На двоих

Его наконец-то схватили. Чуть побитого и израненного, но живого, а пока Золотой путь оправится от произошедшего (все-таки гвардия нехило разорила повстанческую деревушку) и начнет готовить план по освобождению их новоявленного «героя»: бесчинства в землях де Плера на время прекратятся. Пол с большим удовольствием повырывал бы ногти засранца, медленно, один за другим любимыми плоскогубцами, ведь из-за него ему пришлось выслушивать злого, как черт, Мина, да еще теперь придется задержаться в этой Богом забытой стране дикарей и их дикарских обычаев. Однако Пэйган категорически запретил причинять какой-либо вред мальчишке – совсем уже помешался на нем, или это у него отцовский инстинкт решил прорезаться. В итоге, он смог лишь напялить мешок на узкоглазого гаденыша и хорошенько привязать к стулу его тушку, как можно туже и грубее, чтобы стереть кожу в кровь – этакая маленькая вольность. Мин прибывает много позже предполагаемого времени и в явном нерасположении духа, он требует подать ужин и привести гостя. Юношу так и приносят несколько солдат, вместе со стулом, будто императора. Их сразу же оставляют наедине. На этот раз не разрешено присутствовать и хозяину крепости. Король Кирата раздраженно цыкает: эти дуболомы не удосужились даже снять треклятый мешок. Он бесшумно огибает стол и прикасается к грубой плотной ткани, скрывающей лицо сына Ишвари, тот ощутимо вздрагивает, ожидая какого-нибудь зверства, но Мин осторожно стягивает тряпку. - Здравствуй, Аджай, – тиран говорит медленно, словно соблюдая некие правила приличия. - Ты уж прости, я примчался, как только смог. Чертовы государственные дела высасывают из меня все соки. Мною быть очень тяжело, мой мальчик. Этот человек опасен – единственная мысль, крутившаяся в голове. Внутри все сжалось, казалось, дыхание остановилось. Перед королем он был безоружен во всех смыслах, судьба Аджая полностью зависела от него. - Наконец-то я могу отдохнуть здесь с тобой, ты ведь не откажешь мне в такой маленькой прихоти? – Пэйган хлопнул в ладоши, заканчивая эту часть разговора. – Что ж давай приступим к ужину. Сегодня я отдал свое предпочтение западным блюдам – рангун ты не оценил… Ну да ладно. Самопровозглашенный монарх садится за стол и с ожидающей улыбкой смотрит на горе-туриста, а потом, вздохнув, резко поднимается, буквально вскакивая из-за своего места, хватает обеденный нож и перерезает веревки на запястьях юноши. После усаживается, как ни в чем не бывало, своим взглядом требуя от Аджая действий. Тот повинуется и дрожащими руками берет столовые приборы, оставляя капельки крови на хорошем столе, роняя их на тарелку и бифштекс, он кое-как отрезает кусок и отправляет в рот под одобрительным взором Пэйгана. Тут его скручивает. Аджай начинает задыхаться в приступе кашля. Стул, к которому его привязали, опрокидывается на бок. Стало страшно. Мин не растерялся, поняв происходящее за секунду. Увы, он слишком долго на троне, чтобы не сложить два и два. Мгновенно отреагировав, король оказался рядом с мальчишкой и, не церемонясь, засунул пальцы ему в рот, специально задев небный язычок. Болезненный спазм прошелся по телу - Аджая вырвало. - Де Плер! Врача сюда быстро, – голос тирана был оглушающим. Сразу же вбежали несколько человек: трое солдат, пара медиков и сам Пол - видать, «слушали под дверью». - Что-то прогнило у тебя в крепости, стоит провести дезинфекцию. Ты Меня понял? Готовь вертолет - мы улетаем немедленно. А ты разбирайся. - Главный киратский дознаватель не подал вида, но он был очень зол: так проштрафиться перед Мином, дважды, кому-то сегодня точно не сносить головы. Медики копошились вокруг королевского гостя, им позволили, точнее приказали, освободить заложника ото всех пут. Дав принять какую-то настойку, они молчаливо и спешно удалились. Парня подхватили под руки солдаты гвардии, однако Пэйган занял место одного из них. Все плыло, начинало лихорадить. Единственное, что Аджай запомнил после, это как он, ослабев, откинул свою голову на плечо человека, назвавшегося сердечным избранником своей матери, и ощутил мягкую ткань его пиджака ушибленной щекой. Аджай провалялся около двух дней в лихорадке, не соображая ничего, словно превратившись в овощ. Но потом ему стало лучше, о чем сразу же доложили Пэйгану. Визит короля не заставил себя долго ждать. Когда он вошел в гостевые покои, ставшие импровизированной палатой, приставленная к больному сиделка без лишних слов и приказов удалилась. Улыбнувшись юноше, Мин присаживается в кресло около кровати, а потом осторожно треплет волосы Аджая и кладет чуть прохладную ладонь ему на лоб, проверяя самочувствие гостя. Взгляд монарха падает на кнопку вызова, специально проведенную в комнату, он, не задумываясь, нажимает на нее. - Аджай, мальчик мой, хочешь чего-нибудь повкуснее? – он кивает на капельницу рядом. – Я, например, буду кофе, хотя нет, лучше чай. Так что? Каковы будут пожелания? Парень молчит и невольно укоризненно смотрит на собеседника. - Ой, прости, совершенно забыл об этом… Тут приходит медсестра и тиран озвучивает, что та должна принести, совсем не заботясь, кто она и кем работает. - Продолжим, не возражаешь? Наверно, ты успел познакомиться или даже подружиться с теми похитителями, которые якобы борются за свободу Кирата. Именно похитителями, Аджай. И твое «спасение» было чистейшей воды похищением. Эх, по лицу вижу – сомневаешься. Тогда еще один аргумент: это их подосланный «шеф-повар» подал нам ужин, заметь, одинаковый. Так можно ли назвать этих людей твоими товарищами, если при первой призрачной возможности прикончить меня, они жертвуют тобой, не раздумывая? Даже яд выбрали, чтобы я, кровавый тиран, и ты, сын легендарного Мохана, корчились в муках и предсмертной агонии. Подумай на досуге. Пэйган встал и направился к выходу. В это же время принесли его чай, он чуть отпил и поставил обратно на поднос, велев унести. Уже почти покинув покои, король развернулся в дверях. - Поправляйся, Аджай! – он помахал и странно улыбнулся, будто что-то замышлял, строил какие-то планы. *** Юма была крайне недовольна – они хорошенько поцапались с Мином из-за этого шлюшьего отродья. На кой он притащил его в свою крепость да еще в качестве гостя, а не национального преступника. Еще Лау прекрасно знала, что они летали к Лакшмане, и один черт знает, что рассказал Пэйган и кем потом себя возомнил этот щенок. Сейчас она направлялась в покои к недомерку, желая указать на занимаемое им место, раз этим не озаботился Мин. Он даже охрану не выставил, не препятствуя любым передвижениям мальчишки по замку. Аджай, услышав шаги в коридоре, уже ожидал, предполагая, что это, скорее всего, Пэйган, так как для обеда еще не время, а больше к нему никто не наведывался. Однако дверь приоткрылась, и показался совсем другой человек – Юма, женщина, которая, мягко говоря, невзлюбила Гейла с их первой встречи и не боялась показывать свою неприязнь, ее мотивы были не ясны, как и причина такой ненависти. По спине пробежал холодок. - Если думаешь, что твое положение здесь чем-то отличается от декоративной собачки, то глубоко заблуждаешься, - генерал королевской гвардии рубанула с плеча по обыкновению своего характера. - Ты здесь на абсолютно птичьих правах, временный питомец короля, и хоть тебе пока удается веселить его, знай, что тебя могут сразу вышвырнуть отсюда, и тогда молись, чтобы не попасть ко мне в руки. – У Мина есть какие-то скрытые планы на сученка, однозначно. Слова китаянки не были открытием, ведь сын Ишвари понимал, кем он сейчас является: мышь, с которой играется хищный кот. Кот дает свободу, отпускает мышь трепыхаться, и придавливает, если та позволяет себе слишком много. Но, вопреки всему, Пэйган - единственный человек в этой незнакомой и чуждой стране, от которого исходила почти ощутимая поддержка, к которому Аджай привязался. Парень благодарен за спасение, за помощь в исполнении последней воли матери, за то, что рассказал правду о семье, в конце-концов. - Впрочем, ты и сейчас в моих руках, возможно, даже пригодишься для кое-чего. Она демонстрирует Аджаю горсть красного порошка, а потом сдувает его с ладони прямо в лицо юноши, вызвав у Гейла кашель, после властно и грубо впиваясь в губы пленника. Вдохнув неизвестный дурман, Аджай уже не слышит презрительное «Знай свое место», не чувствует и не видит - вместо Юмы его целует Пэйган, в глазах которого нежность и сочувствие, в руках которого его жизнь. А потом контуры монарха расплываются в кроваво-красном мареве с белыми и синими всполохами.