Последняя песнь Незмериль

И затихли в скорбном молчании ледяные ветра, обрела вновь сок листва многовековых деревьев Великой Пущи, а птицы и звери безустанно вершили дела свои, обретая потомство и не зная забот, что ведали народы Средиземья. Мир не менялся удивительно и приметно, храня порядок, но изменялись те, кто населял его. И изменялись порой не по своей воле, а по принуждению рока, злого и беспристрастного. Не замечал ни жизнелюбивого сияния солнца, ни сладкого пения птиц, ни торжества летнего дня лесной король, что в ту безрадостную пору возвращался домой из похода к Гундабаду. Дурманило его мысли и чувства горькое отчуждение. И пустым всем виделся взгляд Владыки, который почти не поднимал он от земли. Речи же предводителя лесных эльфов были немногословны и сухи, словно поражённая безводьем почва Харада. Однако не ведал ни единый из его храбрых воинов правды, хлёсткой и неотвратимой: часть Трандуила, преисполненная жизни, осталась навеки у Мглистых гор, погребённая в черноте пепла. И заняла её место стужа, сплетённая из далёких криков битвы и последнего взгляда той, что он потерял, не имея вины, но коря себя за свершившееся. Таков был новый удел короля, что оказался меж болью, которая не знала пощады и не угасала, и тоской, которая лишь брала своё начало, но не имела конца, с каждым бессмертным годом становясь сильнее. Показались вдали знакомые ворота дворца, предвещающие о завершении изматывающего похода. Но никогда ещё не казались они такими чужими Владыке, который осматривал их взором отрешённым и потерянным: дом встречал Трандуила пустотой, ибо было у него много подданных, но не было более родных. Так обманывался лесной король. И всхрапнул встревоженно конь под Трандуилом, останавливаясь, а на витиеватой дороге показалось внезапно и нежданно дитя, златовласое и светлоокое. Уверенно и твёрдо ступало оно босыми ногами по прогретой земле и нежно проводило изучающей рукой по высокой траве, что обрамляла тракт. И стоило лишь ребёнку обратить свой взгляд, внимательный и открытый, на Владыку – узнал лесной король любимого сына Леголаса, подросшего и окрепшего. Дрогнуло смятенно сердце Трандуила, и широко распахнулись глаза, ибо в чертах лица принца узнал он образ покойной Незмериль. – Милорд Трандуил, – донёсся до лесного короля голос эльфийки, что выступила на дорогу, почтенно поприветствовала Владыку и подошла к Леголасу. – Он ждал вас. Чувствовал, что вы вернётесь сегодня. Не помня себя от множества чувств, немедля спешился Трандуил, но медленно ступил навстречу сыну, не смея отводить от него взора, преисполненного нерешительности. Так давно не видел он обожаемого Леголаса и так не доверял своему уязвлённому разуму, что дикая боязнь обмануться иллюзией захватила его безраздельно наравне с желанием взять сына на руки. – Ты ждал меня? – дрогнув внутренне, вопросил король, опускаясь на колено и вглядываясь в лик дитя. – Ждал, – вымолвил Леголас негромко, – папа. И чистый голос его растопил сердце Трандуила, который склонил на миг порывисто голову, ибо не мог сдержать слёз: таким тяжёлым и радостным было то мгновение для него. – Как же ты узнал, когда я вернусь? – с грустной улыбкой спросил Владыка, осторожно поднимая на руки сына. – Так пела мама. И особая серьёзность, искренняя и честная, доступная лишь детям, не смеющим говорить ложь и искажать правду во зло, затмила лицо Леголаса, припоминавшего ведомое только ему: "... И будет слепой полон грусти ответ: На битве король, защищает он свет, Лишь с летним рассветом обратно придёт, Сиянье звезды его в дом приведёт". Отзвуки песен, звучавших в счастливую пору, отдалённым эхом всколыхнули воспоминания, что ныне жили в памяти предводителя лесных эльфов лишь скупыми отрывками. И причиняли те воспоминания боль не телесную, но душевную. – Всё верно, – негромко вымолвил Трандуил и крепче обнял сына. – Где мама? – голос Леголаса звучал бесхитростно, а глаза смотрели вдумчивее всякого из детей людей. И не ведал король ответа, который бы смог он поведать ребёнку. Только беспомощно метался его взгляд, и вторили ему думы. – Она ушла в Валинор, – старался говорить спокойно Владыка, – когда-нибудь вы вновь встретитесь. Мы встретимся. – Скоро? – Не знаю… – покачал головой Трандуил, и взор его затуманился. – Ты слишком мал, чтобы уйти так далеко от меня... Однако недолго царила в глазах его печаль. Сызнова выпрямилась гордо спина, и поднялась высокомерно его голова. – Как только все воины доберутся домой – запереть ворота, – холодно отчеканил Владыка, отрешённым взглядом обводя своих поданных. – Всех пришельцев и послов отсылать обратно, будь они последними из бедняков и первыми среди королей, даже если весть их будет о конце света! Не пускать путников на Лесной тракт без моего позволения! Ни единой капли крови эльфов Зеленолесья не прольётся более по чужой прихоти! Быстрым шагом отправился прочь, во дворец, Трандуил, прижимая к себе своё единственное из оставшихся сокровищ – сына. И всё другое было теперь безразлично королю, ибо некому было поведать ему о страхах и тревогах, некому было обратиться за советом. Незачем было просить помощи тому, кто ныне считал себя вновь одним. Позабылись слова мудрой Незмериль о том, что губит молчание сердце и душу. То была пора, о которой теперь знают немногие. Время, когда белое обернулось для своенравного Трандуила чёрным, когда ненавистным стало обыденное, когда сменился на всю долгую жизнь порядок, дарящий некогда спокойствие и радость. И весь холод и жестокость, что таились в лесном короле ранее, но сдерживаемы были нежной Незмериль, ныне господствовали в нём безраздельно, подчиняя себе. То было другое время, неповторимое и ласковое, словно волны Великого Моря, но трагичное и суровое, как всякая из войн. Оглашённое сладкими песнями лесной королевы, дарившей их миру так недолго. Единственной любви Владыки Лихолесья.