Научи меня жить

Почти зимнее солнце ярко освещало комнату для девочек, вынуждая жмурить сонные глаза и отворачиваться. Гермиона кое-как заставила себя разомкнуть веки, сладко потянулась и встряхнула свои волосы, за ночь ставшие похожими на копну соломы. Что-то нужно с ними делать, с этими дурацкими непослушными волосами, но думать об этом в такое время совершенно не хотелось. Она улыбнулась сама себе и подумала о том, как здорово проведет сегодняшний день вместе со своими друзьями. И как могло быть иначе, если это был один из тех редких погожих деньков, которые иногда случаются в конце осени после периода обильных дождей? Пожалуй, впервые за долгое время Гермиона не думала о войне и не вспоминала потерянных друзей каждую минуту. Это сложно, но она будет стараться. Она должна стараться. Сколько бы смертей ни встретила она лицом к лицу, сколько бы упавших друзей ни лежало на ее коленях — все ушло в прошлое. Они мертвы, а Гермиона жива, пусть даже сложно назвать жизнью ее сегодняшнее существование. Существование, пропитанное постоянным страхом, болью и бессмысленностью. Она должна уже научиться жить и прекратить думать о мертвых, которым не нужны ее слезы и скорбь. Недаром говорится: «что живому печаль, то мертвому радость». Гермиона тряхнула головой и пообещала себе, что, наконец, перестанет вот так бессмысленно застывать в глупой позе, сверля взглядом одну точку, пытаясь хотя бы в мыслях изменить то, что уже не имело значения. Немногие студенты вернулись осенью после войны в Хогвартс, собираясь, наконец, окончить седьмой, теперь уже действительно последний, как надеялась Гермиона, курс. Иссохшая морщинистая ладонь Минервы, жестом показывающая очередной пасс палочкой, черная сутана выжившего и в последнее время задумчивого Снейпа — скоро все останется позади. Все, даже неловкие попытки заполнить тишину наедине с Роном дурацкими фразами. В последнее время рядом с ним любая тишина казалась неловкой и неудобной, ее хотелось разорвать разве что не руками. Всякое притяжение между ними оказалось дымкой, растаявшей поутру. Оттого и было в последнее время Гермионе грустно: первый поцелуй, первая близость с мужчиной — все оказалось ложью, а ведь она мечтала о любви. Любви, которая была бы раз и навсегда, как контрольный выстрел в голову, необратимый и беспощадный. Жаль, Гермиона была уже достаточно взрослой, чтобы верить в сомнительные сказки. Поэтому она в очередной раз тряхнула непослушными каштановыми кудряшками, избавляясь от ненужных, похожих на заезженную пластинку мыслей, и отправилась в ванную. Спустя двадцать минут быстрого утреннего душа, она разглядывала в зеркале почти идеально сидящую мантию. Форма была тщательно отутюжена соответствующим заклинанием, туфли — начищены, и только с волосами не удавалось ничего сделать. Эта копна просто категорически отказывалась слушаться. Гермиона чуть топнула ногой, как всякий раз, когда у нее что-то не получалось, но быстро улыбнулась своему отражению, решив наплевать на прическу. Какая разница, ведь сколько ни бейся, результат всякий раз оказывался один и тот же — нулевой. Завтрак, как было всегда в отсутствие Гарри, прошел напряженно. С Роном было неудобно, а просто сдаться и отсесть не позволяли глупая гордость и боязнь сплетен. Из столовой Гермиона вышла вместе с Джинни, но вскоре их нагнала волнующаяся Полумна Лавгуд. Она что-то спрашивала про поцелуи и поддержку, но Гермиона, в отличие от Джинни, была не настроена говорить на подобные темы. — Похоже, наша Полумна еще и влюбилась… Тебе уже страшно? — Гермиона пожала хрупкими плечами, она не особо любила обсуждать чужие сердечные дела ввиду последних событий в ее жизни. — Еще нет, но, боюсь, Невилл проглядел момент, когда ей действительно кто-то понравился, — обтекаемо ответила она Джинни, пытаясь разглядеть проспавшего Гарри в створках массивных дверей здания. — Ты видела, как она покраснела? И все-таки… Кто бы это мог быть? Джинни, занятая размышлениями об оказавшейся не такой уж и тихоней Лавгуд, удалилась на зельеварение. Гермионе же предстоял расширенный курс трансфигурации, на которую она ходила с жалкими остатками седьмого курса. Гарри, Рон, пара студентов с Когтеврана и… да… четверка идиотов со Слизерина во главе с беловолосым хорьком по имени Драко Малфой. Хотя нельзя не отметить, что в последнее время благородные чистокровные выскочки вели себя тише воды, ниже травы. Двое из них старательно скрывали мертвые теперь метки Волдеморта на предплечьях от посторонних глаз. Малфой же и вовсе превратился в злобную тень прежнего себя. Говорил редко, скорее огрызался, когда к нему лезли, и был задумчив и бледен. Гермиона фыркнула: вот еще, занимать собственные мысли этим хорьком. Она, не глядя по сторонам, двинулась в сторону аудитории и неожиданно впечаталась в грудь выходящего из-за угла… Грейнджер чуть не простонала. Легок на помине, Малфой собственной высокородной задницей. «Ой, Гермиона, как ты можешь говорить такие слова?» — возмутилась бы мама, если бы помнила свою скромную правильную дочку с до безобразия чопорным характером. Но мама не помнила, а Гермиона уже успела измениться за месяцы скитаний вместе с Гарри и Роном в поисках крестражей и самих себя. Она встала истуканом, старательно призывая себя не задаваться вопросом, почему Малфой шел в противоположную от кабинета сторону (наверняка, назло!), а разглядывать потрескавшиеся стены Хогвартса, которые они восстанавливали наравне с работниками Министерства и преподавателями. «И не краснеть. Не краснеть, Гермиона, нет!» — Какого хрена, фигова гриффиндорская дура?! Смотри, куда прешь! — рыкнул Малфой и посмотрел на нее так, словно она только что превратилась в мантикору. Кстати, Гермиона не забыла отметить, что в последнее время он был не слишком избирателен в комментариях? Ведь нет? — Скользкий хорек! — гордо вскинув голову, Гермиона прошествовала прочь, тотчас со стыдом понимая, что свернула не в ту сторону, и Малфой это, без сомнения, заметил. Пришлось разворачиваться и под немного насмешливым взглядом «слизня-принца» шагать в сторону кабинета трансфигурации. И на том спасибо, что ничего не сказал. Хотя мог бы. У кабинета уже стоял Гарри со взлохмаченными волосами и заспанной физиономией. — Привет, — тепло поздоровалась Гермиона, сдержанно улыбаясь и показывая ямочки на щеках. Гарри выглядел немного растрепанным и несобранным — хотя он выглядел так почти постоянно. Милая особенность — вот как это воспринимала Гермиона, хотя эта рассеянность и казалась ей иногда чрезмерной и наигранной. — Привет! Я немного проспал, но ты, наверно, заметила, — комично улыбнулся Поттер, привычно поправляя чуть мутные от следов пальцев очки. — Гарри Джеймс Поттер, немедленно протрите свои очки, это ведь просто ужасно! — возмущенно выдала Гермиона. Ну, конечно, кто бы сомневался, что она не сдержится… Такой непорядок. Гарри поспешно снял очки, чтобы в следующее мгновение выронить их при неожиданном столкновении со спешащим в кабинет Малфоем. — Эй! — синхронно воскликнули Гарри и Гермиона, но тот лишь фыркнул и, обернувшись, ядовито проговорил: — Вот видишь, Грейнджер, каково это, сбивать ни в чем не повинных людей? Хотя насчет неповинности Поттера я бы еще поспорил. Вопреки своему готовому к дискуссии виду, Малфой отвернулся и покинул несостоявшееся место словесной дуэли; в последнее время он всегда так поступал, изменяя собственным привычкам донимать выходцев с факультета Гриффиндор. Гермиона на мгновение закатила глаза, но уже в следующее помогла Гарри поднять очки, мысленно костеря Малфоя на все лады, но, как обычно, ничего не показывая. Она ужасно не любила открытые конфликты в стенах школы. — Придурок, — почти беззлобно проворчал Гарри, протирая линзы краешком мантии и вновь водружая оправу на нос. Гермиона знала, он давно перестал по-настоящему злиться на старого врага, что-то произошло тогда с ними, после горящей Выручай-комнаты и ответного полушага Малфоя. Гермиона поежилась от жутких, навеянных мыслями о войне воспоминаний о сумасшедшей Беллатрисе. Предплечье обожгло почти забытой болью. Гермиона качнула головой, выкидывая ненужные мысли и ощущения. «Хватит. Хватит думать о несущественном». Занятие с новым директором школы, профессором МакГонагалл, проходило в обычном режиме, если не считать неуютного ощущения, словно за Гермионой кто-то наблюдает. Она то и дело нервно поправляла так удачно разглаженные заклинанием Полумны пряди, одергивала воротничок мантии и оглядывала аудиторию. Один раз она поймала на себе задумчивый взгляд Малфоя, но через пару секунд ей уже казалось, что взгляд был направлен не на нее, а как будто вдаль, и на этом она попыталась успокоиться. Но… Заклинания не получались, и вместо феникса выходили какие-то мохноногие курицы, от которых разве что Хагрид пришел бы в восторг. Гарри ободряюще улыбался, Рон мучился с собственными «попугаефениксами», Паркинсон украдкой фыркала, но усиленно делала вид, что занята собственным заданием. Под конец Гермиона окончательно расстроилась и отчаянно покраснела от злости на саму себя. Будучи убежденной перфекционисткой, она ужасно злилась, когда у нее что-то не получалось. Все эта чертова паранойя, после всего, что ей пришлось испытать, она не могла нормально мыслить. Частенько ей казалось, что кто-то следит за ней, поджидая наилучшего момента, чтобы напасть. В такие мгновения она не могла сосредоточиться и думать. Вот и сейчас Гермиона, уже не стесняясь, скучающе осматривала зал в ожидании окончания неудачного занятия и в попытках найти свою проблему. Проблемы не нашлось, но она вновь заметила задумчивые глаза мистера-благородной-задницы с белыми крысиными волосами на голове и не отвела взгляда, нагло сверля им Малфоя в ответ. Тот удивленно вскинул брови и отвернулся первым. Мерзкий хорек, что еще с него взять? Даже развлечь девушку не может. Гермиона хмыкнула на свои странные мысли и все же постаралась сосредоточиться на лекции профессора. * * * Сегодня Драко Малфой был несколько задумчив и рассеян. Сначала он не успел увернуться от летящей на него мелкой грязнокр… э-э-э гриффиндорской заучки, потом совершенно случайно и сам наткнулся на Поттера, спешно возвращаясь из столовой, где забыл перо и свиток с интересными заклятьями. Всему виной был странный сон, приснившийся Драко, который основательно старался сделать вид, что не пытается играть спектакль жизни на давно остывшей могиле. Итак… Сегодня ночью Малфой плавал в странного орехового цвета море. И все. Ничего больше. Во сне ярко светило солнце, невдалеке виднелась красноватая от большего количества глины «большая земля», кричали чайки и разве что бабочки не порхали. Бред — скажете вы и будете совершенно правы. Поскольку таких спокойных снов Драко Малфой не видел уже Мерлин знает сколько времени. И даже дольше. Последние два года он видел в своих снах исключительно хреновы кошмары. Стоило его голове только коснуться подушки, а глазам закрыться — он видел пожар, отца в кандалах и плачущую мать. Иногда, впрочем, забавные сновидения-кинопленки показывали отвратительную физиономию Волдеморта и слезные благодарности чертова-мальчика-который-выжил, что само по себе было еще тем ночным фантастическим кошмаром. А иногда в его проклятых снах оживало клеймо на предплечье, и тогда Малфой просыпался в холодном поту, с дико стучащим в ребрах сердцем, вглядываясь в ночной темноте в метку, с отчаяньем проверяя, не ожила ли она. Если бы это случилось — он в тот же миг без сомнения навел бы Аваду прямо на себя. Все, что угодно: позор семьи, гадливые взгляды, чувство вины и омерзения от собственных действий — он готов был выдержать все, но не повторения того кошмара наяву. Теперь, наверно, неудивительно, что после такого спокойного сна Драко вскочил с кровати в пресквернейшем расположении духа. Паркинсон, как назло, полчаса пыталась собрать свои ласты и встать уже, наконец, с его кровати, чтобы умотать к себе в комнату. Мерлин, как она его достала… Какого акромантула он начал общаться с Пэнси Паркинсон, набитой дурой, у которой врачи диагностировали преходящие истерические припадки? То ли из-за дающих о себе знать гормонов, то ли из-за того, что папочка решил подарить Драко чудесную невесту. Малфой фыркнул. Наверно, как-нибудь после очередной ее ночевки в его постели он наложит на свою «чудесную невесту» заклятие забвения. Или попросту задушит во сне, чтоб не мучилась. Его так раздражало, когда она оставалась в его кровати после секса, и самое интересное заключалось в том, что она каким-то чудом умудрялась дотянуть до того, как он засыпал, и выгнать ее было уже некому. Малфой традиционно принял утренний душ, а перед выходом из слизеринских подземелий в последний раз взглянул в серые провалы глаз собственного отражения и попытался натянуть маску спокойного безразличия. В последнее время только эта маска его и спасала, поскольку без ее наличия Малфой-младший уже давно бы сошел с ума. Не было сил смотреть на вечно забитую жизнью мать, чью волю слишком сильно подкосило пожизненное заключение Люциуса. Что бы там ни говорили злые языки и каков бы ни был его отец, мать его любила. Или думала, что любила. Это, в общем-то, не имело никакого значения — она все равно страдала. А от этого страдал уже единственный и любящий сын. Драко поправил свою безукоризненную аристократическую прическу и вышел на свежий воздух. Когда гряз… финдорка выбила своим крепким локотком из его груди весь воздух, Малфой сжал кулаки и… высказал далеко не все, что хотелось. А спустя некоторое время он то и дело ловил себя на том, что смотрит прямо на нее. Странные глаза, цвет которых он заметил, пожалуй, впервые, потому что недосуг благородному юноше приглядываться к цвету глаз какой-то там гр… Грейнджер. Орехово-шоколадные, теплые… И что-то в них… Фигня. Пэнси висла на его руке и то и дело фыркала, ради интереса пытаясь делать вид, что слушает новую директрису в лице Макгонагалл. Мгновенно кольнуло воспоминание о прежнем директоре. Дамблдор, стоящий напротив, чьи дебильные добрые глаза просто выворачивали наизнанку. Чтоб его… В это время карие глаза Грейнджер встретили его взгляд. Бля. Пошло все к чертовой матери. После пары МакГонагалл Малфой шел, засунув руки в брюки и потупив голову. Паркинсон висела на руке, и Драко просто не выдержал, стряхнув ее с себя, словно обнаглевшую от количества выпитой крови пиявку. Мерлин, как она затрахала ему мозг! Все эти «Драко, милый!», «Драко, ты же понимаешь»… — Пэнси! Вали выбирать себе новые платья, — Малфой отвернулся и пошел дальше, блуждая глазами по серым каменным стенам то ли в тщетных попытках прожечь дыры, то ли ища точку соприкосновения с реальным миром. Ноги привели Драко в библиотеку, что стало для него полной неожиданностью. Не то чтобы он не учился, но после Волдеморта на это все равно никто не обращал внимания, поэтому в хранилище знаний Хогвартса он оказывался довольно редко. Что бы ни было в его прошлой жизни Пожирателя Смерти, но учили заклинаниям там жестче, поэтому Драко знал больше, чем большинство его сверстников. За исключением, пожалуй, вот этой чопорной заучки Грейнджер, которая попалась возле одной из полок. Сейчас она стояла и смотрела на него расширившимися от неожиданности глазами. В библиотеке, как всегда, возможность столкнуться с кем-то возле одной и той же полки непреклонно стремилась к нулю. — Что ты здесь забыл, Малфой? — противным голоском осведомилась девчонка с вороньим гнездом на голове вместо волос. — Да вот… Шел-шел и вдруг вспомнил, что забыл тебе сказать, какая ты непроходимая дура, — выкрутился Драко, хоть и не собирался ничего ей говорить. Да, бля, он даже встречать ее здесь не планировал! Чего уж говорить. Он даже в библиотеку идти не намеревался! Малфой уже решил отвернуться, чтобы отправиться в свои родные школьные подземелья, но тут… — Ну, все, хорек, как же ты меня достал, — вдруг вспыхнула всегда спокойная Грейнджер и почти сделала непростительное… Она схватила свой очередной драгоценный, весом чуть ли не в тонну, талмуд и попыталась запустить им в Драко. И тут он понял, почему настал похожий роковой момент пару лет назад, когда она ударила его в лицо. Видимо, у гр… иффиндорки сдали нервы. Но Малфой был уже не тот сопливый трус, жизнь его успела основательно закалить. Стальная рука встретила маленькие женские ладони, стискивающие книгу. Мгновения показались вечностью, по нервам пробежались волнующие импульсы. Кожа Грейнджер была совсем не такой, как у Пэнси. Бархатистая на ощупь, словно лепестки цветка под увечащими пальцами. Так, наверно, и она, эта мелкая девка, выглядела бы под ним, увечащим ее душу, заставляющим ломаться… Глаза в глаза. Холодная сталь захлебывалась в шоколадной глазури. Малфой терпеть не мог сладости. И слабость он тоже терпеть не мог. — Поосторожней с этим, Грейнджер, можно ведь и на ногу себе уронить, — прошипел он, резко отворачиваясь и устремляясь к выходу из библиотеки. * * * Гермиона выдохнула, когда осталась наедине с интересной книгой о современных принципах зельеварения. Мерлин, она только что чуть было не стукнула его. В смысле, учебник, конечно. Она нервно передернула плечами, пытаясь прогнать это странное чувство, возникшее, когда Малфой держал ее руки. Какая непривычная демонстрация силы, так не свойственная трусливому белобрысому хорьку. Гермиона лишь сейчас заметила, что задержала дыхание. «Нет-нет-нет, Гермиона Грейнджер, ну-ка перестань себя накручивать! Ты просто испугалась», — твердо подумала она и подошла к библиотечному столу, укладывая на него книгу. Пусть она и не испытывала никаких реальных чувств к Рону Уизли, когда он нервно прикасался к ее коже, собираясь впервые сделать это, но все равно пару секунд по ее спине ползли мурашки от чужих пальцев на бедрах. Сейчас, от простых прикосновений к ее запястьям, этих дурацких мурашек было в разы больше… И нет-нет-нет. Это точно не от того, что хорек Малфой нарушил ее личное пространство, бесцеремонно хватая за руки. Спустя несколько часов ее сидения в библиотеке их с Гарри вызвала профессор МакГонагалл. Гермиона нервно стискивала полы мантии. Она была ужасно расстроена: такой многообещающий день был просто-напросто профукан. Она провалила занятия по трансфигурации, полвечера просидела в библиотеке, пытаясь уверить себя, что в постыдных мурашках виноваты сквозняк, колючая мантия или личная паранойя, на худой конец (спустя некоторое время она все же решила, что все дело в обострившейся аллергии на библиотечную пыль). Гарри весь день был чем-то занят, Рон где-то пропадал. Солнце совершенно неожиданно скрылось за тучами. Все счастливое ожидание веселого дня пропало напрочь. Ох, не к добру все это… Так вот… Гермиона нервно стискивала краешек мантии, готовясь слушать своего любимого преподавателя. Что-то подсказывало ей, что МакГонагалл не вызвала бы их с Гарри просто так. И вот теперь директриса сидела за своим рабочим столом и напряженно сверлила их взглядом. — Мистер Поттер, мисс Грейнджер... Я вынуждена вновь просить вашей помощи, — она покачала головой, словно недовольная собственными действиями. Все это только заставило Гермиону еще пуще занервничать. — Профессор, вы ведь знаете, что мы всегда готовы помочь, — прошептала она, уже заранее представляя, во что могут вылиться ее неосмотрительные слова. Мерлин! Нет-нет-нет! Только не новый Волдеморт, только не новые проблемы! Она просто не выдержит этого. — Из Запретного Леса бегут единороги. Вчера профессор Снейп нашел мертвого детеныша. Совсем недавно родившегося. Никаких следов насильственной смерти и магии, — Минерва МакГонагалл тяжело вздохнула и встала из-за стола, постукивая указкой по руке и задумчиво хмуря брови. Сердце Гермионы подпрыгнуло и замерло на секунду. Последний раз, когда в Лесу погиб единорог… Нет, невозможно. Она переглянулась с Гарри, лицо которого приобрело задумчивое выражение, и поежилась. — Вам нужно поговорить с кентаврами. Они что-то знают, но не желают разговаривать даже с Хагридом. Требуют вас, — директриса сокрушенно покачала головой, похоже, у нее и вправду не было другого выхода. Гермиона отчетливо видела, с какой неохотой МакГонагалл все это говорит. Девушка уже открыла рот, чтобы спросить, но… — Профессор МакГонагалл, вы знаете, что мы сделаем это для вас, — Гарри пожал плечами, словно не понимал, почему директриса выглядит такой сомневающейся. Он решительно встал и пошел в сторону выхода, утягивая за собой упирающуюся Гермиону, которая как раз собралась спросить, почему кентавры так упорно требуют именно их. Через пять минут друзья уже покидали здание школы, направляясь к хижине Хагрида. — Гарри, ну, почему ты не дал мне спросить? Ведь это важно! Мы ведь не все продумали и не составили план! Разве можно быть таким неосмотрительным? И как ты собираешься их искать? Лес большой! — нервно спрашивала Гермиона Гарри, когда они уже стояли под тенями первых деревьев Запретного Леса. Ее чертовски бесила вот эта особенность Гарри Поттера, ее лучшего друга, он готов был, теряя голову, пуститься во все тяжкие по малейшей просьбе дорогих ему людей. А уж школа в лице директора вообще была для него наиболее важной жизненной составляющей. Гермиона в сердцах топнула ногой, а Гарри вновь начал убеждать ее, что они все равно должны помочь. Можно подумать, она спорит, но ведь нельзя так опрометчиво кидаться в любые авантюры. Тем более эта авантюра грозила им разве что не новой войной магического мира. Гермиона сокрушенно вздохнула и махнула на друга рукой. Толку ему что-то объяснять все равно не было. Поэтому в Лесу она шла чуть позади Гарри, думая о том, каким он иногда бывал несносным. Неожиданно дорогу перегородила тройка кентавров, и Гермиона была ужасно рада, поскольку перспектива бесплодных поисков ей совершенно не улыбалась. — Здравствуйте, — поприветствовала она, чуть слышно пискнув. Эти кентавры всегда вызывали у нее дрожь. Они были себе на уме, и определить, что они сделают в следующее мгновение, было невозможно. — Здравствуй, — прошелестело им в ответ, — Гарри Поттер с подругой хотят услышать ответы на чужие вопросы? * * * Драко Малфой скучающе развалился в кресле своей комнаты, закинув одну ногу на подлокотник, и анализировал подошедший к концу день. Несмотря на сон, он прошел спокойно, если не считать странной стычки с Грейнджер. Впрочем, это даже было бы весело, если бы не зудящие ощущения на пальцах, которыми он сжал ее руки. Оно и понятно, он всегда знал, что грязнокровки не страдают чистоплотностью. Интересно, что он от нее подцепил? Драко резко одернул самого себя. Даже думать о привычном оскорблении «грязнокровка» он запретил себе в тот момент, когда его добрая тетушка заботливо вырисовывала это слово на предплечье Грейнджер. Ему было мерзко, неприятно от того, как Беллатриса заставляет кого-то испытывать боль. Он всегда это видел так, как оно и было. Больно, грязно, удушающе. А еще он боялся, что когда-нибудь с таким предводителем и таким папашей сам превратится в копию Лестрейндж с ее безумно вытаращенными глазами и яростной ненавистью, затуманивающей разум. В конце вся эта война за чистоту магического мира и вовсе показалась ему надуманной. Спустя десятки литров пролитой жизни он понял: в какой семье ты бы ни родился, твоя кровь все равно красная на цвет и соленая на вкус. Впрочем, эти мысли он старательно прятал. Если бы Волдеморт его раскусил — он бы тогда валялся на каменном полу родного дома рядышком с Грейнджер. А сегодня он почувствовал что-то странное и страшное. Было очень приятно стискивать ее хрупкие ладони в своей руке. Хотелось подчинить, почувствовать мягкое согласие. На что? Драко качнул головой. Не дело обманывать себя: он прекрасно знал, чего захотел в тот момент, когда увидел отголоски страха в ее глазах. Только вот этот ее страх был основательно сдобрен чем-то еще. В комнату заглянул сокурсник. Пожалуй, единственный, обществу которого Драко был рад. Во всяком случае, Забини не раздражал его, в отличие от остальных. — Блейз, — кивнул Малфой на кресло напротив, чуть изгибая в вопросительном жесте бровь, — давненько тебя не было в школе. — Мать отпросила меня у МакГонагалл, — отмахнулся Забини, — прикинь, мои предки сдвинулись на каком-то важном предсказании и отправили ее к сумасшедшей ведьме, живущей в Лютном. Столько было ахов и охов, что в конечном итоге маман и меня прихватила. Забини вытащил из внутреннего кармана мантии небольшую фляжку и, нахально подмигнув, предложил Драко. Малфой принюхался, понимая, что в сосуде, судя по всему, обнаружит контрабандный огневиски. Он отпил крепкого пойла и заинтересованно спросил: — Ну, и как страшное пророчество? Блейз отчего-то громко заржал и ответил, отпивая из фляжки добрую половину: — Да хер знает, эта полоумная ведьма сказала мне только: «Страждущий найдет спокойствие на дне орехового моря», — и выгнала к чертям из дома, заставляя на ветру дожидаться мать. Малфой замер, ощущая, как вниз по позвоночнику спускается холодок. Гребаный сон… — А больше она тебе ничего не сказала? — как бы невзначай спросил Драко, скрывая свою заинтересованность, но крепко сжимая кулаки. — Да я ж тебе говорю — дурная там бабка, сумасшедшая. Глазами вращает, руками размахивает. Прямо копия Трелони, правда, матушка после нее весь вечер ходила задумчивая, а потом всю ночь просидела в кабинете с фамильными портретами, — в очередной раз хмыкнул Забини и встал с кресла, — пойду, косточки разомну на ком-нибудь. Не хочешь составить компанию? Но Малфой лишь криво усмехнулся и покачал головой, давая понять, что ему на сегодня это неинтересно. Блейз уже скрывался за дверью, когда Драко его окликнул: — Эй, Забини, разомни косточки на Паркинсон, может, хоть тогда от меня отстанет. Блейз вновь рассмеялся и пообещал: — Не бойся, старик, после меня она про тебя даже не вспомнит! Полчаса спустя Малфой-младший сидел на подоконнике первого этажа в каком-то закутке, куда редко захаживал Филч и старосты. В комнате сидеть опротивело до безобразия, хоть осторожный внутренний голос и нашептывал остаться у себя и не рисковать, нарываясь на неожиданные фортели судьбы. От тяжелых размышлений его отвлекли звук легких быстрых шагов и чье-то тихое, быстрое, словно испуганное дыхание. В закуток вбежала фигура, закутанная в измятую, местами порванную мантию. Лишь воронье гнездо на голове выдавало в ней Грейнджер. Что с ней произошло? Тролль гнался? Она так старательно пряталась, что даже не заметила темный силуэт у окна. Следом послышались тихие шаги и разговор. Судя по всему, рядом проходили патрулирующие старосты. А эта красногалстучная дура рисковала выдать не только свое местонахождение, но и его. О, какой моветон… Малфой застигнут наедине с гряз… финдоркой. Драко в мгновение подскочил к растрепанной заучке и взмахнул палочкой, накрывая их пологом невидимости и тишины. Заклинание было очень действенным и быстрым. Но самое главное — фактически незаметным. Единственным его минусом было то, что действовало оно на довольно ограниченном расстоянии, а потому приходилось сейчас терпеть девчонку в своем личном пространстве, стараясь не думать о том, что произошло в библиотеке. Грейнджер тупо хлопала своими глазками и пыталась справиться с испуганным дыханием, обдавая Драко теплым воздухом, смешанным с ее запахом. — Что ты здесь делаешь, Малфой? — вопросительно прошипела она и дернулась назад, но он быстро схватил ее и привлек к себе. — Я знал, что ты дура, но теперь понял, что это еще и не лечится. Хочешь разрушить защиту и выдать нас с потрохами? А если там не старосты, а Филч со своей облезлой крысоловкой общается? Да он нас в порошок сотрет, сама знаешь, что он и раньше не особо выделялся сообразительностью, а теперь еще и законченным параноиком стал. Грейнджер оставалось только заткнуться, потому что сказанное Драко было очевидно. Как назло тихие шаркающие шаги остановились прямо напротив закутка. И это действительно был Филч. Сколько еще Драко придется терпеть вынужденное общество гр... финдорки — одному Мерлину известно. Наперекор тому, что под пологом их было не видно и не слышно, оба инстинктивно прижались друг к другу еще ближе и замолчали. Теперь Драко приходилось ощущать быстрое дыхание Грейнджер собственной грудью, затянутой в легкую белую рубашку с повязанным сверху зелено-серым галстуком. Время как будто остановилось, коричный аромат с привкусом апельсинов от ее волос против воли Малфоя наполнял его легкие. «Чтоб тебя Поттер вместе с Уизли затрахали до смерти!» Драко дернулся, сдерживая свое желание оказаться сейчас от нее как можно дальше, но ничего поделать не мог. А она еще и вперила свои орехово-шоколадные глаза в него. Что-то выражал этот ее взгляд. Непонимание и какой-то невысказанный вопрос. Если бы в Хогвартсе было возможно аппарирование — Малфой бы прямо сейчас отсюда свалил к мерлиновой матери. — Что, так неприятно ощущать рядом с собой грязнокровку, да, Малфой? — забыв об осторожности, прошипела Грейнджер. Ее глаза приобрели более темный оттенок от злости, которую она, видимо, испытывала сейчас. Драко усмехнулся: — Ты сама это сказала, мелкая дурно пахнущая магглорожденная волшебница, — его голос намеренно был сдобрен ядовитой издевкой, хотя он именно сейчас сдерживал свое желание объяснить, как сильно его достало это деление волшебников на чистокровных и не очень. — Мерзкий хорек! — вполне ожидаемо вспылила она, сразу переходя на оскорбления. Хотя он и сам был хорош… — Замолкни, дура, как же меня достали твои претензии на исключительность! Э-э-э, о чем это он? Но Грейнджер, похоже, логика его выводов была ни к чему. Маленькая ладонь полетела вверх, намереваясь финишировать на его щеке. Ну, уж нет! Рука девчонки закончила свой путь в его жесткой хватке. «Хрен тебе, мелкая сучка!» — Не смей так делать, ясно, Грейнджер? — А то что? Пожалуешься папочке? — на конце фразы она осеклась. «Да, ты не хотела сделать мне больно, но у тебя все же получилось». Малфой опасно сузил глаза, ясно напомнив этим, что являлся раньше не кем иным, как Пожирателем Смерти. — Я смогу превратить твою жалкую теплую жизнь в ад… Веки, за которыми скрывались карие глаза, дрогнули, приоткрывая океан невысказанных эмоций, страхов и боли. Наверно, он, Драко, и противная заучка Грейнджер довольно похожи, правда, волею судьбы оказались по разные стороны баррикад. Вот только на которой стороне было легче — совершенно непонятно. Глаза ее затягивали, манили, словно обещали что-то, и было сложно устоять перед безумным желанием, мелькнувшим в голове. Малфой отвел ее руку назад, прижимая к стене, с удовольствием и каким-то затаенным злорадством отмечая, как девчонка пытается успокоить дыхание. «Страшно тебе, Грейнджер? Да, давай, бойся меня…» Губы смяли ее маленький аккуратный рот в жестком поцелуе. Он с нетерпением ждал, когда она начнет брыкаться, покраснеет, почувствует себя униженной. Он так хотел этого. Хотел заставить ее немножко пострадать. Но она просто застыла, и его губы лишь разбили плотину сдерживаемого дыхания. Грейнджер резко выдохнула, посылая на язык Драко теплую волну воздуха. Он совершенно не представлял, что этот нечаянный поцелуй сможет его захватить. Как в принципе Гермиона Грейнджер, заучка с факультета Гриффиндор, могла так отреагировать?! Он отпустил женскую ладонь на свободу, прижимая уже всю ее к холодной каменной стене, рука обхватила тонкую шею, чуть сжимая, но не причиняя боли, большой палец скользнул по лихорадочно бьющейся сонной артерии. И она ответила… Хм, да, вот эта мелкая гриффиндорская заучка Грейнджер сейчас отвечала на его поцелуй так страстно, как никогда не умудрялась ответить Паркинсон. Ее язык прошелся по его нижней губе, от чего в голове Малфоя помутилось. Она задыхалась в его руках от херова желания, такого же сильного, как его собственное! Это ее руки сейчас вцепились в его рубашку, сминая ткань к фестраловой матери. И Малфою не кажется, это действительно происходит! О-хре-неть… Вдруг не слишком сильный толчок заставил Драко оступиться, он совершенно потерял контроль над ситуацией, упиваясь влажными вкусными поцелуями. А Грейнджер уже и след простыл. «Мелкая стерва», — ухмыльнулся Малфой после секундного замешательства и, облизнув губы, пошел в сторону собственной комнаты. * * * Гермиона бежала в сторону гостиной своего факультета, прижимая к губам ладонь. Сердце стучало где-то в горле, от чего постоянно хотелось сглатывать. Пальцы тряслись, и казалось, что еще чуть-чуть, и она упадет в обморок. Что вообще только что было?! Сейчас она сама себе казалась истеричкой, но поделать с этим все равно ничего не могла. Привычный, упорядоченный, разложенный по полочкам в ее сознании мир только что прекратил свое существование. Встал на дыбы и унесся вскачь куда-то туда, где начиналось безумие. Она будто чувствовала, как в голове поднимаются глыбы ее бетонно-устойчивого мировоззрения, сталкиваются друг с другом и распадаются в труху. Заигрывания с судьбой никого еще не доводили до хорошего. А как же еще назвать поцелуи с привычным врагом, как не заигрываниями с той самой… Гермиона добежала до гостиной факультета Гриффиндора и, с размаху плюхнувшись в кресло, попыталась восстановить цепочку событий. Она отчетливо помнила разговор с кентаврами. Странные существа, которые всегда удивляли ее, говорили мало, но понятно, и становилось предельно ясно, почему лесные захотели общаться только с теми своими знакомыми, которые выросли в маггловском мире и были способны понять, что значат технологии современного человечества. Магглы строили какую-то установку, от воздействия которой у кентавров начались постоянные головные боли, а самые маленькие и слабые из единорогов и вовсе погибали. Это казалось по-настоящему жутким, именно поэтому Гермиона собралась возвращаться в Хогвартс и доложить МакГонагалл обо всем, что они видели и о чем узнали, но Гарри взбеленился и решил посмотреть на эту установку сам. — Гарри, ну зачем? Тебе что, мало приключений? Давай просто расскажем профессору, нас это не касается, — Гермиона пыталась достучаться до рассудительного Гарри, миновав вот этого, со сверкающими в предвкушении глазами. Вот только такого Поттера им сейчас и не хватало. — Нет, профессор МакГонагалл ничего не понимает в маггловских технологиях. Я хочу разобраться, — упрямо твердил тот, отводя глаза. Он знал, какие страдания приносило их прошлое Гермионе. — Зато Министерство Магии разбирается. Я не хочу в это влезать, как ты не понимаешь? — уже не надеясь достучаться до его разума, спросила Гермиона и направилась в сторону школы. Она рассчитывала на то, что Гарри одумается и пойдет за ней, но его шагов все не было слышно. В конечном итоге, Гермиона побежала, стремясь скорее спрятаться от той опасности, которая могла поджидать их вместе с этой установкой. Ветки деревьев хлестали ее по рукам и цеплялись за мантию, но ей было все равно. Она забыла о том, что МакГонагалл ждет их, забыла, что уходила из школы по ее поручению. Вперед ее гнала только одна дикая мысль: она не может вновь погрязнуть в чем-то страшном и опасном, с нее хватит. Она больше не выдержит, нет. В тот момент, когда она уже пробиралась по коридору первого этажа в надежде побыстрее оказаться в собственной кровати, впереди показался свет и гулкие шаркающие шаги. Примерной ученице лучше было провалиться сквозь землю, чем оказаться пойманной при нарушении школьного распорядка. Пусть даже она это сделала не просто так. Гермионе показалось проще спрятаться в подходящей нише, чем кому-то что-то объяснять. Она испугалась лишь тогда, когда к ней кто-то подскочил… Малфой. И этот скользкий гад был как нельзя кстати со своим заклинанием, потому что кошка Филча обладала поразительным нюхом на проштрафившихся учеников. Но потом… Потом все их нежданное сотрудничество переросло в форменное безобразие. Сначала она не могла оттолкнуть Малфоя, а потом уже забыла, как это сделать. И голова закружилась от ощущений, которые она не испытывала даже с Роном, которого, как ей мнилось, любила. Губы ее оказались быстро захваченными в плен. Было ужасно стыдно, но не ответить она просто не могла. Дыхание оборвалось и возобновилось с новой бешеной скоростью. Плавиться под его руками, задыхаться под его губами, пытаться сдержать стоны под его властью — в сознании будто развернулась бездна, утягивающая ее вглубь этих неправильных ощущений. Как же так?! Вдоль по позвоночнику потянулась череда мурашек, колени подогнулись, заставляя вцепиться в его рубашку. Гермиона собрала все оставшиеся резервы сил в организме и оттолкнула этого… этого белобрысого крысоподобного хорька, бросившись бежать, надеясь на то, что Филч, или кто бы там ни был, уже ушел. И вот теперь она сидела в красном кресле, судорожно сжимая обивку. Да что, черт возьми, с ней происходит? Чему она вообще позволила случиться? Это ведь Драко Малфой, злобный аристократ-ценитель чистой крови, бывший Пожиратель Смерти, союзник Волан де Морта, сыночек чумы в человеческом обличье, слизеринец, да просто-напросто их враг! Мерзкий скользкий трусливый хорек, который только и ждет момента, чтобы ударить со спины! Она его ненавидит и презирает. Мерлин, да он ведь придурок! Сколько еще можно с ходу придумать для него обвинений и эпитетов? Да он, черт возьми, едва ли не самый противный человек на всем белом свете! В душе поднималась запоздалая волна гнева. Да что он только себе позволяет, чертов дебил? В порыве злости моментом забылось, как сладко она отвечала на зов его губ и пальцев на ее коже. Такого просто не могло быть, и точка. Гермиона гордо подняла голову и встала с кресла, преисполненная собственного достоинства. Сейчас она поднимется в свою спальню, примет быстрый душ и заснет без сновидений. «Без сновидений, я сказала!» Конечно, быстро заснуть не получилось. Губы до сих пор не давали покоя, все так же ощущая странное покалывание, как от первого поцелуя. Ерунда какая-то, пусть Гермиону и не назвать очень уж опытной в этой сфере жизни, но она успела даже пару раз заняться любовью. Пусть она и не понимала, что за переполох из-за этого устраивают другие. Подумаешь… Что же сейчас с тобой происходит, Гермиона Грейнджер? Почему так трепетно бьется сердце, а голову хочется расколоть от противоестественных мыслей? Она лежала и сжимала кулаки, потому что ничего другого сделать не могла, да и что бы она сделала? Сон накрыл неожиданной тягучей лавиной. Наверно, слишком много произошло за сегодняшний день. В мозгу мелькали обрывки сновидений, призрачных слов и воспоминания о льдистых глазах цвета благородного серебра. По утру Гермиона была очень благодарна своему подсознанию, что не увидела ничего, чего бы ей так не хотелось, но чего она ужасно желала где-то в глубине души. Где-то очень… очень глубоко.