеснула руками, сделав движение в сторону колдуна, как будто выплескивала на него ушат воды. Впрочем, будь ее гнев материальным, его хватило бы больше, чем на один ушат, за столько-то лет ссылки у нее накопилось много обидных слов. – Почему пропал он, а ты ведешь себя так, как будто не стало меня?! - Я занят. – шейд ответил точно также, как отвечал ей всегда в течение шести лет. - Ты просто забыл обо мне, - обвинительно простонала девушка, рухнув на стул и чуть сползая вниз под неодобрительным взглядом отца: так сидеть было «непристойно» для девушки, даже если она отстояла право носить охотничьи штаны с рубашкой, прикрывающей ей ноги только до колен. Ее отец был ужасно старомоден, что было простительно из-за его солидного возраста, и спасало только то, что видел он Турмалайн не слишком часто, иначе прыгать ей по Беорским буреломам в платье до пят, как лесной принцессе. – Ты держался год, полтора и весной это началось...Ты хотя бы понимаешь, как ты изменился? - Я охочусь на варденов. Готовлюсь к атаке на Трондхайм, чтобы раздавить гномов в их норе, ради этого я терплю ургашей на моей земле. Ургалы вызывали у шейда почти рвотный рефлекс, но эти недолюди были ему нужны, как тяжелая пехота, и альтернатив не предвиделось. Поэтому Дурзе приходилось, сцепив зубы, смотреть на вонючие шатры и костры на другом берегу Рамра, где раскинулся лагерь варварских отродий. Дурза искренне считал, что причиной появления ургашей стала многолетняя страсть пастухов и крупных коров, другого объяснения этим тупым рогатым тварям шейд не находил. И видел в них только скот на убой. Крупный рогатый скот. - И снова все так, как и должно быть. Твои нотации я слушать не хочу. Тень почти не бывал в Гиллиде после трагедии на Седловине. Местные крестьяне, которых расспрашивали слуги шейда, пока он сам рыскал в поисках доказательств вокруг, не понимали, почему хозяина местных земель так люто интересует трагедия на перевале. Им казалось, что на небольшой конный отряд благородных (раз у каждого была своя лошадь) напали разбойники, в шайке которых нашелся маг. Судя по двум скрюченным телам немертвых упырей, которых опасались трогать люди, пока не приедет Дурза, маг должен был быть некромантом или чернокнижником. Говорили, что мага убили, а женщина и мальчишка-подросток, везший в своем седле уродливую то ли крысу, то ли кошку, пропали. Но если нет некроманта, на которого шейд, как хозяин этой земли, вполне мог точить зуб, то происшествие было хоть и редким, так как тракты на их земле славились своей безопасностью, но обычным. Разбойники грабят благородных и похищают их детей. Это цена за хорошую жизнь в теплом замке, цена богатства. Поэтому крестьянские люди, в десятый раз пересказывавшие вымотанному шейду под личиной то, как двигался отряд, совершенно не осознавали, насколько круто в ту ночь изменилась их жизнь под рукой хозяина Гиллида. Но поиски и наказания забирали у Дурзы много времени, и он забыл про его ход. Подросшая без внимания шейда дочь растеряла милое детское обаяние, и Дурза не был уверен, что вообще знаком с этим подростком пятнадцати лет, который врывался в его покои, чтобы устроить шейду выволочку насчет того, как старому колдуну нужно жить и работать. Он понимал умом, что Турмалайн хочет от него отцовского тепла, о котором твердила шейду еще жена, и в отчаянии пытается добиться его чуть ли не силой, но правильные слова не шли на язык. Без своей женщины шейд не знал, что делать с дочерью, поэтому для себя решил, что лучше ничего делать не будет, чем она пострадает из-за кровной связи с ним, как и сын. И Дурза, невзирая на крики и плач своей тогда девятилетней девицы, выслал ее вместе со слугами жить в охотничий дом, стоявший на границе Беорских гор. Дурза навещал ее за эти годы сколько раз... три? Может быть, четыре, когда ему нужно было отправляться в ту же сторону в своих рейдах. Общаться через зеркала дочь так и не научилась: после смерти матери цветок ее дара стал закрываться. Турмалайн писала ему много писем о природе, присылала свои рисунки диковинных зверей и тварей, которых видела. Дурза читал эти письма, пробегая холодными алыми глазами по строчкам и не чувствуя в душе ничего, кроме корки расплавленного и застывшего камня. Он выгорел и не мог поверить, что кто-то из его детей остался в живых. Шейд заботился о дочери по-своему: следил, чтобы она ни чем не нуждалась и за ней хорошо ухаживали: все же это был его последний ребенок, и ребенок женщины, которой шейд подчинился с охотой и лаской. Но воспитывать маленькую лисицу у него не было ни навыков, ни душевных сил. И дело осложнилось, когда лисица подросла и перемахнула через стены своей клетки, заявившись в мрачные темницы Гиллида. За пару часов нахождения с ней рядом, Дурза испытывал мучительное желание взять ее за шкирку и закинуть в карету по дороге в охотничий дом уже не первый раз: если сыну достался мягкий и спокойный характер ближе к материнскому, то Турмалайн, похожая на злого песчаного лисенка из тех, у которых большие глаза и нелепо огромные уши, пошла нравом в отца. Маленькая, ростом с его невысокую жену, она пока оставалась хрупкой и гибкой и больше напоминала подростка-мальчишку, если бы не длинные волосы. Шейд с тоской подумал, что его кровь, если и не изуродовала Турмалайн так же, как ее брата, но жилистым сухим строением она скорее пойдет в него, и вряд ли ее тело приобретет женственные формы, какими обладала мать. Выдать замуж эту занозу в заднице, живи они среди кочевого народа, было бы крайне затруднительно. - Ты никогда меня не слушаешь. - Турмалайн вернула шейда из его воспоминаний, постучав пальцем по столешнице. - Не могу отрицать очевидного, - пробормотал шейд, снова склонившись над книгой. – Я всегда считал идею иметь непослушную моему слову дочь далекой от идеала. - То есть, ты не хотел меня никогда, и сейчас, когда необходимость быть хорошим в глазах мамы отпала, тебе плевать?! – шейд скривил рот: сказал он не именно это, но и спорить ему было слишком накладно, на одно его слово у Турмалайн находилось десять. - Ты просто выкинешь меня из Гиллида, как наскучившего питомца?! Почему, папа? Неужели это все-то из-за этого шнурка между ног, тебе настолько важно его наличие, что ты готов презреть меня из-за того, что я родилась без этой штуки? – Дурза нахмурился: он постарался нанять девушке достойную воспитательницу из южанок, но что стало с ее языком и манерами, не выдерживало никакой критики. - Я виновата в том, что я всего лишь дочь? - Ты можешь остаться. Можешь уйти. – голос шейда был лишен всяких эмоций. – Мне все равно. Ты уже можешь принимать решения, где ты хочешь находиться. Это твое дело. - Тебе всегда все равно! Потому что «девицы – отрезанный кусок плоти, который никогда не останется в доме»? – прошипела Турмалайн, пародируя голос отца. – Или все-таки дело в том, что я не смогла научиться колдовать и мои способности затухли? Тебе это кажется позором? О, дочь великого шейда не умеет сделать огненный шар щелчком пальцев! Ярзла был твоим сокровищем только потому, что от плескавшегося в нем колдовства едва не распадался на куски? - Я не хочу больше слышать имя моего сына из твоих уст, Турмалайн. – девушка поморщилась – отец даже не назвал ее сестрой своего «любимого сына», как будто они не делили двоих родителей. - Замолчи. - Он слишком хорош для меня, что мне даже нельзя говорить о нем? При том, что это мой кровный брат?! Ты ставишь меня так низко?! Очнись, отец! Твой муси а но мертв, - лицо шейда исказилось, маска холодного безразличия треснула, исказив измученное, почти безумное от горя лицо. Мгновение, и шейд снова взял себя в руки, став абсолютно бесчувственным, - прошло шесть лет, и ничего! Мы ничего не нашли, тебе становится все хуже с каждым годом. Посмотри вокруг – замок погружается во тьму, люди бегут от тебя в другие земли, на брошенных полях ворон больше, чем посевов... Ты не можешь горевать вечно, мы должны жить дальше, папа... - Мне не важно, мертв он или нет! Я все равно найду его. - Ты отомстил. – Дурза только презрительно оскалился: сокращение количества варденов и украшение ими Гиллидского тракта было только началом его мести, первые пенки над закипающим котлом. «Мстить» великий шейд только готовился. - Ты просто не понимаешь, себя, папа, - вздохнула Турмалайн. – И причина не в твоей отцовской любви к нему, как ты хочешь думать. Ты – шейд, он – сонм, он притягивает духов и таких, как ты. Помнишь, как к вам пришел тот спятивший свежескованный? Это было из-за Ярзлы. Ты привык жить рядом с источником притяжения, и тебе кажется таким чудовищным потерять его, но, пожалуйста, пойми, часть твоей боли происходит из-за вашей связи. - только так дочь шейда могла для себя самой объяснить поведение отца, потому что не верила, что строгий, но заботливый отец из ее воспоминаний оказался миражем, и настоящий шейд признавал за собой только старшего сына. - Его смерть не означает, что мир треснул, а луна и звезды погасли. Он не мог быть с тобой всю жизнь, ты даже не знаешь, сколько он должен был прожить. Рано или поздно тебе бы пришлось испытать разрыв. - Я сказал, я больше ничего не хочу слышать!– шейд взметнулся из кресла, и его холодное спокойствие мгновенно перешло в состояние кипящей ярости, и она невольно отпустила край его стола и отступила на шаг. Шейд тяжело вздохнул, пригладил вздыбившиеся волосы на загривке, и вернулся к работе. «Луной» Дурза в любовных порывах называл свою женщину, с которой делил покров ночи, и бывшую для него самым любимым источником света, и его самой яркой звездой и правда был его первый живой сын. И Турмалайн должна была это помнить, а не издеваться над чувствами отца. Аварис не обладала никакими дополнительными чарами, кроме личного обожания шейда, и потерять ее было не менее больно, поэтому его безумие от потери сонма не могло быть правдой. Но, опять же: ей было слишком долго это растолковывать. Дурза с неудовольствием отметил, что Турмалайн, в отличие от него, удивительно легко перенесла их потерю. Дочь вышла довольно жестоким ребенком. – Они не оставили мне даже тел, дочь! Даже пепла, чтобы я мог принести его сюда. - Ты не можешь получить все, что хочешь. Война связана с жестокостью! Они погибли и отомщены, а ты только делаешь сильнее свою боль и мучаешь других! - Я не собираюсь останавливаться.- шейд едва не сбил свечу со стопки очередных книг, высившихся в его кабинете, как горные хребты. - Ты можешь хотя бы поговорить со мной, что ты собираешься делать, папа? – простонала дочь шейда. – Я хочу помочь тебе. Я люблю тебя. Я тоже хочу найти брата, чтобы мы стали семьей. Снова. Это была главная надежда Турмалайн, почему она желала присоединиться к охоте на стражей. Если найти хотя бы тело брата, хоть один коготок, то семья, от которой осталась только половина, восстановиться и отец очнется. Наверное. Ей очень важна была эта надежда, и только ради нее она вернулась в замок отца, с ужасом вздрагивая от то и дело возникающих на трактах повешенных мятежников. - Мне не нужна твоя помощь. – огрызнулся Дурза, теряя терпение. – Война - это не женское дело. Убирайся отсюда. - Тогда я приготовила тебе ужин, - процедила сквозь зубы Турмалайн, подтянув перевязь колчана, и бросила на свободную часть стола тушку кролика, безвольно свесившего голову. Шейд с омерзением шикнул на животное среди своей работы, хотя его ноздри вздрогнули от запаха еще теплой крови: он правда был голоден. – Ты забываешь есть, и сегодня охотники кухни были менее удачливы, чем я. Ешь, папа.* - Не разговаривай так со мной! - выкрикнул шейд, сбросив мертвое животное со стола вместе с несколькими донесениями, уже перепачканными кроличьей кровью, и с неудовольствием обнаружил, что последнее было адресовано захлопнувшейся двери. Дурза тяжело вздохнул, потирая виски сухими пальцами с черными когтями: он и в самом деле был не прав, когда жаловался жене на подрастающего сына, что тот дерзит. Ярзла не соглашался с отцом, но всегда был вежлив, и, если у них случалась ссора, приносил отцу извинения за проявленное неуважение к нему. Кричать или бросать что-то шейду его мальчик не стал бы никогда, даже сойдись они в бою. Дурза прижал ручку тяжелой печати к виску, пытаясь успокоиться: дочь была просто чудовищно невоспитанна, и это уязвляло. Он не справился с Турмалайн, хотя должен был хотя бы так почтить память ее матери. И не успеет ничего исправить. Дату и место своей смерти шейд Дурза уже назначил. *** Турмалайн в ярости шла по темным и сырым коридорам Гиллида, то и дело попадая в тень старых горгулий. Один постамент пустовал - отец так и не потрудился заменить ту, что разбило заклятие Морзана, когда они с Муртагом подрались в первый раз. Всё было знакомо и ужасно. Это был ее дом, пусть мрачный и больше приспособленный для мучений заключенных, но Гиллид был ее домом, она родилась здесь. И колония шипящих духов, растущих из стены, как отвратительные грибы, ее не пугала - отец разводил слизняков, и она привыкла к ним. Где-то здесь бродил на мягких лапах ее куджун, дух семейного очага, которого она вряд ли увидит, потеряв свой дар. Кованная дверь в подземелье, где размещался ее скромный и добрый брат, который никогда не отказывался посидеть с маленькой Турмалайн, даже если его стол был завален заданиями отца. "Таких убивают первыми", - сказал ей тогда Муртаг про ее брата, намекая, что тот пытается быть слишком правильным. Откуда он знал? Ее не пугали темницы и духи. Ужасно было запустение замка, как будто он распадался на части. *Турмалайн знает, что ее отец ест сырое, она не собирается готовить ему, выполняя женские обязанности. Она демонстрирует шейду, что она может его прокормить и не боится шейда, а заботится о нем. И еще это хамство в сторону отца, это вызов.