Ниндзя-маг, часть 3. Опередить и уничтожить

      Суммарно год я провел в обществе ящерицы, никогда мне не язвившей, но и особого пиетета не питавшей. Саррухи достигли огромных высот в псионике, но использовали эту науку однобоко и в спайке с магией. Причина проста - физиологические особенности. Выраженными псионическими силами с уклоном в телепатию обладал лишь яйцевидный мозг в солнечном сплетении ящериц женского пола. Но в процессе исследований я убедился, что псионика – это сила разума, а не его сосуда. Мозг – это всего лишь инструмент, подобный мускулам. Поэтому львиная доля моего времени уходила на переложение навыков с формы ящерицы (да-да, пришлось разжиться и такой оболочкой) на любой вид мозгов, будь я в фейском облике или в формах человека, гнома, оленя, дракона или элемента.       К сожалению, вместе со мной телекинез осваивала и преподавательница Хедралин, естественно, в мое отсутствие отрабатывавшая и подлинную пси-телепортацию, столь похожую на искусство замены тела «Каварими но Дзюцу» в связке с искусством мерцания тела «Шуншин но Дзюцу». Впрочем, компенсация была более чем щедрая. Государство саррухов возродилось на руинах прежней столицы – Ореме. Хедралин организовала секретную организацию – Ба-элиф. Она продолжила заниматься сбором Арканных сил и знаний других рас и народов, сводя все воедино для обеспечения превосходства саррухов. Фундаментальные исследования Магии позволили обнаружить так называемые эгрегоры – сущностные энерго-информационные структуры, возникающие из сонаправленных эмоций и мыслей группы индивидуумов, объединённой общей идеей, верованиями, культурой. Религиозные, философские, расовые, родоплеменные, городские, клановые, орденские, государственные, территориальные – всякого рода, размеров, силы или качества. Самые секретные исследования Ба-элиф касались источника мощи богов – подконтрольных им аспектов смертного существования. Осторожные эксперименты даже позволили помещать в эти эгрегоры наборы заклинаний, которые становились легкодоступными членам сообщества, облегчая им жизнь и тем способствуя остановке прогресса. Зачем что-то изобретать и вести научные изыскания, если всё необходимое почти за так дается – только помолись или приобщись?       Жрецы-пресмыкающиеся вымолили у извечного Уробороса множество его чешуй, на них и запечатлели все Тайны, открытые в Ба-элиф. Это позволило сменить общественный строй и снизить роль самок как исключительных источников, накопителей и передатчиков всех знаний, умений и навыков. С Чешуй Исконного делали золотые дубликаты, с которых уже снимались платиновые копии, расходящиеся по различным институтам. Естественно, я скрупулезно сличил свой золотой дубликат с эталонным оригиналом, конечно же, в итоге отправившимся на Абейр. Естественно, хищная ящерица не стала приверженкой мультикультурализма, когда усвоила понятия культуры и цивилизации и некоторые принципы управления народонаселением с разными расово-видовыми особенностями, определяющими быт, строй, характерные взаимосвязи и взаимодействия с окружающей средой. Естественно, за тысячи лет она не стала мудрейшей или умнейшей на свете. Естественно, я ждал вероломства и перестраховался: изучил ритуал превращения в лича, чья филактерия так похожа на крестраж; из некогда взятого от Хедралин клеточного материала и образцов чакры с отдельно взятыми Инь и Ян создал ее точную копию и запечатал, тем самым разработав свой аналог «Эдо Тенсей» и ловушку для ее души, ведь тысячи лет прожившая за счет Слова Власти ящерица вполне могла захотеть обмануть время и стать бессмертной. Естественно, я применял к рабыне не только пряник, но и кнут, едва ли не с первых дней организовав переливание сути ящерицы в сосуд, запечатанный в моем огненном клоне-элементале, отправленном существовать в глубинные слои мантии земли. Поступил так, чтобы ее постоянно терзали страхи сжигания, чтобы как в омуте памяти читать все помыслы Хедралин, чтобы в момент освобождения из рабства украсть ее искру жизни. Теперь, когда через отмеренную пару веков умрет носитель ее клона и почти ста процентов сущности – душа и личность Хедралин сгорят, а искра жизни отправится на перерождение. Впрочем, как показало скорое будущее, Хедралин не вняла моим предупреждениям, не вытерпев. Примерно за год до переселения на Абейр она решила избавиться от моего «огненного проклятья» - закономерным финалом стала ее смерть и перерождение квази-божественной искры жизни в огненном элементале. Хищническая натура, конкуренция за лидерство и отсутствие доверенного преемника или преемницы, которые бы обладали всей полнотой информации, сделали свое подлое дело…       Со смешанными чувствами я встретил новость о судьбе Хедралин, когда с полугодовым запасом времени остановился в ожидании эпохального события – клонирования миров. Честно говоря, я надеялся на подобный исход событий и был удовлетворен тем, что за пределами демиплана Камень Ресурсов не осталось живых имперцев: оставшиеся без лидера сауроиды из бывших рабов перегрызлись меж собой, а выживших добили их же ученики и последователи, тяготившиеся неусыпным надзором и беспредельной властью древних предков, лишь казавшихся бессмертными. Как бы то ни было, оставался еще один хвост-задел, которым я и занялся - с неприязнью и гадливостью.       - Х-хозяйка, - вымолвил распластавшийся у моих ног Локар, призванный Словом Власти «Время». Вместе с ним бухнулись на пол и стали пресмыкаться передо мной-ящерицей оба его подельника, таких же потных и разгоряченных, но не имевших права слова.       За их лицемерие и лизоблюдство, с которым они отправляли беглых рабов на потеху саррухским охотникам, я не счел их за людей и не освободил, как всех вместе с эльфами после завершения ледникового периода. Эти трое тысячи лет находились на побегушках у ящериц Хедралин, выполняли самую чёрную работу. Я наблюдал за ключевыми этапами их ломки и перевоспитания. Хотя основное время их школили без меня, ментальные способности самки сауроида позволили убедиться в том, что работа проведена на совесть – все госпожи в этом большие мастерицы.       - Докладывай, раб, - прошипел я-саррух, ясно видя и ощущая следы оргии.       - Три племени объединены, Хозяйка. Празднества в самом разгаре, Хозяйка. Все как тебе нравится, Хозяйка, - проблеял Локар в холод каменного пола.       - Общие цифры.       - Тридцать тысяч мужчин и женщин от четырнадцати до сорока, Хозяйка, - вымолвил раб, не смея гордиться, не смея надеяться на поощрение.       Хедралин действительно нравилось образовывать большие общины путем насильственного сбора населения разобщенных поселков в половозрелом и детородном возрасте. Далее устраивалась массовая попойка давно разработанными составами, снимающими все тормоза и способствующими перекрестному зачатию. В первые десятилетия после ледникового периода даже зародился культ, ежегодно устраивавший оргии для гарантированного прибавления человеческого рода в диких северных племенах. Потом ящерицы отступили перед богиней любви Суной, милостиво обратившей свой взор на потуги выживающих людей. Уцелевшим сауроидам боги зачли прогиб. И вот, спустя сотни лет, грандиозное воскрешение прошлой практики…       - Какова твоя следующая задача, раб?       - Служивать вам, Хозяйка!       - Послезавтра объявишь людям, чтобы вдесятеро усерднее собирали и охотились. Приказываю заготовить впрок снеди и одежд.       - Будет исполнено, Хозяйка!       - А теперь слушай внимательно и запоминай, раб. Империя батрачи обречена. Они сами призовут свою погибель. Когда небеса развернутся, раб, ты отправишь по четверти мужчин племени на запад и восток. Пусть ищут драконьи яйца. Ты знаешь, куда их сносить и на что менять. Чем меньше останется драконов на Севере, тем безопаснее. Повтори задание, раб!       - Отправить на запад четверть мужчин племени под командованием Левого, Хозяйка. Отправить на восток четверть мужчин племени под командованием Правого, Хозяйка. Они должны будут собирать драконьи яйца и относить их мне, Хозяйка. Я со жрецами и старейшинами племени буду менять их у красного дракона Клауса на золото и драгоценности, Хозяйка.       - Главная цель поисков племени – это куски кометы. Чем больше – тем лучше. Складируй их здесь, под охраной ледяного голема. Повтори приоритетную задачу!       - Искать всем племенем куски кометы и складировать их здесь, Хозяйка!!! – Проорал в пол человек, которого в свое время застращали за непослушание годами колких ледяных объятий - рабы Слов Власти не могли умереть или сойти с ума. С тех пор и длился эксперимент – магия стационарного морозильника поддерживала жизнь моего голема из стихийной чакры льда.       - Используй для этого любые средства, все ресурсы племени и все богатства, выменянные у Клауса. Ищите, выкупайте, отбирайте, крадите части кометы, что скоро разорвет небеса. Повтори, раб!       Используя власть артефакта и развитые ментальные способности, им вдолбили беспрекословное подчинение, но без фанатизма тупоголового исполнителя. Я лишь с тщательно скрываемым омерзением убеждался в правильности понимания возлагаемых на Локара задач. Локару и его подручным уже давали поручения, длившиеся по веку и дольше. Он провалил первое задание и провел в непрерывных муках весь тот срок, что его ранее не беспокоили. Следующие разы рабы проявляли максимальное рвение и усердие.       По возвращению с отвратительной, но необходимой миссии я целые сутки отходил, прежде чем окунуться, как показало будущее, в самые мои счастливые месяцы жизни в Темпоральной Яме…       Я до кишок биджу устал тренироваться в разрушении. Несколько дней я практиковался в выращивании цветов для охмурения несговорчивых дам из светского общества, куда я неизбежно войду. Удовлетворился, лишь когда создал свой собственный вид. (иллюстрация 255) Только после этого я счел себя готовым и воспользовался загодя приготовленной отдушиной, как ни цинично, но тоже призванной к делу - подготовить меня. К роли отца, что породит доверенное лицо, которое подготовит плацдарм за пределами Торила…       Собственно, с накаченными аурными слоями я в форме оленя-архидруида решился на сложный ритуал рождения арахора – уже была подходящая искра жизни, очищенная и закаленная огнем. Подготовил навоз, не постеснявшись перемешать собственные отходы: эладрина, эльфа, человека, гнома. Добавил сохраненный пепел некогда сожженного арахора и на этой основе сделал гумус для проращивания стручка этого древнего вида треантов. Родившийся результат соответствовал ожиданиям: малыш-арахор напоминал бесполого древесного клона гнома или эльфийского ребенка ростом с ярд – похожего на меня. Я намеренно миновал стадию младенчества и остановил ритуал роста за несколько лет до наступления пубертатного возраста.       Я предрекал себе боль от конфликта интересов и неизбежной разлуки с выросшим чадом, но сознательно привязался к Арахору… Чудесный ребенок во мне души не чаял. Еще бы… Он быстро подружился с совой Уллю, а особенно с парой других моих фамильяров, которые не причиняли ему вред и не вызвали отторжение на почве инстинктивного страха - огненная природа Аруса и Пинигсеу находила отклик в самой сути Арахора, «в прошлой жизни» бывшего огненным элементом. Еще один повод считать живое дерево моим ребенком. Я даже в какой-то момент приревновал и более не вызывал поиграть ни Аруса, ни Пинигсеу.       Отец и сын, райский Сад под куполом, идиллия… Мы вместе учились друг у друга лесной магии. Ребенок-треант обладал большой любознательностью и схватывал все на лету – понятное дело!       - Пап, а почему эти растения такие, э, неправильные? – Спросил однажды малыш десяти дней отроду, идентифицировавший себя по подобию отца – мужского пола.       Вот так вот все мои потуги в сакральной магии природы опустили ниже плинтуса. Со смешком я любяще взъерошил сыновью шевелюру, живую и зеленую - почти точь-в-точь как у нимфы Акаоны, вышедшей замуж за полуэльфа Мельданена.       - Чтобы посмотреть, как скоро ты это увидишь, сынок, - отвечаю. К этому времени мне уже не стоило никаких усилий, чтобы обращение получилось естественным - искренним. Я неожиданно быстро привык к «папе» и «сыну», начав испытывать неприятные чувства от того, что строго настрого запретил себе и фамильярам использовать наши подлинные имена – во избежание будущих проблем.       - Гн! Да я сразу понял, что эти цветочки неправильные. Просто… просто…       - Просто пару дней подумай, сын, как их лучше всего сделать правильными.       - А я уже знаю, пап, можно сейчас? Па-ап, ну, можно?..       Уже через месяц совместной жизни я был вынужден учить его в форме оленя-архидруида. И с удовольствием катал беззаботно резвящегося отпрыска на спине, позволяя ему играться со своими рогами. Арахор их причудливо и легко сплетал подобно древесным корням, даже в цветущие ветви трансформировал, радуясь очередному на отлично выполненному заданию.       Хотя я часто повторял, как люблю ребенка и насколько мне нравится его детский возраст, мне не удалось желанным образом замедлить взросление Арахора. За полгода он с десятилетнего отрока вырос в четырнадцатилетнего подростка с зеленеющими зонами по образцу человеческого тела. (иллюстрация 256) Видимо, я слишком часто потакал ему, позволяя подолгу купаться.       Все изменилось, когда юный треант оказался на грани гибели. Явление силы Лорда Ао застало нашу дружную компанию врасплох. Прошедшая по Темпоральной Яме рябь парадоксальных помех остановила взросление Арахора, едва не повернув время вспять. Я хотел сунуть ему в руку обруч из трех Слов Власти, но интуиция заорала громче биджу - необузданная мощь расщепила бы половину его тела и повредила хрупкий рассудок. Момент оказался упущен. Арахор потерял с таким трудом организованную мной антропоморфную форму, превратившись в уродское ходячее дерево родоначальника, а его разум уснул.       Сильный удар заставил мне вспомнить, что значит плакать… Я около месяца разговаривал с деревом, осторожно пробуя добудиться сознания Арахора и в своей форме оленя-архидруида, и в оболочке саррухской самки с ее ментальными возможностями. Еще столько же я приводил его в чувство, буквально по веточке возвращая антропоморфный облик юного эльфа.       - Пап, зачем ты со мной возишься? Я ведь теперь уродлив и больше уже не нравлюсь тебе, - спросило деревянное лицо, которое мы только что почти восстановили до прежнего вида, способного живо улыбаться…       - Я тебя люблю, сынок, - без раздумий крепко обнимаю живое дерево.       - Но… но ведь я тебя подвел, - прошептал он мне в плечо.       - С каждым может приключиться беда, Арахор, - я попытался добавить в голос строгости, обратившись по имени, каким нарек чадо. Но не вышло. – Чувствуешь, как неровно бьется мое сердце в тревоге за тебя?       - Слышу, пап… Ты меня никогда не оставишь?.. – С боязливым шелестом тихо-тихо спросил мелко задрожавший треант.       Мои ноги подкосились. Здорово, что ниже его пояса все еще был ствол с корнями, крепко вонзившимися в почву, а то бы вместе упали. Я готовился рассказать о предназначенной ему миссии, но с каждым днем становилось все труднее признаться – и расстаться… Теперь стала понятна первопричина недуга – Арахор увидел отражение будущих тысячелетий одиночества.       - Это… испытание… оно нужно… нам обоим… Ты навсегда останешься в моем сердце…       Спустя какое-то время Арахор несмело обнял меня, горько проскрежетав:       - Пап, а почему ты меня сделал бессердечным?       Наивный вопрос вновь выбил меня из колеи. Совсем я расклеился что-то от накативших переживаний. Рассудок не был готов к таким последствиям решения, некогда казавшегося разумным и полезным – почему-то слишком больно… Мне трудно далось объяснение:       - Сердце – это телесный орган. Сердце отражает душевное состояние. Чтобы переживать, плакать, радоваться или смеяться, в первую очередь, нужна душа. У тебя она есть, сынок, даже не сомневайся: ты испытывал любопытство и счастье - ты испытал горечь. Эмоции – часть души, свойство души. А еще у тебя есть память…       - Я не хочу проходить это испытание, - упрямо заявил он.       – Сердитость тебе не к лицу, - отвечаю я, чуть отодвинувшись, но не спеша выпутываться из мягких древесных объятий. Проведя пальцем, собрал янтарную смолу, текущую из глаз треанта, и отправил в рот так же, как он впитал в себя мои слезы. – Ты познал горечь слез, сынок, - говорю, вымученно улыбнувшись. – Это часть взросления. Я не хотел приближать этот срок, но он был неизбежен.       - Пап…       - Молчи, - я размазал смолку по его собственным губам. – Некоторые вопросы лучше не озвучивать. На некоторые вопросы лучше не искать ответы… Это урок нам обоим. Понимаешь меня, Арахор?       - Я… я запомню, пап, - ответил треант, впитавший обратно все свои соки.       - Нам обоим будет трудно проходить это испытание. Для тебя минут годы и потом сотни лет до очередной нашей встречи, а для меня пройдет всего лишь миг с момента каждого расставания.       - Я не хочу! - Взбрыкнул треант, вновь обратившийся в ветвистое деревце с наброском лица из жесткой и твердой коры.       - Наши желания иногда разбиваются о реальность, Арахор, - сокрушенно отвечаю упрямцу.       Больше не сказав ни слова, я, раздираемый противоречиями, прошелся до кроваво-красного рунного глифа, под которым хранились два семечка дерева Ултарг. Обратившись в оленя и осторожно протянув к одному из них энергетическую нить, я расколол часть камня и подал пробуждающий импульс. Проклюнувшееся семечко за декаду проросло мне по щиколотку и на этом резко замедлилось, хотя внутри полнилось живительной силой. (иллюстрация 257)       Все это время я провел в медитативном созерцании рядом с ростком Ултарг, а злящийся и упрямящийся Арахор так простоял на том же самом месте, став низким уродливо-узловатым деревцем, огородившимся от «неудобной» реальности частоколом стволов. (иллюстрация 258) Игра в молчанку тяготила нас обоих – никто не хотел уступать.       Я не смог объясниться… Оправдался перед собой тем, что треант не услышит – не захочет слышать.       Трусливо отшагнул примерно на десять лет назад в будущее. Я сумел удержать лицо, когда прямо у Торильского Гномона встретил перед собой сына – каким запомнил его до трагедии. А вот Арахор – нет. Сперва он просиял, открыв рот, потом гневно сузил глаза, резко поджав губы и сжав кулаки, так и не тронувшись с места.       По вентиляции и трещинам по наизусть заученному маршруту я одним фокусом внимания проник на площадь опеки Дыма. Юнец вымещал злость на механических стражах, в данный момент один из них был полностью блокирован терновым кустом, устойчивым к кислоте. И время блокировки неумолимо сокращалось. Юный треант первым не выдержал, и, спустя час игры в гляделки, сдался, воскликнув:       - Ты меня создал ухаживать за тем деревцем, отец?!       - Ты нарушил запрет, Арахор, спустившись вниз, - спокойно осудил его, к этому моменту полностью владея собой и примерно выстроив нить болезненно неприятного разговора.       - Ты сам меня пригласил, - ответил малец. В чем-то он был прав, поскольку я не отряхивался от цветочной пыльцы, невзначай отметившей мой путь до Торильского Гномона. На будущее учту.       - Гнев управляет тобой, сын, заставляя дерзить и нарушать запреты.       - Пускай! – Проорал он, удлинив ноги так, чтобы наши лица были на одном уровне. – Я выкорчевал Ултарг и сжег в лаве вместе со вторым семечком, - солгал он, напрашиваясь на наказание. На драку.       Я не мог проверить его слова, фактически находясь в другом земном полушарии. Однако давно стал чувствителен, много времени пробыв в Темпоральной Яме и держа в руке обруч из трех Слов Власти. Росток Ултарг определенно был жив и развивался.       - У меня есть запасное семечко.       - Я и его изничтожу! – Еще пуще рассердился подросток.       - Дерево Ултарг может расти и без всякого ухода, - отвечаю с долей сожаления.       - Оно для тебя важнее меня?.. – Скрипуче прохрипел Арахор, помнивший все наши уроки по развитию мимики.       - Я взял почку и сжег предыдущего арахора, - сухо отвечаю, не стремясь показывать, насколько больно даются мне эти пугающие слова. – Своему творению я бы мог отмерить ровно столько воли, ума и мудрости, чтобы хватило лишь на верное служение.       Треант не сдержался и задеревенел, пустив ветви и корни, безуспешно попытавшиеся взломать каменный пол.       - Да, Арахор, одна из причин твоего рождения – желанность наблюдения и ухода за деревом Ултарг. Я рад, что ты не умеешь лгать и хоть чуточку чтишь, не смея поднять ветвь на отца… Надеюсь, ты меня когда-нибудь поймешь и простишь, сын. До встречи через век…       Я не собирался так глупо поступать, но уж больно щемило сердце…       Пусто… Никто не встречал, никаких посланий и намеков.       Сутки приходил в себя и отвлекался, откровенно боясь наведываться в Сад. Вместо встречи с неведомым сыном, для которого прошла сотня лет, я инспектировал результаты деятельности Локара. Космического металла набрались многие тысячи фунтов. В основном старые метеориты. Квинтэссенции Льда, что представляла собой космическая странница с яйцами драконов, набралось всего лишь считанные сотни фунтов – все в первый год после падения. Венцом удачи были кристаллы: один величиной с человеческую голову, два с кулак размером все еще оставались скрытыми внутри каменной породы, горсть мелких, габаритами от пальца до зуба.       - Х-хозяйка, - вымолвил распластавшийся у моих ног Локар, призванный Словом Власти «Время». Вместе с ним бухнулись на пол и стали пресмыкаться передо мной-ящерицей оба его подельника, таких же потных и разгоряченных, но не имевших права слова.       Мне стало донельзя противно, хотя я прекрасно знал, что прелюбодейство в них когда-то особо культивировали. Мне стоило великих усилий удостоить рабов чести быть у ног моего истинного облика, а потом отрешиться от взбудораженных людей и зажечь пламя Молний и пламя Аматерасу.       - С вас достаточно страданий рабского существования. Это – ваши Огни Искупления. Они сжигают мгновенно. Пламя Молний просто уничтожит тело и душу, отправив девственный дух на новую спираль перерождений где-то и когда-то на Ториле. Пламя Аматерасу двойственно. Если вы искренне раскаетесь, оно останется белым, а ваша Искра Жизни вспыхнет звездочкой и отправится на небеса. Если вы будете кривить, оно станет черным и начисто сотрет вас из мироздания. Горение продолжится ровно сутки. Кто решит остаться рабом – тот будет продан знакомому вам демону.       Вынеся вердикт, телепортировался из комнаты: дотондзюцу опустило скалу входа, фуиндзюцу дополнительно запечатало, трехсоставной обод Слов Власти увеличился до кольца и вывел получившийся пузырь из парадокса времени. Намеренно дал им ощутить магию рабского ошейника и общее число рабов - трое. Долго ждать не пришлось. Продажная душонка цинично пихнула одного подельника в Пламя Молний, удостоверившись, что я не врал. Оборвавшийся вскрик стал спусковым крючком катарсиса у второго, как я и предполагал, поглощенного белым Аматерасу. Семя сомнений расцвело внутри Локара, до того решившего податься в услужение демону. В итоге раб, рожденный от раба для рабства, не сумел обмануть сам себя - исчез в черном пламени.       Грустно всё это…       Подчистив хвосты, я напоследок взял из руки своего двухтысячелетнего голема понравившийся ему неровный кристалл кометного льда, размером немногим более детского кулака. Создав ледяную перчатку, сунул правую руку в центр могучей грудины. Обратившись в серебряного дракона, принялся утрамбовывать голема самого в себя. Высвобождая накопившуюся ярость и гнев на себя и сына, последним усилием сжал челюсти и впихнул остатки своего ледяного конструкта внутрь деформированного до правильной формы космического кристалла, засиявшего бледным светом, от холода которого с треском стал прирастать лед там, куда падали лучи – даже чешуя и крылья дракона быстро покрылись инеем.       Изможденным, но с легкостью на душе покинул морозильник – самое время было нырнуть в бездонный океан магмы и проверить состояние других заготовок. Сутки я собирался с мыслями, набирался смелости, расслаблялся и нежился в гроте с горячими источниками, некогда любезно отделанными и выпестованными не одним поколением саррухов, рождавшихся и умиравших в никогда не покидаемой ими Темпоральной Яме – пока не изобрели омуты памяти и пророчеств.       Сад встретил меня благоуханием, ровной разметкой клумб. Замком и огромными фигурами сов, выражавших то, как Арахор жаждет домашнего уюта и как он соскучился по другу Уллю. (иллюстрации 259 и 260) Девяносто девять лет Сад был полностью заброшен. Лишь одно место несло в себе вековой отпечаток – рядом с ростком Ултарг. Благодаря смекалке треанта, оно имело потенциал гигантского роста, не сдерживаемого узостью рунного глифа. Он насыпал холмик, оставив в центре лишь главный корень, а все прочие пустив поверх в разные стороны.       - Здравствуй, папа, - поклонился ребенок, изображавший тот возраст, что «нравился» мне.       - Здравствуй, сын. Красиво у тебя получилось, - вполне искренне хвалю.       - Я угодил тебе? – Кротко спросил он. Я тяжело вздохнул.       - До тебя я делал только своих клонов. Ты мое первое разумное творение. Я пытался воспитывать тебя как родного сына, но по крови и видовой принадлежности ты другой – из расы треантов. Эльфы могут повзрослеть до репродуктивного возраста за дюжину лет, а могут зреть почти век – это зависит от многих факторов, прежде всего воспитание. Я пытался представить тебя эльфом, сын, но ты – треант. Поэтому не надо пытаться мне угождать, претворяясь маленьким.       Он смиренно скрипнул и подрос до уровня, когда случилась трагедия:       - Больше я не расту, папа, - пожал он плечами, отвернувшись, но продолжая искоса следить за моим лицом.       - Ты нашел ответ?..       - Судя по тебе, пап, я не справился с задачей.       - Чем ты занимался?..       - Спал, - прямо и честно ответил треант, правильно поняв, о чем мой вопрос.       - Знай, сын, предназначение треантов – это Лес. Забота и защита.       - Ты не обучал меня защите, папа, - сдержанно произнес пацан.       - Ты неплохо обезвредил голема.       - Пап, ты не рассказывал мне о других. О таких, как я… Почему? Ты не успел, да?       - И да, и нет… Первый треант, которого я видел в своей жизни, являлся созданным друидом конструктом на подобии тех бездушных големов внизу. Второй – твой прямой предок. Я чуть-чуть знаю о треантах от Духа Леса и книг. Я тебя вырастил другим – похожим на себя. Извини, сын, я только сегодня понял, что в угоду своим желаниям сделав тебя отличным от других, невольно передал свое проклятье - проблему расовой самоидентификации.       - А… тогда почему…       - Это приятно, когда тебе угождают, сынок, - я верно истолковал его затруднения. – Это моя вина, сын, что ты не мыслишь свою жизнь без меня. Но смысл твоей жизни не сводится к одному лишь служению мне.       Слова застряли в горле. Не смог признаться, что перед осуществлением ритуала думал о тысячелетних деревьях и поиске подсказки, как мне самому справляться с такой прорвой лет - помимо забвения. Одну нашел – спячка, но не для этого ответа я давал своей твари живой и пытливый ум, а главное - память. Это дар и проклятье – вечно помнить всё.       - У меня впереди девять тысяч восемьсот девяносто лет для поиска ответа для тебя, отец… - горько проскрипел Арахор, прослезившись и с деревянным скрежетом сжав кулачки. Он понял природу дерева Ултарг и страшился…       - Рассудком я понимаю, что мы оба должны пройти через все эти душевные муки, чтобы окрепнуть… Но как же это - больно!       - Зачем нам страдать, папа? Почему… почему мы не можем вновь жить вместе? Как раньше…       - Потому что я боюсь тех изменений, что вызывает во мне течение времени. Потому что я существо социальное и стал очень тяготиться слишком затянувшимся отшельничеством, начал сомневаться в здравости ума и правильности целей…       - А… а как далеко твое настоящее время, папа? – С ужасом спросил треант.       - Почти в тридцати четырех тысячах…       - Н-ненавижу тебя! – Вскричал Арахор и стремглав метнулся в самый дальний угол.       Я опередил его и подхватил под мышки.       Быть раздавленным в объятьях дерева – не самая приятная участь. Зато я дал ему высвободить гнев и заодно выяснил, насколько бывают целебны янтарные слезы треанта. Порой во взаимоотношениях сам биджу хвост сломит - сколько же иногда возникает сложностей на пустом месте!..       - Живи, сын, - окрикиваю глупца, сбросившего стручок и решившего свести счеты со своей жизнью. – Хочешь свободы – сам вырасти своего преемника.       - За что ты меня мучишь!? – В сердцах воскликнул зареванный мальчик.       - А ты? Я не идеальный отец.       - Я не идеальный сын, - спустя очень долгое время откликнулся все еще всхлипывавший мальчик.       - Но мы оба стремимся стать лучше, - с нажимом говорю утверждение. – Я останусь обучать тебя защите. Будем проводить спарринги…       - Папочка… умоляю, просто останься со мной навсегда, папа! – Воскликнул треант, подбежавший ко мне и рухнувший у ног, не смея коснуться.       И тут его по-настоящему прорвало. Он на разные лады каялся и клялся, что больше ни за что и никогда не поднимет на меня руку, не причинит вреда и все такое прочее. Он говорил-говорил-говорил, не осознавая, в какую пропасть понимания меня ввергает. Темпоральная Яма – изолированный мирок. Только он и я – его создатель. Редко залетают глупые птицы из необъятно большого мира по ту сторону – все чаще гадят сверху. И вход запечатан мною – от нежданных и нежеланных гостей. Лишь безмозглые насекомые могут - и не боятся - пересекать границу аномальной зоны. Я – неотъемлемая часть его мира, слишком тесного для его широкой души, слишком скучного для его любознательного ума. Я обрек его на две чудовищные пытки, дважды фактически бросив – жестоко предав его беззаветную сыновью любовь. И что же? Он сейчас корит себя за недостаточную любовь ко мне и не смеет молить о прощении у сгорающего со стыда горе-папани, с дуру решившего выступить макиварой для битья. «Мы в ответе за тех, кого приручили… или взрастили», - бичом палача пульсировала мысль в моей голове, определенно, с тронувшимся умом. Адекватный бы ничего подобного не сделал.       Не знаю, как бы мы пережили накал страстей, не приди мне светлая мысль убаюкать Арахора. Сон лечит. Я и сам провалился в дрёму, вновь трусливо сбегая от действительности.       Мой долг перед собственным творением многократно вырос: в глубоком сне я наконец-то отыскал путь домой – в Доминион. Сотни раз пробовал выйти через астрал, как когда-то, разве что церемониальный кинжал не втыкал в сердце – из боязни непредвиденных последствий. Зря.       Практически ничего не изменилось с моего последнего посещения демиплана. Маняще светилась поверхность Купели Сияния, соблазняя мгновенным переходом в «настоящее» - застывшее время сокровищницы Зимнего Клыка. Душа увидела и тело в состоянии, не отличимом от дерева, клубочком свернувшегося на кренделе из ног.       Был соблазн наклониться и подхватить трепещущую душу Арахора, но я сумел не пойти по легкому пути решения проблем. Вместо этого поспешил обратно и стал греть треанта, став маяком для его души, по моей вине погрузившейся в кошмары теней…       - Это меньшее, что я могу для тебя сделать, папа, - просительно сказал мальчик, поднося мне выращенный стакан свежевыжатого сока по окончанию моей разминки с экзотичным тренировочным оружием в виде двух специфичных кунаев, связанных цепью. (иллюстрация 261) – Не лишай меня… - слова застряли в дупле его рта.       - Спасибо, - все, что я из себя выдавить. Ощущал себя последним засранцем, сделавшим из формально приемного сына – добровольно покорного слугу, чей смысл жизни – в господине. Все ли боги проходят через это?..       Никакой радости и веселья всю декаду кряду – лишь вымученные улыбки и внутренние терзания из разряда если бы да кабы. Фамильяры тоже ощущали тягостно подавленную атмосферу и старались вести себя тише воды, ниже травы.       Я перебрал в уме кучу вариантов. Со всех сторон рассмотрел и все же отмел первым напрашивавшийся вариант с древесными клонами. Треанту достаточно посадить свой стручок. Достаточно вырастить палец или сделать прививку, чтобы получился слуга для спарринга с моим ледяным големом. Смерть куклы омрачит - жизнь породит ревность. Я думал предложить поиграть в го или шахматы, но живо представил, что Арахор не подумает пытаться победить меня даже в интеллектуальной игре. Разве может быть творческий задор или игры с таким пасмурным настроением? Вместо учебы – заучивание и заискивание с фальшивой улыбкой до ушей.       - Так больше не может продолжаться, - какой-то там по счету круг вдруг стал озвученным.       - Пап, я сломался? – У меня едва не возник когнитивный диссонанс.       Деревянный стакан в моей руке с хрустом лопнул, расплескав сок из трав и фруктов с мякотью.       - Время залечит…       - Или покалечит, - веско и довольно пессимистично вставил чересчур смелый и вспомнивший о язвительности феникс, не дав мне договорить «душевные раны».       Уллю согласно ухнул - в тоске по мышам-полевкам. Мыслящее растение вздрогнуло, явно вспомнив мои опрометчиво сказанные слова о страхе изменений. «Как же много я наломал дров…» - от этой мысли я сам передернул плечами, ужаснувшись. Но… но я не жалел о своем решении начать этот извращенный опыт даже с тем учетом, что не представляю, закалиться ли мое открытое и пораненное сердце или зачерствеет, о чем когда давным-давно предупреждала богиня устами своей жрицы Лину. Но раз уж я божество, то надо смириться и принимать за данность, что кто-то целиком и полностью посвящает свою жизнь мне. Смекнул отвлечься и отвлечь от черной меланхолии:       - Крупы, пряности, сухофрукты, сухпайки… - начал перечислять я по мере извлечения остатков снеди. Не сдерживал эмоции и сглотнул слюну по вкуснятине, что годы не ел уже, обходясь энергетическим пайком сен-чакры. – Тебе будет интересно восстановить исходные растения, сынок.       - Это приказ? – Смиренно опошлил он всю мою блестящую идею.       - Я давно не кушал обыденной еды, сынок. Мне будет приятно, если ты снимешь несколько мешков урожаев злаковых и заполнишь емкости с пряностями.       - Сделаю, папа, - покорно кивнул он своей потускневшей и выцветшей зеленоватой шевелюрой.       Мне было не занимать терпения, не отказал себе в возможности потрепать мальчугана, возвращая краски жизни его растениям-симбионтам. Он угодливо подставил голову, едва не шмыгнув от накатившей памяти.       К биджу!       Я извлек и завертел перстень, разбрасывая горячие лучики отраженного солнца. Слепок пламенной души золотого дракона Риикано дал мне мудрый совет постичь эмоциональный огонь. Предотвратить обледенение души от холода рассудка? Овладеть изначальным пламенем и божественным огнем на ином уровне? «Познать себя», - так он сказал мне однажды давно.       - Он не стал мне ни другом, ни врагом. Он блюдет бесстрастность архивариуса. Арахор, познавая врага – познаешь себя. Лови, - я подбросил его треанту.       Даже простое прикосновение оставляло черные следы ожогов на древесном теле. Арахор стоически терпел, одев на палец и став наблюдать, как кисть горит и обугливается. Уллю заухал и закружил вокруг струйки дыма. Пинигсеу поцокал, но произнести колкость не успел – я отозвал фамильяров.       - Без борьбы отдашься ему на растерзание? – Строгости да побольше.       - Я не стану драться, папа.       - Лечи себя, сынок.       - Это приказ?       Дерево под ободком прогорело, и артефакт под собственной тяжестью упал в траву, разбросав искры и угольки.       - Ты остался жить, Арахор. Помни об этом, когда будешь в следующий раз пытаться выстоять против перстня Риикано.       - Это приказ?       - Упрямец, - вздохнул я, подхватив его на руки и прижав спиной к своей груди. – Весь в меня.       Я впервые принял при нем истинный облик, более не скрывал свою суть и никак не сдерживался. Вокруг взметнулось огненное зарево слоеной ауры бога. Растения горели – и не сгорали.       Воспользовался божественным аспектом и дарил жизнь, высвобождая свою внутреннюю силу. Ожоги и горелая рука исцелились, а копна волос разрослась до нескольких ярдов, щекоча мое левое ухо. Вокруг поднялся травостой с мой рост. Живительный огонь – пламя жизни…       Пусть, пусть любовь к Эйноли угасла, но как феникс возрождается из пепла, так и я могу воскресить к ней свои чувства и вновь полюбить, открывая заново ту, что и не знал вовсе. Я зашептал в деревянное ушко Арахора:       - Вера. Надежда. Любовь. Береги эти огни, сынок. Я дарю их тебе, как некогда мне их подарил мой небесный отец. Они теперь навсегда с тобой, сынок. Они согреют тебя в час кручины, как дают тепло мне. Верь, надейся, люби – и жизнь наполнится смыслом и радостями.       Оказывается, нет ничего такого страшного в том, чтобы стать для кого-то – настоящим богом. Сплошная приязнь…       Поставив на землю пьяного счастьем треанта, который тут же подрос, я нехотя отстранился. Как когда-то поступили со мной, так и мой черед пришел погрузить неофита в умиротворенный сон, чтобы сила сакральных мгновений пропитала насквозь и сгладилась подсознаньем, пустив в нем корни. Плавно сведя воздействие на ноль и вновь закрывшись, я вскоре покинул умиротворенно спящего Арахора, не став травить свою душу и сразу шагнув назад в будущее.       Я ощутил его – он ощутил меня. Сакральный миг и толика блаженства для обоих.       Меня ждала тенистая рощица с густой травой мне по пояс, в которой невысокому треанту легко было спрятаться. Меня ждала ажурная беседка из живого дерева. (иллюстрация 262) Меня ждал богатый урожай, а так же невесть как раздобытые и совсем упущенные из вида такие ингредиенты, как яйца и соль. Даже не представляю, что в себе удавил Арахор, когда развел приятно щебечущих птиц и потом стал собирать и хранить их яйца – для меня.       - Здравствуй, папа. Ты вернулся…       - Здравствуй, сынок. Ты победил…       Я присел, позволяя ему подбежать и обняться.       - Я скучал по тебе, папа! Очень-очень скучал… - слышалось сквозь всхлипы.       - Ты ни разу не впадал в спячку.       - Ни разу, - твердо и радостно подтвердил он, не способный мне лгать и ощущавший мою гордость.       - Покормишь папу?       - А то! – С радостью согласился треант, вновь улыбчивый и веселый. Но в нем уже не былого того задора и милой наивности, как в наши первые месяцы жизни.       Я объелся и в удовольствие подремал.       Он хотел общаться, но терпеливо не нарушал святое молчание во время трапезы и сна.       - Ну, хвастайся.       Несколько дней Арахор выговаривался, без ложной скромности показывая и рассказывая о своих успехах и достижениях на ниве «культурного садоводства» - отец не стеснялся перенимать опыт и лишь подстегивал сына своими каверзными вопросами. Он победил огонь перстня с золотым драконом, но по-прежнему твердо стоял за пацифизм. Я не стал настаивать на поединках, осознавая, что путь ниндзя – не его.       Еще несколько дней я совершал почти что кощунство, знакомя дитя природы с разными кушаньями – питающими огонь. Умный треант сам дошел до этой мысли, хотя ему все еще сложно было мириться с тем, как я питаюсь и что я – огненное божество. У него в деревянном мозгу не укладывалось, что бог огня и пламени может в качестве сына вырастить треанта – дерево? Арахор просто принял это за данность. Он не хотел вновь расставаться и не сдерживался, когда провожал меня к выходу из Сада.       Век сменялся веком.       Миновали тысячелетия.       Роща заматерела и постепенно состарилась. Обделяемые вниманием дубы опустили кривые ветви до самой земли. Вскоре они и дикоросы покрылись слоями мха, паразитирующего на загнивающей и давно не знающей ухода древесине. (иллюстрации 262-265) Признаки возвращающейся меланхолии становились все явственней. Сам того не подозревая, Арахор открыл Ящик Пандоры, когда понял природу буханки хлеба и умудрился не просто приманить птицу, а считать ее память. С тех пор вестники Большого Мира травили его душу россказнями о недоступной жизни там, за границей тесного мирка треанта, словно бы в насмешку приставленного огненным богом холить и лелеять дерево Ултарг, которое высадили в кратере потухшего с незапамятных времен вулкана и которое плодоносит лишь раз в десять тысяч лет. А еще у арахора развился комплекс неполноценности из-за его мизерного роста и прочих отличий по сравнению с его родичами, которых где-то когда-то встречали перелетные птицы, которым не посчастливилось пролететь мимо купола над Темпоральной Ямой.       Каждый из нас до конца тянул свою лямку. По молчаливому согласию мы с ним не касались темы боев и свободы уйти. Исключением можно считать удовлетворение любопытства – а что такое снег и зима? Я насытил его интерес, зарядив пару из кристалликов с кометы, чтобы имитировать смену сезонов: один на десять лет кряду, второй на оставшиеся девяносто. Через век я ощутил себя круглым болваном и беспросветным тупицей! Рецепт от меланхолии оказался прост как дважды два – естественный природный цикл смены времен года. Но шло уже девятое тысячелетие… Все крепки задним умом. Парадокс времени позволял исправить эту, мягко говоря, оплошность, однако я счел святотатством нарушать непрерывность и бесконфликтность течения времени сына – Арахор ощутит фальшь от не состыковки времени. Строго заданная периодичность прыжков в этом временном отрезке сыграла со мной злую шутку. Впрочем, последний прыжок выбивался из ряда – по понятным причинам.       Наконец-то дерево Ултарг разродилось плодом, ярко горевшим золотом в середине кроны. Я не застал цветение и то, как единственный плод рос до размеров мандарина. Однако три месяца его окончательного созревания застал во всей красе. (иллюстрация 267)       Бок о бок с треантом я сидел и днями медитировал, созерцая и познавая уникальное чудо природы. Вообще-то дереву полагалось принести более одного плода. В каждый из них удивительное растение вложило бы накопленную за тысячелетие Силу Жизни и Долголетие. Каждый смертный, съевший такой чудесный плод, превратится в бессмертное существо. Но Арахор решил иначе. Он всю силу свел в один единственный плод – для любимого отца-творца. С одним единственным семечком, которое я сумел разглядеть и даже понять, что за сюрприз приготовило мне мое жизнерадостное творение, с каждым днем до финала проявляющее все больше нетерпения. Понять и приготовить ответный ход.       Арахор от многотысячелетнего общения с Риикано научился покрываться пламенем, поэтому совсем не в фигуральном выражении сгорал от нетерпения, когда я отправился срывать созревший плод Бога.       Я ожидал второго по счету повышения божественного ранга внутри Темпоральной Ямы и второй превосходной, но не шибко желанной формы, которая будет не заполучена, а выращена с примитива – яйца и семечка соответственно.       Он ожидал зрелища.       Субъективные сутки стремительного роста семечка в зрелое дерево я ужал в секунду при помощи обруча из трех Слов Власти. Почти рутинное дело: с восемью открытыми вратами Хачимон и в Сеннин Модо умело справиться с колоссальными объемами энергии, частично перебросив в Доминион, частью переработать их и сродниться с новой формой, обладающей уровнем развитости моего центрального Очага.       Арахор предвкушал… Взметнулись бровки и открылся рот от немого удивления обманутых ожиданий. Он упростил мне дело с ответным сюрпризом-подарком. За долю секунды: я схватил фигурное полено; перенесся обратно к плодовой ветке; молниеносно обкромсал ее, сохранив на кончике плодовую ножку, на которой еще поблескивала золотая капелька; насадил широко раскрывшее рот чадо на черенок – сам он не cмог решиться совершить подобное. Перед тем, как началось долгожданное слияние, я едва успел телепатически отправить благодарственное напутствие:       - Сынок, это мой тебе подарок за твои Великие труды. Прояви смекалку и поглоти дерево Ултарг. Стань сильнее. Стань взрослее. Стань равным. Я люблю тебя, Арахор! Я верю в тебя, Арахор! Я надеюсь…       Дерево Ултарг не обладало самосознанием, но отчаянно боролось за свое существование, обладая уникальными силами и могуществом делать божеств. Аппендикс в виде деревянного эльфийского юноши за минуту оказался преобразован в крупную ветвь – лишь в развилках угадывались руки да ноги. Я четко видел сущность Арахора, мечущегося внутри высокого и толстого ствола в десятки охватов. Он боролся за жизнь и судорожно искал средоточие, которого не было.       Кеккей Генкай Ки. Во мне еще бурлила остаточная энергия, чтобы суметь по горячим следам применить легендарный Мокутон, доставшийся в придачу к повышению божественных сил и становлению божественным друидом. Я поторапливался неспешно. Сел на корни, свел ладони и вытянул их вперед, прикоснувшись к шершавой коре Ултарг. Сосредоточился, потянул на себя природную энергию и вновь перешел в режим мудреца. Очень аккуратно и старательно принялся вытягивать сен-чакру, захватывая с собой удивительную магию самого дерева Ултарг. Накопив достаточно, высвободил слоем поперек всего ствола – и толкнул вверх. Еще раз - вниз. Еще раз - вверх. Повторял итерации снова и снова, пока моя чакра со стихийным свойством Дерева не рассредоточилась более-менее равномерно по всему дереву – от корней до листьев. Я превращал почку потенциала в полноценную жемчужину божественной способности: второй, обретенной мною в Темпоральной Яме, и седьмой по счету. Я съел плод – я был родственен. Дерево Ултарг меня не отвергало – в отличие от арахора.       Истратил резервы нагрудной печати, резервы кулона мета-чёток, внутренние резервы и через сутки поддержки заработал настоящее истощение. Я уже не застал момента, когда Арахор понял замысел, преодолел себя и сумел расширить свое сознание на всё Дерево Ултарг, чтобы воспользоваться созданным мною мостиком из чакры и завершить обожествляющее слияние…