Записки волшебника-недоучки

На следующий день меня вызвал декан моего прекрасного факультета непревзойденный по мастерству издевательств над учениками профессор Снейп. Он смотрел на меня с таким же непревзойденным неудовольствием. — Мистер Крэбб? Или мне лучше называть Вас мисс? Директор попросил меня обучать Вас окклюменции. Могу только надеяться, что к ней вы обнаружите больше способностей, чем к остальным предметам. — Да, сээр... — голос мой дрожал, и даже совсем не от холода, а от страха. Здесь в сумрачном подвале Хогвартса темная фигура Снейпа выглядела очень массивно и зловеще. Мое богатое воображение тут же нарисовало ужасы подвала Синей бороды. Зачем я смотрела все эти триллеры в прошлой жизни. Если я выйду из этого логова Серого волка живой и невредимой, больше не буду смотреть фильмы ужасов. Может, Снейп — вампир? А что? Он похож на одного старого итальянского вампира из «Сумерек» — черные волосы паклями, бледная кожа, черные пронзительные глаза, бледные губы. Вдруг он откроет рот, а там — клыки. Ой, он подходит ко мне и сейчас... Мама!!! Снегг прошел мимо меня, задев своей колыхающейся мантией, и сел в кресло. Уфф... Колобку на этот раз вроде повезло. — Садитесь, — указал он на кресло, — окклюменция — этот раздел магии позволяет оградить сознание от магического вторжения и влияния, в противовес легилименции — умению извлекать чувства и воспоминания из чужого ума. Мозг — сложный и многослойный орган — по крайней мере, у большинства людей, а не дегенератов от магии — он усмехнулся, и многозначительно посмотрел на меня. Он что намекает, что у меня одна извилина? — Те, кто овладел легилименцией, способны при определенных условиях проникнуть в сознание своих жертв и правильно интерпретировать добытые сведения. Мысли не напечатаны внутри черепа, чтобы их мог изучить всякий любопытный. Только искушенные в окклюменции способны подавить чувства и воспоминания, и «держать» в голове необходимые мысли*. — Также для легилименции часто необходим зрительный контакт. Поэтому старайтесь избегать прямого зрительного контакта с окружающими. Снейп направил на меня палочку и в моем мозгу забегали образы — родители, желтая уточка, елка дома, качели, деревянный забор в нашем дворе и сбитые коленки, санки и мальчик, который нравился мне во втором классе. Так, хорош ковыряться в моей голове. Я сделала усилие, напрягла мышцы, и оттолкнула Снейпа от себя. — Для первого раза не так плохо, видимо, ваш мозг все-таки побольше пробирки, — сказал Снейп на мой недоуменный взгляд. — Отражайте меня мысленно. Очистите свое сознание. Освободитесь от всех эмоций. Чтобы освободиться от эмоций я стала представлять теплое море, светло—бирюзовый прибой, нежные солнечные лучи, ласковые волны, которые обволакивают мое тело и уносят в закат. Боже мой, я хочу на море — в тепло, подальше от этого холодного и мрачного замка. — Вот так, в начале было очень хорошо. Потом сбились на мысли. Вы должны сфокусироваться. Я попыталась представить кирпичную стену. В моем детстве строили в соседнем дворе дом из белого кирпича, ездил кран башенный, стрела этого крана двигалась туда-сюда, стена росла и росла. Правда, потом из этого же кирпича выросло несколько частных домов на этой же улице. — Каждую ночь перед сном вы должны освобождаться от всех эмоций. Вы должны очистить и опустошить сознание, добиться полного покоя. Понятно? А сейчас можете идти. Понятно—понятно... Но как это сделать — добиться покоя моей беспокойной натуре? Я быстренько укатилась из подземелий, которые Снейп величал своим кабинетом. Наступила неделя занятий с Малфоем. Вот, я, как и Колобок, докатилась до очередного персонажа своей сказки. Как я уже говорила, Малфой своим поведением мало соответствовал привычному для меня определению аристократа. Он передразнивал, корчил мордочки, ухмылялся, фыркал, закатывал глаза, изображал преподавателей, учеников и животных. Да, так себя ни князь Болконский, ни мистер Дарси точно не вели. Малфой неплохо объяснял, как насылать то или иное заклятие на предметы. А в промежутках между объяснениями расспрашивал о Грейнджер: — А, что там грязнокровка? — Чё? — я поддерживала разговор с точки зрения Крэбба как могла. — Такая же заучка? — Нууу, это... — Понимаешь, чтобы превратить воду в лед, надо изменить плотность вещества. — Как это? — Надо сгустить или сжать воду. Вот так, — он делал спиральные движения своей палочкой, такие бы делала гимнастка, закручивающая свою ленту в моток. — Понятно? Повторяй! — Ага... — Лохматая заучка... — По ходу. — Ходячая библиотека... — Типа того. — Самоуверенная заноза с высокомерными замашками... — Угу. — Когда лед растопить или осушить воду, увеличиваем давление, — теперь палочка разматывала ленту, — чопорная и противная... Крэбб, в другую сторону! — Чё? Как это? — Высокомерная выскочка! — Ну, это самое... — Нелепая! — Эээ, не знай... — ...Лохматые волосы... — Вот, чисто, гнездо... — Жалкая! — Ааа... Он повторялся, ходил по кругу — и так продолжалось все пять наших занятий: — Придурочная заумная зануда! Да он за ней наблюдает! Даже следит, и это, наверное, только слепой не заметит! — Отвратительный характер, язвительная зануда! Да, воистину, мы замечаем в других то, что есть в нас! — Невыносимая жалкая зазнайка! Он меня убеждает или себя? — Вонючая грубиянка! Он что ее нюхает? — Гриффиндорская недотрога! Ого, а мальчик—то созрел! — Раздражающая сучка... Нет, Малфой, она не раздражает, а заводит тебя. — Холодная расчетливая стерва! Он сейчас точно о Гермионе говорит? — Надоедливая заноза! Да уж, Драко, я уже с первого урока поняла, что ты к ней неравнодушен! —Мисс—хочу—быть—первой—во—всем, — он смешно сморщил нос, и я тоже прыснула.