***
Иоганн вышел из своей хижины крайне не довольным, получив очередной отказ. Он ходил из стороны в сторону, сцепив руки в замок, и нервно поддергивал головой, а затем сел за стол и стал молча выжидать. Время поджимало. — Там все так же? — спросил он у Вильгельма, когда тот пришел от вождя. — Увы, но старейшине стало только хуже. — Вильгельм выглядел то же не лучшим образом, слишком уставшим и подавленным. — Скоро необходимо начинать подготовку к празднику, его празднику, а еще вчера приходил Сулем. — Он угрожал тебе? — Опять выводы не слушая, мальчишка. — протяжно вздохнул старик. — Он не предлагал мне ничего. Но он так заморочил мне голову… Даже не знаю чего и добивался. — Зато я знаю! — воскликнул Иоганн уверенно. — Он хотел тебя обокрасть, ведь у тебя могут быть бумаги, что-то дорогое, что связывает со старейшиной. Или узнать где находится Алтын. — Возможно, он узнал о состоянии главы еще раньше меня. Возможно он подкупил одного из шаманов и тот что-то подсыпает в его еду или питье. Нет свидетелей, нет доказательств. Теперь ты понимаешь, что лезть на рожон нельзя? Что слова могут ранить, как нож? Ты должен уговорить его, пока не поздно. — Мы и так сменили хижину. Ну, я сменил. Я не знаю что ему и предложить, чтобы он был доволен. — Ты знаешь что. Прозвучало ли это так, будто Вильгельм знал обо всем, что между ними было, или же видел его гадкую душу поверх своих кустистых бровей, и просто догадался… Так или иначе сердце от этих слов забилось сильнее, к добру ли это или нет.***
Алтын, пока Иоганна не было в хижине, мог сменить надоевшую маску. Держаться рядом с ним было очень трудно. Его сердце ныло и метало, не хотя признавать то, что другое, такое же сердце, не бьется в ответ. Рана успела поджить и затянуться, так что бинты он не носил. — Наверное остаентся след. — сказал он вслух и почувствовал себя крайне глупо, еще было глупее упасть со скалы. Ему было трудно признаться, но он скучал. Не смотря ни на что ему было очень одиноко. И не важно где: в лесу ли он ходил, высматривая дичь, в холодных горах или в иссохшем поле… Всюду, куда бы не ступала его нога, хотелось развернуться и идти обратно. В ветре он слышал отзвуки чужого голоса. С того самого дня, как увидел сгорбленную незнакомую фигуру в сполохах пламени, будто сам огненный дух хотел дотянуться до крепкой спины, но он опередил его, дотронувшись первым. «Должно быть глупо… Так цепляется за то, что другой не помнит и не хочет понимать. Белая кожа. Светлая кожа…»***
— Алтын. — Иоганн выглядел крайне расстроено, но он не смел подходить ближе. — Ты ведь знаешь, зачем я к тебе снова пришел? — И ты знать мой ответ. — Пожалуйста, — умоляюще прошептал мужчина. — Тебя ведь убьет Сулем?! Неужели ты не понимаешь этого? — Духи не дадут этого сделать. — Ты понимаешь… — еще тише добавил он, теряя надежду на спасение. — Что их не существовало и не существует. А если и есть божья воля — то это лишь случайность или глупое совпадение. — Глупое совпадение?! — воскликнул он, очень цепко посмотрев на склонившего голову мужчину, отчего по его телу прошлась крупная дрожь. — Встречать тебя — глупое совпадение… О, камтисэн. Слова ранили мужчину, хотя он не хотел подаваться чужому влиянию но, увы, не смог. Вина и чувства стыда были сильны. Он тут же поднял голову, и, тяжело сглотнув, все же решившись, коротко выдал: — Я отдам тебе свое тело, если ты хочешь. Только согласись, пожалуйста. «Зачем он говорит такое?! — с горечью подумал Алтын, — Ему ведь не нужна моя душа…» — Хорошо.***
Праздник в честь нового вождя на удивление был не пышным. Только члены семьи, приближенные и шаманы восседали за столом. Алтын смотрел на солнце и думал о том, как же это не правильно — делать такое, пока предыдущий старейшина жив. «А на долго ли? — мелькнула мысль в голове. — Может быть сейчас он испускает последний вздох?» Что происходило в хижине старейшины он не знал и мог лишь смутно догадываться. «В конце-концов, это совершенно не мое дело.» Его волновали другие, более важные проблемы сейчас. Тогда, когда он открыл свою душу, его заткнули грубым поцелуем, губы от которого горели до сих пор. А затем Алтын развернулся и ушел, в привычной своей манере, молча. А сам Иоганн… Он не знал, что с ним творится. Он был очень рад, сказав заветные слова, но в то же время внутри него как-будто ожило что-то темное, что не хотело никого впускать и ничего отдавать. Он просидел просто смотря в стену весь оставшийся день. «Что-то нехорошее должно случится. — думал он. — Буду ли я причиной этому?»***
Дни все так же текли, и особо ничего не менялось, с приходом нового вождя племени. Он погружался во всевозможную работу с головой, полностью отдавая себя. И не важно, охота то была или развлечение маленьких детей фокусами, доставая монетку из уха. Лишь бы что-то, отвлекая мысли, лишь бы что-то, чтобы сердце не билось так быстро и остро, ожидая чего-то. — Старейшина звал тебя к себе. — сказал Вильгельм, резко трогая уснувшего мужчину за плечо. Полуденный сон сморил его прямо в середине процесса плетения рыболовной сети, и сейчас, проснувшись, он не сразу понял что находится в его руках. Лениво потянувшись и разминая затекшие мышцы, он ответил: — Позже. — Он вызывал тебя срочно. Если что-то не нравится, иди к нему и разбирайтесь сами. Больше я не пойду. Загоняете бедного старика, молодежь. — Ой, старик! Когда ты стал таким ворчливым, а? Как никак проблема с женой? — Не твоего ума дело. И Вильгельм, ворча на боль в простуженной спине, ушел домой. Смыв грязь с лица и переодевшись, Иоганн посетовал на жизнь за то, что зеркала у него не было, однако, будь оно у него, он точно бы пожелал обратное. Волосы сильно отрасли, превратившись из короткого ежика в шевелюру до шеи, под загорелой кожей прокатывались мышцы, когда он, подняв тяжелый сундук, перенес его к окну. Быть может, увидев его, знакомые люди приняли бы за чужестранца, или вообще стороной обошли. В хижине было темно, окна плотно закрыты, лишь только пара свечей таинственно мерцали, отдаваясь бликами в глазах умерших животных, чьи головы висели по стенам. Пройдя дальше он остановился. — Алтын? Ты здесь? Что ты хотел? — позвал он громко, однако ответа не последовало. Звуку его голоса вторила томная тишина. Холодные губы касаются его спины, заставляя дергано отскочить от неожиданности, падая на мягкий ковер. Чужое тело бесшумно валится на него и прижимает, не отпуская. Жар тела опаляет, заставляя все чувства обостриться и скопиться в низу живота плотным узлом. Губы мягкие, они мучают, они сильно истязают, лишая и толики здравого смысла. — Ты сам знать зачем шел. — прошептал Алт спокойно, кусая его нижнюю губу и слегка оттягивая, играясь руками со вставшими маленькими сосками. — Нет! — сорванно вздохнул Шульц между поцелуями-укусами, порхающими по шее. — Нет, я шел не за эт… И тут же замолкает от настойчивой ласки в низу живота. Руки молодого старейшины сняли ненужную ткань и теперь вволю разгулялись, даря такое нужное сейчас тепло и передавая жар, заставляя содрогаться от крупной дрожи. — Дай мне свой голос. А затем его ноги разводят широко в стороны, и, не успев и слова сказать против, погружают его естество в плен мокрого рта. Слишком остро и запредельно хорошо. Яркие вспышки проносятся мимо крепко зажмуренных глаз, дрожащие руки судорожно хватают за волосы, насаживая глоткой. Еще дальше. Еще сильнее. И они оба задыхаются, заставляя огонь свеч мерцать так быстро, что вот-вот все погрузится во мрак. А затем один из них болезненно стонет, не получив разряду, когда другой с силой сжимает мошонку. Он ложится и разводит ноги в стороны, загнанно дыша блестящими от смазки губами. Даже без слов, только один трепетный взмах ресниц и тихий полувскрик, когда чужое тело вторгается в другое — очень узкое и влажное, охватывая плотно со всех сторон. А затем они движутся в едином потоке и ритме, ловя каждый вздох губами, каждую солоноватую капельку пробуя языком. Чертя на чужой спине новые узоры ногтями, оставляя кровавые полосы, но это даже не больно. Хочется больше, хочется сильнее. «Мое! — отдается эхом в голове чужие мысли, когда он, приподнимается, и так же, как в тот раз ему самому, впивается в чужую шею зубами» И будто что-то новое рождается в их телах от вида хлынувшей крови. Будто что-то ликует получив то, что всегда хотело, получив долгожданное освобождение из бренных цепей телесных оболочек. Теперь движения еще быстрее и резче, кружа голову, а губы словно немеют от поцелуев, требуя еще, больше, жарче, глубже. — Урсук- тым… Наши души связаны. — хрипит один, на пике сладострастной дрожи, бившее все тело, словно судорогой, а другой просто хрипло дышит. И он верит этому. Не может быть иначе.***
А утро встречает его болью в шее и тянущей внизу поясницы ломотой, а теле, но в то же время такой легкостью накрывало, что хотелось обнять весь мир и рассмеяться вволю, вдохнув свежий речной воздух. Алтын лежал рядом с ним на шкурах и в утреннем свете его ресницы слабо подрагивая трепетали, а в волосах блестели разноцветные бусины, напоминая оперение пестрых райских птиц. Его тело лежало совершенно расслабленное, а нагие ягодицы, покрытые не большим пушком, были слегка приподняты. «И почему я был столь глуп все это время? Почему не замечал того, что лежит у моих ног?» Шея продолжала не приятно гореть. Он заметил, что на месте старого укуса у Алтына появилась новая вязь, но, в отличии от той, что жители постоянно наносили на свои тела, в дань старым традициям — черной, она была белой, с золотистыми вкраплениями в конце и начале. Он захотел получше рассмотреть чудный рисунок, склонившись так низко, что слышал дыхание и стук сердца, но был пойман за руку. — Мое сердце радо. — сказал он довольно, улыбаясь краешками губ, очевидно, опять проснувшись раньше и продолжая тихо лежать, пока мужчина сам не подойдет к нему. — Твоя душа-моя. Истинная душа. — Это значит любовь на ваш манер? — проведя по смуглой бархатистой коже произнес мужчина. — Это значить гораздо больше любить. Придания древних, старые рукописи, рисунки стен. Только у истинных душ есть такое, — и он указал на узоры шеи, переплетая их руки воедино. — У тебя такое же. Я очень рад. — У меня тоже? — Да. И теперь я точно знать, что рядом с тобой мне ничего не страшно. Ты не дать меня убить, а я не дать духу огня забрать тебя в иной мир. — Сулем… Мне кажется, что он попытается убить тебя, и не один раз. — Нет страха, урсук-тым. Со связью я мочь абсолютно все. Они нежились на шкурах зверей абсолютно нагие, больше не говоря ни слова. Свет лил из щелей на потолке и из приоткрытого окна, и, казалось, будто он ожил и обрел разум, играясь то с волосами, то перебегая на руки, вдруг останавливаясь и растворяясь при вздохе. «Казалось бы, — думал Иоганн, довольно жмурясь от легких прикосновений к груди, — Прошло совсем ничего, но без него я уже не представляю себя… А ведь раньше… Так странно.»***
Он не видел Алтына уже очень давно, хотя это было ожидаемо, тот был занят своими непосредственным обязанностями, да и ему хлопот привалило — пришла посылка, о которой он напрочь забыл. Смотря на помятое письмо с знакомыми марками и полученные деньги он думал лишь о том, что действительно ли это нужно ему теперь? Сейчас, без угнетения совести, он мог сжечь или порвать эти зеленые бумажки. Смысла они сейчас не имели никакого, а ведь раньше, от их нехватки хотелось пойти на что угодно, даже, казалось, на самые страшные поступки. «Может все же упрятать в сундук к остальным вещам? Вдруг я буду вынужден вернутся…» Думать про это не хотелось. В сундук пошло и письмо, открыть которое он был не в силах. Будущее страшило его сейчас так сильно, как никогда. Он обрел свое счастье здесь, но где гарантии на то, что он будет жить и дальше, так же спокойно? В любое время, пойдя в лес, он может сломать ногу, или получить сильную рану, как Алтын. Будет чудо, если организм сам исцелиться, но что делать с переломом? Как вообще Вильгельм прожил столько времени здесь, вдали от благ цивилизации? «Я слишком много думаю. Вот и все. Раз он привык, то привыкнуть смогу и я. Ведь я уже так давно здесь… Так почему именно сейчас я думаю про это?»***
Он видел Алтына недавно в сопровождении приближенных прошлого старейшины. Тот выглядел не так, каким он запомнил его в прошлый раз — расслабленным и изнеможенным. Черты лица заострились, а под глазами залегли глубокие тени, так что сейчас он действительно выглядел на много старше своего возврата. Он даже не посмотрел на него, как будто не замечая, что-то обсуждая с людьми в шкурах, но, уходя, сделал поворот головы. Даже не прошептал, даже не приоткрыл губ, но будто без слов четко понял — он будет ждать его ночью. Была ли тому виной метка, прятанная платком на шее, или просто почувствовал… Он не знал, но от одной мысли о том, что его теперь ждут стало очень хорошо. — Жить лесным человеком было очень хорошо. — Алтын внимательно смотрел на карту, отмечая что-то углем и чернилами. — Но, то, что происходить… Лучше остаться вместе с ветрами и речными богами. — Да, но я считаю, что ты все сможешь, живя большую часть времени со свободной, чистой головой и добрым сердцем. — Наверняка. — Зажечь еще свеч, или фонарь? Ты сильно щуришься. Ты так устал, наверное, расскажи мне, что тревожит тебя?! — Когда ты пришел я сразу бодрый, я готов к длиной работе. — говорит так, будто не у него уши только что загорелись, а у кого-то другого. — Кхх. У нас много бед. Мой отец давно не видеть никого из других поселений, давно не держать связь, не знать, стало ли оно больше и есть ли у них еда. Мы сами по себе. — Они ведь расположены гораздо дальше нас, где-то у гор? По реке плыть быстрее? Я пока не очень хорошо понимаю тебя. — Да. Но они… не такие, как мы.Они строить длинные столбы, красить кровью лица, молится Ракшасу-богу пустыни и болот, а еще есть мясо человека… Наше перемирие было давно, сейчас они с нами? Или нет я не знать. — Каннибалы? — сильно удивился мужчина, широко распахивая глаза. Хотя сам толком не знал куда попал в первый раз, он успел и забыть, что их племя уже подвергалось контактам из вне, а еще Вильгельм содействовал социализации местного населения. А то, что оставалось дальше было загадкой — очень трудно пробраться, хотя Вильгельм, наверняка, про все это знал, предпочитая не говорить про плохое. — Да… Мы обсудить и прийти к выводу: переплавить с людьми через реку подношение и проверить их реакцию. Нужно много крупной дичи и новая лодка. Я остаться здесь. Сестра решить пойти, я доверяю ей. А теперь идти сюда. — тень улыбки скользнула по полным губам. — Я скучать. — Я тоже. Очень сильно. Было как-то не правильно сидеть у него на коленях, хотя должно было быть наоборот, но он не возражал от подобного доминирования, это даже забавляло его. Руки приятно поглаживали бока, пока не опускаясь так низко, чтобы возбудить, и не настолько вверх, чтобы схватить и опрокинуть под себя. — Это у тебя тебя там палка лежит, что ли? — возбуждено прошептал Иоганн, прикусывая горящее от смущения ухо. — У тебя тоже палка торчит? — и руки с силой сжимают его естество, больно натягивая нежную кожицу. — Маленький засранец. «Пытается быть одним возврастом со мной, что ли? Думает, что так кажеться более интересным? Но он ведь и так ларец с секретами…» — думал Шульц ухмыляясь, однако прошлые мысли снова брались за свое и оддерживали победу. От услышанного ранее сердце колотилось слишком громко. Страх. Это действительно был страх, и он боялся еще больше — за их двоих. Боялся за завтрашний день, боялся за будущее, ведь Сулем это так просто не оставит. Он боялся всего. Но тревога растворяется в патоке поцелуев, сильных, но таких нежных руках, дарующих наслаждение и тихие стоны. «Я слишком много думаю. — в который раз проносились мысли в голове, когда он касается волос спящего. — Следует просто отпустить себя, ведь мы связаны душами. Не так ли, Алтын? Все будет хорошо.»