***
- Ипну, милый, ты поднимешься к ужину? – Шадия сходила с ума от волнения, что-то случилось с её ребенком, но мальчик закрылся в комнате и не хотел никого к себе пускать. Он сам вернулся после своего побега в город и больше не выходил. Закрылся на дверной замок, и даже если отомкнуть его при помощи чар, то точно такой же замок она встретит на его памяти и мыслях. А ей больше всего сейчас хотелось сжать в объятиях своего маленького пушистого мальчика, утешить его, приласкать, согреть, несмотря на все барьеры. Не важно, захочет ли он сейчас разговаривать с кем-то, одной возможности увидеть малыша, убедиться, что он жив и здоров, ей было бы достаточно. Она умоляла шейда отомкнуть зачарованную дверь или хотя бы проверить Ипну, но Дурза четко дал понять, что он не будет этого делать. «Он должен выходить к ужину, когда я дома. Там его и увидишь». Но она не могла отойти от двери, закрытой на обычный и магический замок, надеясь, что её мальчик смилуется над своей матерью. Через полчаса её молчаливого дежурства (и плевать, что его отец ещё требовал ему принести), Ипну попросил спирт, отрез чистой ткани и настойки, которые использовали для заживления ссадин. Шадия вмиг вернулась со всем необходимым, и воспользовавшись приоткрытой дверью, любезно придержанной высунувшимся изнутри лысым кошачьим хвостом, всё-таки прорвалась к своему ребенку.***
Шадия молча поставила поднос с блюдом, в котором парилось тушеное мясо с овощами, и занялась приборами. Шейд спустился из кабинета и занял своё место во главе стола. Воздух в Малом обеденном зале накалился так, как будто туда поместили сжатое грозовое облако. Вот-вот сверкнёт молния, и загремит гром. - Сядь. Не суетись. – шейд чуть опустил голову и сцепил когтистые руки «замком» перед собой. Женщина послушалась, но её пальцы машинально терзали льняную салфетку, выкручивая бедную тряпицу так, что пальцы щемило от боли. Тишину в зале нарушало только дыхание ведьмы и красноволосого колдуна. Ипну опоздал на несколько минут, но всё-таки поднялся из своей комнаты на подземном уровне замка. Отец всегда требовал, чтобы они ужинали вместе, если бывал в замке, потому что иногда это было единственное время, которое он мог уделить тем, кто заменял ему семью. Такой домашний вид построения, чтобы шейд мог осмотреть своих домочадцев, и, если у него возникнет желание, поговорить с ними. Хотя Ипну не всегда удостаивали слова за ужином, обычно шейд разговаривал с его матерью, а Ипну просто прислушивался к разговору взрослых, стараясь не мешать. Как говорится, если не можешь сказать ничего умного, то лучше не говори ничего. Но сегодня он оказался в центре внимания, как только переступил порог Малого зала. Пока он стоял против света, идущего из коридора, казалось, что в его тонкой, резной фигурке ничего не изменилось. Разве что походка стала не такой легкой, словно что-то слегка мешало ему сгибать колени. Мальчик прошёл к своему месту по правую руку от Дурзы, поклонился родителям, неглубоко, но уважительно, и спокойно забрался на свой стул, как будто бы сегодня был самый обычный ужин. Шейд поджал губы, молча прожигая багровым взглядом бледное лицо сына. Особенно внимание шейда сосредоточилось на заплывшем правом глазе, красное пятно от которого через щеку шло к виску, разбитой губе с кровавой корочкой и припухшем носу. Крылья носа шейда раздулись, как случалось перед очередным приступом бешенства, брови сошлись у переносицы, но вместо потока ругательств они не услышали... ничего. Только воздух стал ещё гуще. Если бы сейчас можно было выпустить в воздух Малого зала рыбок, они бы могли плавать в нём, как в аквариуме, настолько вязким стал этот воздух. Ипну старался не смотреть на отца и молча занялся содержимым тарелки, которую подала ему мать. Он знал, что сейчас может не выдержать взгляда отца, и это создаст эффект разбившегося горшка с порохом и смолой. Вернее, искры рядом с этим огнеопасным предметом. - Ты не будешь против, если Ипну будет помогать мне в лазарете? – Шадия решилась нарушить молчание, поняв, что ни от кого из своих мужчин она сегодня не услышит ни одного слова: Ипну упрямо делал вид, что ничего не произошло, а шейд старался не сорваться. – Подобная практика будет полезна как для некроманта, так и для целителя. - Не возражаю. – отчеканил шейд, ещё раз окинув взглядом сына, кое-как нашедшего под столом такое положение колен, в котором повязки не прилипали к ободранной до основания коже. Сила характера сына льстила шейду, но никак не умаляла того бешенства, в которое его привёл вид Ипну. Он тратил львиную долю своих сил на то, чтобы не сорваться на мальчишке. – Пусть учится у тебя во время, свободное от занятий. Его у него слишком много. Шейд взял серебряный кувшин с вином и налил пряную жидкость в чашу до половины. Второй половиной стала теплая вода, заранее принесенная его женщиной. Прохладная рука шейда, вооруженная черными когтями, поставила чашу у руки сына, молчаливо разрешая ему выпить её содержимое. Ипну также безмолвно принял чашу, сделал маленький глоток и поморщился: жидкость обожгла рот, и разбитую губу ужасно защипало. Вино до этого момента полушейд не пробовал, и вкуса его не оценил. - Можешь не допивать, если не понравится, милый. - Шадия неодобрительно посмотрела на Дурзу, предложившего таким образом притупить боль. – Но постарайся изредка делать хотя бы один глоток, чтобы смочить губы. Их нужно промывать после еды. Отвратительный вкус испортил Ипну несколько последующих кусков пищи, а каждый из них давался ему тяжело – движения губ растревожили корку на губах, и аппетит таял на глазах, хотя он был очень голоден. Всё лицо ныло, и ужасно хотелось вытереть пострадавший глаз: при шейде ему было запрещено плакать, а жидкость, потекшая по щеке, могла считаться слезами. Один из металлических пальцев его перчатки покривился при ударе о камни мостовой, и Ипну, двигая им по памяти, подцепил рукоятку вилки и она, блеснув в скупом свете свечей в центре стола, скатилась под стол. Ипну оказался в сложном положении: чтобы поднять вилку, он должен был опуститься под стол, согнув колени, и для отца станет очевидно, что лицом всё не ограничивается. Полушейд не хотел демонстрировать отцу всю плачевность своего состояния. Наверное, для искусного воина позорно иметь такого сына, который со второй отлучки из комнаты вернулся побитым, как последняя собака. Ипну и так не соответствовал ожиданиям шейда во многом, и расстраивать его правдой сейчас хотел ещё меньше. Потому что в итоге его мать тоже будет виновата в том, что от великого шейда она принесла "это слабосильное недоразумение", каким был Ипну.... всегда. Оставалось есть руками, но и окунать в подливку разодранные пальцы, которые пострадали от колец его перчаток при ударе и шершавых камней мостовой, хотелось так же не сильно. Шадия быстро перегнулась через стол, подав сыну свой прибор до того, как шейд успел что-то сказать, и юркнула под стол, поймав злосчастную вилку, упущенную сыном. Ипну благодарно посмотрел на мать, сидящую напротив, за помощь в сохранении его, как он думал, секрета. Остаток ужина прошёл в тишине, достойной королевской усыпальницы.***
- И что ты собираешь делать? – Шадия, казалось, сейчас закипит от злости. Дурза, устроившийся в низком кресле у камина, отметил, что гнев его ведьме очень к лицу, особенно когда кровь приливает к белым щекам, хотя он не понимал, почему она злится на него, если какие-то мальчишки намылили Ипну шею. А он вообще отсутствовал в Гиллиде большую часть дня. - Ничего. – шейд пригубил подогретое вино и вернулся к сопоставлению двух магических знаков плетения. Нужно было дать Ипну работу на вечер, чтобы он не страдал от безделья и не тратил времени даром. Одного глаза ему хватит, чтобы прочесть задание. Аварис задохнулась от возмущения, но потом пошла на очередной приступ стареющего колдуна, по какой-то невероятной ошибке судьбы приходившимся ей любовником и отцом её детям. - То есть ты считаешь нормальным то, что нашего сына избили? - Да. Дети в его возрасте начинают драться. - честно признался Дурза, жестом попросил подать ему перо и чернила со стола. – Я считаю, что у него достаточно возможностей постоять за себя, но если он их не использует, то этого его ошибка или глупость. - А ты бы предпочел, чтобы он зарезал своими когтями какого-нибудь ребенка в приступе ярости? Или случайно спалил заживо? - Для устранения травм существует лазарет. Для работы с трупами – ты. Я запретил ему использовать магию вне замка, чтобы избежать инциндентов. – шейд считал свои пояснения исчерпывающими и снова занялся работой. – В остальном я бессилен, Аварис. - Дурза… - Что «Дурза»? Вы сами просили у меня разрешения выпускать его в город. Радуйся, женщина, твой сын сегодня получил полезный урок: так к нему будут относиться люди всю его жизнь. И я запрещаю, - Шадия уже открыла рот, чтобы возразить шейду, но тот жестом приказал ей молчать, - я запрещаю тебе вмешиваться. Даже если в следующий раз его побьют на твоих глазах, ясно? - Как ты можешь быть таким… Ты мог бы хотя бы пожалеть его… - женщина не верила своим ушам. Неужели шейд так решил уклониться от своего обещания защищать свою семью, вернее, самую главную, самую дорогую её часть – детей? Их первого ребенка. И как быстро Ипну становился «её сыном», когда его поведение не устраивало шейда. - Он не заслуживает жалости. Он сам удрал из замка без разрешения. На мой взгляд, Ярзла получил соразмерное наказание за свой поступок. – проскрежетал шейд, поморщившись от дрогнувшего голоса жены. – Найди в себе достаточное уважение к сыну, чтобы начать видеть в нём мужчину. - Мужчину? Ему всего восемь, Дёза, и он развивается медленнее других детей, ты сам это знаешь… Большая часть этих мальчишек старше в полтора раза! Он ребенок… - Со временем он станет мужчиной. – спокойно заметил шейд. – И, повторяю, я не буду больше слушать твоих жалоб. – Шадия непонимающе посмотрела на Дурзу. С её точки зрения «жалоба» очевидно отекала и синела на лице Ипну. – Да, твоих. Потому что сын мне не жаловался. - Потому что ты никогда не прислушивался к его проблемам, и, если ты не заметил, он боится обращаться к тебе за чем-либо, чтобы не расстроить тебя своими неудачами. Потому что ты обычно только отчитываешь его... – шейд никак не отреагировал на замечание, как будто утратил способность слышать женщину. – Дурза, пожалуйста… - Аварис! Он не должен жаловаться или верить в то, что кто-то придёт его спасать, ты или я, потому что так будет не всегда! Дай ему вырасти самостоятельным, не держась за твою юбку. – не выдержал шейд, строго посмотрев на разнервничавшуюся женщину. – Я приказываю тебе не вмешиваться в детскую возню. Если ты не можешь держать себя в руках – я найду тебе занятие подальше отсюда. На пару месяцев, пока не успокоишься. Разговор окончен! Женщина резко повернулась к шейду на каблуках, но, встретившись с ним взглядом, не стала продолжать: он говорил серьезно. А быть высланной от своего любимого ребенка Авари казалось худшей карой на свете. Не видеть, как изменяются его черты, как он хорошеет, как растет, как учится… Иногда ей казалось удивительным, что она вообще жила до появления у них Ипну – какой смысл было жить, если не вкладывать в развитие своего мальчика? Но и решительный характер шейда она знала хорошо: слово у него не расходилось с делом. Поэтому женщина просто протерла увлажнившиеся от бессильных слез глаза и быстро вышла. Шейд вздохнул. Он упустил момент, когда нужно было прекратить этот разговор и просто вжать женщину в свою грудь, чтобы она немного побилась, постучала в неё кулаком, повыла и успокоилась. Но нет, теперь он «плохой отец» до конца дня, и на пути к своей заслуженной ночной ласке он будет штурмовать цитадель женского упрямства. И это после того, как он только-только отучил сына пробираться в родительскую постель, а дочь спокойно сопела отдельно. Ипну был слишком привязан к матери, сначала шейда это не беспокоило, но потом стало допекать. У шейда было всего несколько часов на сон, а постоянное присутствие сына под боком гасило супружескую жизнь на корню. Он уже чувствовал себе вором, когда едва успевал взять то, что принадлежало ему, молясь, чтобы Ипну не пришло в голову проситься в спальню именно сейчас. В конце концов, их ребенок уже не младенец, и со своими страшными снами вполне может справиться сам, обняв подушку. Или вонючую кошку, если его от неё всё ещё не тошнит. Конечно, сопящий красно-черный комочек, мерно дышащий между ним и его женой – это одно из лучших воспоминаний, которыми мог похвастаться Дурза, но комочку нужно было расти, даже если ради этого его повторно придется его отлучить от матери. Шейд искренне считал свою позицию правильной, а женщину – глупой. В конце концов, они воспитывали сына, а не маленькую принцессу. Нет, маленькая принцесса тоже имела место, но она пока едва-едва вставала на неокрепшие ножки. Дурза ещё не прекратил окончательно стенать насчет того, что Аварис родила дочь, но на самом деле уже смирился. Его девица удалась здоровенькой и симпатичной, в противовес до сих пор болезненному старшему брату. Конечно, от девчонок проку мало, но и хлопот с Турмалайн тоже было меньше. Так что пусть их будет двое. Сын и дочь. Но больше – увольте. Воспитание детей давалось шейду слишком тяжело, и порождало массу споров с его ведьмой, как сейчас. Бестолковых раздражающих споров. У Ипну был дом, кров, он никогда не ложился спать голодным (если не хотел этого сам), и защита от тех, кто мог одним ударом свернуть ему шею. У него был отец и учитель, один из искуснейших черных магов Алагейзии, и любящая его (даже слишком) мать, всегда готовая его обласкать. Исчерпывающий набор, сам Дурза не мог и мечтать о таком счастье в его возрасте. А уж в среде своих сверстников пусть ищет свое место сам. Да, шейду было жалко видеть опухшей и посиневшей мордочку его собственного ребенка, его разбитые локти и колени, рассаженные пальцы и прочие синяки, на которых он, похоже, пытался навести знаки исцеления. Вернее сказать, он был готов собственноручно порвать тех, кто это сделал. Но… это была просто детская драка. Шейд обладал нечеловеческими силами не для того, чтобы в ней участвовать. И это жизнь, а жизнь жестока к тем, кто не похож на других. Это отбор и мясорубка, в которой нужно заточить когти и зубы. И Дурза считал необходимым предоставить сыну подобную тренировочную площадку под своим присмотром, но не больше. Захочет перестать ходить побитым – научиться защищаться. И, может быть, перестанет жалеть всех подряд.