Легенда о бесславном герое

Ждать перемен мы так устали, Сковав взамен сердца из стали. © Louna — «Сердца из стали»

Был солнечный день. Кадеты пятьдесят восьмого отряда вели себя особенно бурно, сидели как на иголках, старших слушать и не думали. И не удивительно. Прошел уже ровно месяц, как началось их обучение. Все эти дни дети не имели связи со своими семьями. Ну вообще никакой! И вот сегодня утром их инструктор мистер Кранц объявил, что можно отправить письмо! Даже голубей привез. Дети, услышав это, бросились строчить записки своим братьям и сестрам, мамам и папам. Писали многие и не без заносчивости в своих посланиях. На самом деле, им было чем гордиться. За месяц, за недолгий месяц, много начинающих кадетов не выдержало режима и сбежало. То, понимаете ли, вставать слишком рано, то еда невкусная… В день церемонии посвящения начало учиться 185 кадетов, а на сегодня осталось 143. Да, трусы и неженки задержались ненадолго. …Кадеты с самого утра бегали по разным углам, веселились, смеялись. Кто-то даже осмелился запеть. Детей, казалось, стало в сто раз больше. В общем, этот день был счастливым. Но не для всех. В этой толкучке неспокойных новобранцев не сразу можно было заметить Мари Блэк. Пока все веселились, она бродила как неприкаянная. Она не рвалась праздновать вместе с остальными, а даже наоборот, сторонилась их и в голубятню заглядывать и не думала. Нет, Мари не сирота. У нее была семья, замечательнейшая семья. До некоторого времени замечательнейшая… У девочки были весомые, по ее мнению, причины не давать им знать о себе, не послать даже крохотной весточки, мол, я в порядке. Просто с родителями отношения у нее были напряженные. Мари жила в Тросте со своей небогатой семьей. Ее отец — самый обыкновенный плотник, Билли, никакими особенными талантами или заслугами не отличавшийся, поэтому живущий в среднем достатке. И жили бы они счастливо, да его работа стала все меньше востребованной; вдобавок, родилась Ла, которая постоянно болела и нуждалась в недешевом лечении. Так что Мари пришлось повзрослеть раньше срока и идти работать с десяти лет. Но ни на одной работе долго не задерживалась: из девочки ничего толкового не выходило. Печь, готовить, петь, шить, ткать, вышивать и еще много, много чего получалось откровенно плохо. Отчаявшиеся родители даже отправили ее помогать старику-рыболову. Так Мари в озеро свалилась! В общем, за что бы ни бралась — ничего не выходило. А так надо было! От этого зависела судьба семьи и жизнь малышки Ла. И Блэки разочаровывались все больше. К тому же Мари была непоседой: то в драки лезла, то участвовала в каких-то приключениях и передрягах. Из-за этого ее часто мучила бессонница: девочка хотела еще немного пободрствовать, но мать гнала в постель. Однажды это обернулось девочке боком. В очередное отсутствие сна Мари тихо лежала на кровати, думая о чем-то своем; Ла сопела рядышком. Вдруг из соседней комнаты послышались приглушенные голоса родителей и звон пересчитываемых монет. Отец тяжело вдохнул:  — Скоро зима, а у нас денег едва ли на хлеб хватит. Ох, беда… Сколько себя помню, никогда такой ситуации не было… Девочка насторожилась; мать осторожно спросила:  — Что, совсем? Судя по всему, ответ был утвердительным.  — Может, возьмем в долг? — тихонько предложила мать.  — Нет! Ни в коем случае! — разозлился отец, голос его стал грозным. Но в следующую секунду он немного успокоился. Лишь самую малость: — Мы и так уже по уши в долгах. Нет знакомого, у которого мы бы не заняли зерна или денег… Мари тяжело дышала. Она понимала, к чему катится разговор.  — И от Мари помощи никакой, одни разочарования… — продолжал сетовать отец, — пора ей уже повзрослеть! Хотя куда там…  — Кем она только не пыталась работать, — подхватила мать, — да все никак… — после паузы на следующих словах она сменила тон. Теперь он стал заговорщическим и точно уверенным в своей правоте: — Мы ее и трактирщикам, и музыкантам, и ткачихам отдавали… Почти ко всем, до кого дотянулись, так? Так. Но я недавно читала, что идет набор в кадеты. Мари, кажется, любит оружие, всякие там драки, так почему бы…  — Ты хочешь отдать нашу дочь в воинства? И как ты думаешь, через час или на следующий день она придет обратно и будет говорить, что случайно во время тренировок заколола сокурсника?  — Но она может попасть в Военную Полицию! Тогда уж точно нам никакая бедность страшна не будет. Ты же знаешь, ее главное заинтересовать… — А если нет? Не видать ей Полиции как своих ушей! И куда ей тогда идти? Остается Городская Стража да Легион Разведки, сброд суицидников и психов…  — Но пока она будет обучаться, мы выберемся из бедственного положения! — мать поставила перед отцом тот аргумент, ту истину, противиться которой было невозможно. Но дочери своей они не сказали прямо, что «сливают» ее из-за неумелости и лишнего голодного рта в семье. Нет! Ограничились отмашкой, мол, иди и попытай счастья. Мари в сердце затаила злобу на них, граничащую с отчаянием. Ее родители прекрасно знали, что она обидится, только если ей не расскажут полной правды! Девочка не расстроилась бы, напомни ей лишний раз, что она бездарность! Они знали это! И не сказали. Мари приняла это как повод избавиться от нее. В общем, девочка была зла на весь белый свет и писать никому не хотела. У нее ведь даже друзей в родном Тросте не было! Здесь, в 58 кадетском отряде, за прошедший месяц сокурсники зауважали ее из-за способностей в воинском деле (хоть что-то умеет!); у Мари даже появились приятели вроде сумасбродной искательницы приключений Джессики, но друзья — нет. Обретенным без пяти минут товарищам Мари была рада помочь на тренировках или в очередной пакости, но такого человека, которому бы она доверила все свои проблемы, с которым бы ее и хвалили, и отчитывали, пока не появилось. И Мари было обидно из-за этого. …Пока девочка размышляла обо всем выше написанном, она не заметила, как налетела на кого-то.  — Ой! — успела только она крикнуть, как поняла, что быстро и верно падает. «И на кого же так?! Прости меня, кто бы ты ни был!» У нее часто так бывало: вроде идет, идет, думает о своем, как споткнется о кочку какую или упадет в лужу. Мари была жутко рассеянной. …Не успела она упасть, как ее схватили за локти, прекращая падение, и подняли. Сердце, суматошно колотясь, ощущалось в самом горле: Мари не ожидала помощи. Это отразилось на ее лице: оно подернулось трогательным, но таким постыдным румянцем. Ей было неловко. Девочка несмело подняла взгляд на своего спасителя. Им оказался высокий нескладный парень с правильными чертами лица солнечно-белой, до странного тщательно прилизанной шевелюрой. Мари застеснялась еще больше. Она, задыхаясь от таких неприятных и неожиданных эмоций и неловкости, выпалила:  — Прости! Тот улыбнулся и вежливо, но не без едва сдерживаемого смеха, сказал:  — Будь осторожнее, — и он ушел как ни в чем не бывало, оставив Мари наедине с собой. «Но почему я не могу вспомнить его имя?» У девочки была ужасная память на лица, но этого паренька она вспомнила с трудом, несмотря на то время, что уже училась в кадетском корпусе фактически рядом с ним бок о бок. Это было странно, ведь люди вроде него всегда привлекают к себе излишнее внимание, в данном случае — особенно, потому что парень этот был крайне смел и умен: он делился со всеми, с кем разговаривал, их с отцовскими теориями о темах, на которые наложено негласное табу: стены, история человечества до их возведения, титаны и еще многое-многое. Говорил парень с энтузиазмом, заражая эмоциями, как вирусами. Мари считала его размышления интересными, хотя всерьез не задумывалась над ними и уж тем более не общалась с ним ранее никогда. Какой же ошибкой это было! Мари хотела окликнуть его, но он уже исчез из поля зрения. Лишь что-то слабо вспыхнуло на земле на том месте, где стояли те двое. Девочка нагнулась посмотреть, что это было. В грязи лежала серебряная брошь, изображавшая маленькую звездочку, в центре которой и по краям были вставлены крошечные изумрудные зерна. Брошь была совсем небольшой, длиной в полдюйма. Тонкая работа! Девочка почему-то была уверена, что эту брошь обронил тот самый парень, что помог Мари не упасть. «Надо отдать ее!» Она положила ее в нагрудный карман. От этого действия почему-то стало легче, свободнее и веселее. «Как встречу его — сразу отдам!» *** Мари бежала. Бежала без оглядки. Колючки, опавшая хвоя и галька больно резали оголенные участки кожи, но не мешали стремительному движению вперед. «Нет! Быстрее! Я-то думала, что оторвалась…» Она помчалась еще быстрее. Это борьба за жизнь! В след Мари бросали кинжалы, ножи, но она, пропотев и изрядно устав, не сдавалась и бежала. Зачем, не знала сама, ведь от преследователей не оторваться. Сдаваться отчего-то нельзя было, и оттого становилось лишь тяжелее. …Послышался свист, и в следующую секунду на шею девочки налетела петля и резко затянулась. Она поймана! Нет, так нельзя, так просто… Мари закричала от ужаса. …Из темноты послышался голос Джессики:  — Мари! Мари! Вставай! — ее трясли за плечи. Девочка резко села, сбрасывая с себя остатки сна, с неприязнью ощущая, что рубашка ее взмокла насквозь от пота. Рядом с Мари сидела ее приятельница Джессика Уилсон. Обычно она вставала последней, да и то еле-еле, а сейчас… даже причесала свои рыжие лохмы! Это сколько Мари спала? Или Уилсон сегодня решила шокировать всех своим ранним подъемом? Так или иначе, Джессика изо всех сил трясла Мари за плечи; в ее карих глазах плескался страх:  — Мари! Ты все проспала! Нам же сегодня надо было встать пораньше! Проверка же! Эта новость стряхнула с нее ну уж точно последние остатки сна. Девочка села в постели, намереваясь что-то сказать, но приятельница опередила ее:  — Вставай скорее! Только ты не готова еще. И правда — кровати стояли пустыми. Выпрыгнув из постели, Мари потянулась и побежала за формой. Хорошо же она спала, раз пропустила самое важное, то, чего все с трепетом ждали последние недели ***  — Мари Блэк, — вызвал мистер Кранц. Названная вышла из толпы, закрепила привод. Эта проверка для нее — пара пустяков. Девочка была уверена — справится на «ура»: она считалась одной из лучших во владении приводом. Инструктор кивнул на склон, приглашая ее показать все, на что та была способна. Требовалось немногое — лишь забраться на отвесной склон и спуститься с него. Мари заняла удобную позицию, чтобы оценить высоту склона и его рельефность, ведь именно от них зависело, насколько удобно будет пользоваться приводом. Стоя прямо под склоном, сильно запрокидывая голову, Мари не могла не думать о том, что склон был высоковат, а потому решила не обращать внимание на объемы работы и просто идти (вернее, лететь) к цели, желательно ни о чем не задумываясь. Это был самый простой способ решения действительно трудной задачи. Мари выпустила трос; тот зацепился за выступ, выглядевший надежнее, чем остальные. Проверила на крепость, а выдержит ли он ее, и взмыла в воздух, уже подмечая другое место, на которое можно было опереться, благо, их было предостаточно. Движения ее были резки и быстры, они сменяли друг друга с катастрофической скоростью, давая мало шансов отследить их и оценить, но тем лучше: то было своеобразным показателем того, что кадет мог с минимальными затруднениями ориентироваться в воздушном пространстве, если очень повезет, то и сражаться. Из толпы раздались удивленные вздохи и кто-то охнул, когда Мари достигла вершины. Люди оттуда казались до смешного маленькими, а оттого и незначительными. Ветер здесь тоже был другим, он словно ощущался каждой клеточкой тела, а не лишь открытыми участками кожи, и это было восхитительно. — Ха! — победно вскинув руки, радостно крикнула Мари скорее для самой себя, чем для кого-то еще: ее оттуда вряд ли бы расслышали. Решив не задерживаться подолгу, она начала резво спускаться. Когда каблуки ее сапог ударились об устойчивую почву, Мари почувствовала нотки сожаления: ей хотелось забраться обратно еще раз.  — Отлично, — Кранц слегка склонил кивнул в знак того, что был доволен. Это было величайшей похвалой, которую мог выдавить из себя их инструктор. Девочка осмотрела толпу сокурсников радостным взглядом, будто ее эмоции могли передаться и им лишь через зрительный контакт. И единственным, кто заметил ее тогда и в чьих глазах тоже отразилась радость, был Эрвин. Он, вопреки обыкновенной своей сдержанности, даже символически похлопал ей, двигая кистями слабо, чтобы не было звука, но достаточно заметно, чтобы Мари разглядела. Он, похоже, зауважал ее тоже.