Утопия для четверых

- Рейн? В дверь, на которой с внутренней стороны был приклеен большой плакат Disturbed, настойчиво постучали. Хозяин комнаты только выпустил длинную струю дыма в потолок и перевернулся на живот, сминая под собой простынь. Над его головой стояла сизая пелена, потихоньку тянущаяся к открытому окну и сотрясаемая басами, которые буквально разрывали колонки, стоявшие на подоконнике. Благо, что в разгар дня никому не было дела до тяжелой музыки и мрачных текстов, которые душераздирающими воплями исторгали из своих тел музыканты. Рядом с Рейном, тут же на кровати лежал ноутбук, соединенный с розеткой длинным толстым шнуром и почти разрядившийся мобильный телефон. На экране компьютера в окне Skype то и дело проскакивали новые сообщения, на которые юноша изредка отвечал парой безразличных слов, параллельно с перепиской шла загрузка старого черно-белого фильма про цирк уродцев. - Ну же, малыш, открывай, – не унимался Питер. - Умриии… - Широко зевая и потягиваясь, Рейн медленно, раскачиваясь из стороны в сторону и сжав в пальцах дымящийся косяк, направился к двери и рывком открыл ее. - Нужна ваша помощь, доктор, – заключая парня в объятия, прошептал ему в ухо мужчина, – сможешь же рану зашить? - Извинись для начала, придурок. - Выглядишь как обиженная девочка. Можешь съесть меня из ревности, и я всегда буду с тобой. - Я подумаю над этим, – освободившись от рук Питера, Рейн с уже меньшим раздражением последовал за ним в ванную комнату.Там, опершись руками на раковину и едва стоя на ногах, их ждал Стив, на голой окровавленной спине зияли две рваные раны. Он чем-то напоминал падшего ангела, которому только что выдрали крылья. Сделав последний укол лидокаина, Рейн осторожно погладил аккуратный шов. Он остался доволен своей работой, запах крови его совершенно не смутил, а кожа пациента оказалась невероятно приятной на ощупь. Стив размеренно дышал, иногда морщась от боли, но продолжал покорно сидеть, доверив себя рукам этого красивого смуглого мальчика, который действовал на него подобно морфию. Мальчик был слишком красив, чтобы не испытывать к нему трепетную ненависть, но и слишком ласков, чтобы распластать его сию же секунду на полу и навсегда прекратить его существование. - Простите, если было слишком больно, – вдруг тихо, совсем не своим голос, прошептал Рейн. Смотря на все это, Питер непонимающе нахмурился. Прижавшись щекой к теплой спине, мальчик блаженно закрыл глаза. -Он хороший, Питер… мне нравится… нравится… Худые нежные руки обвили торс мужчины. Подкрепленный эффектом от выкуренной марихуаны юноша плохо контролировал себя, по-кошачьи ластился к незнакомцу, которого он прежде посчитал причиной неприятного утреннего разговора с Питером. Вдыхая аромат кожи Стива с таким вожделением, словно он пах чем-то кроме антисептика и пота, Рейн легко, почти незаметно поцеловал мужчину за ухом. Мутные карие глаза непонимающе взглянули на него украдкой, но Стив и не думал шевелиться. «Хороший звереныш, нравится… ласковый» как бы читалось на лице мужчины. - Я думал, ты собираешься его только подлатать. Рейн ощутил вдруг как его собственного аккуратного ушка, на котором висело золотое колечко, коснулось горячее, отдающее табаком дыхание. - Отвали… - жеманно, как-то чересчур по-девичьи отмахнулся от Питера юноша. Ему было слишком хорошо. Обида на Уильямса уже не имела былого значения, он сию секунду, прямо здесь и сейчас на полу хотел раствориться между двумя мужчинами. Закрыв глаза, он вдруг ясно представил себе все это со стороны в дрожащем нежно-сиреневом свете. Он видел себя, отчаянно кусающего собственные окровавленные губы, видел, как две пары рук впиваются пальцами в его часто вздымающуюся грудь, в плоский живот, как он кричит от боли и наслаждения. Пальцы Стива, холодные и неродные прорывают кожу на животе и погружаются внутрь, стремясь к пульсирующим похотью органам. Они проникают в тугой склизкий комок кишок, затем, слегка подвинув желудок, устремляются к лихорадочно перекачивающему кровь сердцу. Рейн стонет, выгибается дугой и тянет ослабшие руки к мужчине, обвивая его шею. Стивен еще никогда не был так близко, ни с кем кроме своих жертв, но движимый одним лишь жаром бьющегося под ним тела, он с интересом исследует предложенную ему кожу, пробует на вкус, на прочность. Ему хорошо известен солоноватый вкус человеческого тела, но сейчас вкусовые рецепторы на языке задрожали от пряности матовой кожи. Это было сравнимо разве что с умопомрачительным букетом специй на рынках, куда стекаются иммигранты из Индии, Китая и Таиланда. Стив будто бы склонился над лотками с бадьяном и имбирем, шумно вдохнув сладковато-горький аромат и ощутив губами приятную остроту. Рейн призывно вздохнул, так нежно и сладко, словно брызги кокосового молока, направив руки мужчины ниже, по упругому прессу, гладкому животу к напряженной плоти, подчинившейся всем животным инстинктам. Это дикое буйство запахов, текстур, вкусов и чувств медленно и сладко близилось к своему апогею, трепеща подобно чистейшей капле росы, норовящей упасть с угловатого листа в бездну тропических джунглей, окутанную горячими обильными испарениями... Юношу накрывает волна оргазма, удушающего, словно ему на голову надели бумажный пакет. Руки Питера овладевают членом юноши, грубо и властно лаская его. Больно. Рейн плачет и бьется под ним, умоляет отпустить так отчаянно, что разбивает локти и затылок о кафель. Внутри него все клокочет от страха и напряжения. Сил сопротивляться больше нет. Уильямс зачем-то давит ему на грудь, не давая подняться, а дышать становится поистине невыносимо. Это очередная игра гребаного маньяка. - Ты красивый… - с легкой свежей кислинкой шепчет Питер и его голос гулко раздается в тяжелой голове Рейна. – Такой красивый… мой мальчик… Рейну остается только наблюдать как в тускнеющем и снова нежно-сиреневом свете Уильямс развязно и грязно, словно на публику целует Стива, жадно терзая его губы, все еще хранящие вкус юного тела. Кажется, что он вовсе забыл про мальчишку на пару минут, увлекшись своей поразительно покорной игрушкой, он едва ли не бросается на нее, превращаясь в животное, истекающее слюной, источающее одурманивающий мускус. Этим минуты похожи на черный перец, попавший в дыхательные пути, на семена горчицы, застрявшие в горле. Рейн бьется в немой истерике, пока тяжелый взгляд отчего-то красных глаз Питера не падает на его искаженное сладостными муками лицо. - Мы слегка забыли о тебе, - все так же гулко говорит мужчина. Происходящее чертовски забавляет его. Он улыбается, щекотно лаская внутреннюю сторону бедра юноши, мягко целуя загорелую коленку, так что постепенно дыхание Рейна приходит в норму. Нежно-сиреневый свет заволакивает и без того мутные глаза мальчика. Очнувшись, юноша снова оказался в ванной, лежа на полу и рассредоточено смотря по сторонам. Над ним склонился Питер и успокаивающе поцеловал его вспотевший лоб, как обычно целуют только, что потерявших девственность подростков. Устало моргнув и переведя взгляд немного правее, Рейн увидел спокойного, слегка улыбнувшегося ему Стива, который в свою очередь тоже склонился над юношей, даря совершенно безвкусный глубокий поцелуй. *** Ближе к полуночи в задохнувшемся помещении, которое наполнял вонючий алкогольный и резкий запах пота, рука детектива Адама Шоу безвольно повисла на подлокотнике кресла, пальцы ослабли, выпуская полупустую банку темного пива. Он был уже не молод, временами ему нездоровилось, слабело зрение, но он относился ко всему этому так наплевательски, что даже какая-то ничтожная банка пива не могла нанести ему большего вреда. Ее содержимое покидало этот заскорузлый организм в том виде, в котором туда поступало. Вот и сейчас широкую грудь сотрясли первые рвотные позывы, Адам, не разбирая дороги, поплелся к унитазу, пал перед ним на колени, втянул живот и глубоко кашляя, изверг из себя грязно-розовую смесь полупереваренной еды. Хорошо, что никто из коллег никогда не видел его таким: слабым, с трясущимися руками и слезящимися глазами. Он бы непременно растерял все уважение и страх, с которым относились к нему последние двадцать пять лет, выставив себя на посмешище. Нет, он больше не станет пить. По крайней мере, сегодня. Тщательно прополоскав рот и умывшись, Адам вышел в полутемный коридор и настороженно замер. Голова еще гудела, и услышать что-либо, из-за бешено стучащей в висках крови, было просто невозможно, поэтому мужчина просто закрыл глаза. Он пытался сосредоточиться на окружающих его звуках, тихо ускользавших от него в плохо освещенной квартире. Первое, что детективу удалось различить, это шум канализационных труб в соседней квартире, мерное гудение полупустого холодильника, который он купил, когда развелся во второй раз, затем какой-то маловажный грохот на улице и тихое шуршание махрового полотенца, сползшего с его плеча на холодный пол. Шоу постоял так еще, пока его босые ноги совсем не затекли и он не услышал то, чего ожидал: телефонный звонок. - Да? – хриплым бесстрастным голосом ответил Адам, почесывая сильно отросшую и немного поседевшую щетину. - Адам, дружище, это Ашер, – донеслось из трубки. Ашер снова говорил по громкой связи, вероятно, не переставая что-то печатать. - Не удивительно, что кто-то еще решится звонить мне так поздно. - Ха-ха, Адам, ты снова строишь из себя засранца. И снова быстрое, сумасшедшее клацанье кнопок. - Тебя дерьмово слышно. Что-то случилось? - Не то чтобы прямо случилось. Тебе звонил Дэвид Коулман? - Кто это? - Адам, я серьезно! - А… это тот пацан. Нет, да и на кой черт он тебе сдался? - Давно ты его видел? – голос комиссара был встревожен, и именно это насторожило детектива. Парнишка по имени Дэвид Коулман был женихом дочери Ашера и сколько Адам помнил, старик никогда не отзывался о нем с большим восторгом или заботой, однако, все же подыскал ему место в полиции: попросил Адама взять мальчишку в напарники. - Моя дочь сказала, что он не появлялся дома уже неделю, говорил, что у него много работы и не отвечал на ее звонки. - Я послал этого никчемного ребенка заниматься бумагами, он затрахал мне все мозги. Больше мы не встречались. - Но в отделении тоже сказали, что он не показывался уже три дня,– мужчина говорил уже с явным беспокойством, даже перестал печатать. – Скажи, какое дело ты сейчас ведешь? - Того психа, который не так давно завалил семейную пару и полицейского, снял с них скальпы, вырвал языки, а сержанту еще и выдавил глаза. Так что он вообще не смог бы дать показания, даже если бы каким-то чудом выжил, - самозабвенно рассказал Шоу, но затем замолчал и, чертыхнувшись, спросил, - Эй, Ашер, ты же не думаешь, что парень решил помочь мне в одиночку? PS: могу поздравить себя с началом сюжетной линии