Собирая осколки

В кабинете тихо и светло, через открытое окно доносится только шум колыхающихся деревьев в саду, из коридора – разговор медсестёр. Кирилл сидел на стуле напротив седовласого мужчины в белом халате, являющегося его лечащим врачом. Рядом с ним сидела мать, изредка бросая на него встревоженные взгляды и внимательно слушая все наставления Павла Петровича. Кирилл смотрел в окно, где теплые летние лучи сверкали в безмятежном бассейне фонтана, отбрасывая солнечных зайчиков прямо в кабинет. Он наблюдал за тем, как едва заметно ветер колышет бежевую занавеску на окне, как ярко-красный цветок на подоконнике тянется к солнцу, словно желая выскочить из этого кабинета туда, к теплу, солнцу, свободе. Кирилл не знал название цветка, но растение странным образом привлекало внимание. Необыкновенно яркий, слишком назойливый, слишком живой... Кирилл на мгновение прикрыл глаза и тихо вздохнул, стараясь прогнать все мысли из головы. - Я выписал ему легкие транквилизаторы. Чтобы заживление шва шло без проблем, советую использовать вот эти мази, - Павел Петрович склонился над листом бумаги, куда внес еще одно название, прибавляя к уже имеющимся лекарствам для профилактики ВИЧ, к антивирусным, противовоспалительным и еще куче каких-то ни о чем не говорящих названий. Павел Петрович оторвался от бумаг и взглянул на своего пациента: - Кирилл, ты должен строго выполнять все мои назначения, чтобы в будущем не было проблем. Парень механически кивнул, плохо понимая, о каком будущем идет речь. Он не видел его больше. Совсем. - Мы всё будем принимать, - заступилась за него мать. - Первое время будет тяжело, - будничным тоном произнёс врач. - Я понимаю, - кивнула Мария Васильевна, с болью взглянув на своего сына. - Но не только ему, но и вам придется с этим бороться, - добавил мужчина и перевел взгляд на молодую девушку. – Будет лучше, если вы найдете Кириллу хорошего психотерапевта. У нас в городе таких специалистов нет, но вот в районном центре есть. Если не справитесь сами, то лучше не тяните и поезжайте. - Да, хорошо. Спасибо, Павел Петрович, - произнесла мать Кирилла, поднявшись со своего стула. - Жду вас на прием через неделю. Надеюсь, у вас все наладится, - приветливо ответил мужчина. - До свидания. - До свидания. Две недели, проведенные в больнице, казались Кириллу длиннее двух тысячелетий. Постоянные осмотры, уколы, вопросы вызывали у него только истерику, с которой никакими силами не удавалось справляться. Слёзы и крики быстро подавлялись «добрыми» докторами, которые вкалывали ему снотворное. Чередования беспамятства и короткого бодрствования длились довольно долго. Всё сливалось в сплошную серую массу, он открывал глаза, видел лица то матери, то отца, и снова засыпал. А потом приходили люди, заставляя его снова проходить через ад. Кирилл вышел из кабинета, съежившись от любопытных взглядов медсестёр, которые, прекратив все свои разговоры, смотрели на него. - Пошли, - подтолкнула его мать к выходу. Уткнувшись взглядом в пол, он двинулся вперед, желая раствориться в воздухе, исчезнуть, умереть. Он глубоко вздохнул и шумно выдохнул, стараясь взять себя в руки и подавить комок в горле. Всю дорогу до парковки они молчали, не зная, что сказать друг другу. Выйдя из больницы, Кирилл зажмурился от яркого солнечного света, чувствуя себя как на арене перед миллионной публикой, смотрящей на него с презрением. Он так хотел скрыться от всего этого, спрятаться. Навечно. На парковке, у ворот лечебного учреждения, возле машины их встречал его отец, Антон Сергеевич. - Привет, - бодро поздоровался он, протягивая руки, чтобы обнять сына. - Привет, - немного сконфуженно ответил Кирилл, отступив на шаг. - Прости, - тихо выдохнул он, чувствуя напряженность. - Просто... мне нужно... время, - выдавил Кирилл из себя, мечтая спрятаться куда-нибудь в угол, туда, где его никто не достанет. - Все хорошо, Кирюш, - спокойно произнесла его мать, не делая попыток прикоснуться к сыну. - Поехали домой? - Да, - понуро кивнул Кирилл, открывая дверцу машины и забираясь на заднее сиденье. Вжавшись в сиденье, парень всеми силами старался унять дрожь в теле и не думать ни о чем. Получалось плохо. Домой они приехали, когда солнце стояло в зените, а люди спешили на обед. Кирилл, набрав в грудь больше воздуха, открыл дверь машины и оказался на улице. Стоя на тротуаре в трех шагах от своего дома, он окунулся в водоворот шума многолюдной улицы, который приводил его в состояние близкое к панике. Сердце забилось втрое быстрее, руки задрожали, а во рту мгновенно пересохло. И единственным желанием стало провалиться сквозь землю. - Пошли, - подтолкнула его мать вперед, замечая бледность сына. - Да, - едва слышно ответил он, съежившись и плотнее закутываясь в широкую ветровку. Путь от машины до крыльца он чуть ли не пробежал, стремясь, как можно быстрее очутиться в тишине. Оказавшись в тишине гостиной, Кирилл с облегчением выдохнул. - Все в порядке? - поинтересовалась его мать, останавливаясь рядом с ним. - Да, - коротко ответил он, направляясь в свою комнату. Останавливать его никто не стал, но услышав шумный обреченный вздох родителей, он еле сдержался, чтобы не закричать. Закрыв за собой дверь спальни, Кирилл прижался к двери, и именно в этот момент понял, в каком напряжении находился всё это время. А это ведь только был путь от машины до дома! Боже, как же он сможет это выдержать? В комнате ничего не изменилось. Та же кровать, стоявшая у стены, напротив окна с видом на сад. Тот же письменный стол в углу, с компьютером, дисками и тетрадями. Тот же книжный шкаф возле стола, те же светло-коричневые обои и бежевые занавески на окне. Всё то же самое. Только откуда это ощущение, словно он находится в чужой комнате? Забравшись на кровать, Кирилл облокотился на стенку, поджал колени к груди и стал смотреть в окно. Шелест листвы, доносившийся из открытой форточки, немного успокаивал, снимая напряженность. Может, ещё всё наладится? Может, он ещё сможет жить с пустотой в груди и вечным страхом, с безразличием к миру и опустошенностью внутри? Может, если он просто будет дышать, всё получится? Ведь это не так сложно. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. ... Мой мальчик... - Хватит, - отчаянно прошептал он в пустоту комнаты, до хруста сжав в кулаках одеяло, ощущая, как по щеке бегут слезы. Но образы в голове не исчезали, заменяя собой реальность. Его снова растягивали, вбивались, заставляли кричать и умолять о пощаде, грубые ласки и шарящие по телу руки. - Кирюш, пойдем обедать, - позвала его с той стороны двери мать. Кирилл резко поднялся в кровати и наскоро вытер слезы. Он не хотел, чтобы его видели в таком жалком состоянии, он должен быть сильным. Должен. Кирилл вышел из спальни, натолкнувшись на обеспокоенный взгляд матери. - Я приготовила голубцы, твои любимые, - натянуто улыбнулась она. Кирилл слышал фальшь в ее бодром голосе, но не стал ничего говорить, ему нужен был кто-то рядом, чтобы не быть одному и не сходить с ума от воспоминаний. - Пойдем? – неуверенно спросила она, не прикасаясь к нему, за что Кирилл был ей благодарен. - Да. Вдвоем они прошли на маленькую кухню, где недавно начался ремонт. По голой штукатурке у дальней стены можно было догадаться, что в его отсутствие никто ничего не делал. Сев на твердый стул, Кирилл зажмурился от неприятной боли, но стойко выдержал несколько первых секунд, когда потихоньку ослабевало осознание того, почему болит, он выпрямился за столом. - Отец на работу ушел, но обещал сегодня освободиться раньше. Посидим вместе, посмотрим кино, - засуетилась Мария Васильевна вокруг него, накладывая обед в две тарелки. – Я рекламу видела, вечером должны по «второму» хороший фильм показать. Кирилл смотрел на аппетитные голубцы в своей тарелке, не в состоянии заставить себя проглотить хоть кусочек. Последние две недели его насильно кормили только бульонами, но сейчас, странным образом, он даже голода не чувствовал. Кирилл не хотел обижать мать, но с собой ничего поделать не мог. - Хочешь, я что-нибудь другое приготовлю? – заметив его отвращение на лице при виде еды, спросила она. - Нет, я не хочу. - Ладно, вечером поешь. Кирилл сомневался, что позже ему захочется есть, но разубеждать мать не стал. К тому же прозвенел звонок в дверь, и она пошла открывать дверь. - Здравствуйте, Мария Васильевна. Можно? Голос Кости, доносившийся из коридора, Кирилл узнал. Но хотел ли он сейчас видеть Крылова? Всё стало слишком сложно и запутано. - Да. Конечно, проходи. Друзья всегда нужны, - наивно произнесла его мать, не подозревая об истинных отношениях своего сына с приезжим другом. - Спасибо. - Кирюша на кухне. Через секунду на пороге появился Костя. Все две недели, что Кирилл лежал в больнице, Крылов был рядом. Почему он приходил, почему терпел равнодушие, истерики и крики, почему возвращался, когда его прогоняли, Кирилл не знал. - Привет, - неуверенно поздоровался Костя, проходя на кухню. - Ребят, вы пока посидите, а я в магазин сбегаю, хорошо? – бросила Мария Васильевна, заглянув в комнату. Кирилл безразлично кивнул, что хватило для его матери. Когда женщина ушла, Костя прошел за стол и взглянул на голубцы. - Вкусные? Что не ешь? - Что тебе нужно? – грубо спросил Кирилл. То, что было между ними раньше, уже не будет. В груди неприятно и горько заныло. - Чтобы ты поел, - невозмутимо отозвался Костя, переложив пару голубцов к себе в тарелку. Повисло неуютное молчание, нарушаемое урчанием холодильника и тиканьем настенных часов. Костя, растеряв свой боевой настрой, устало вздохнул и, отложив вилку, посмотрел на Кирилла. - Их задержали, Кир, - произнес он ровным голосом. – Всех троих. Слова резанули по натянутым нервам острым лезвием ножа. Кирилл вдохнул, задержал дыхание, вцепившись пальцами в скатерть, как утопающий за последнюю соломинку. ... – Ноги шире, хорош из себя целку строить, сладкий, - его дергают назад, ставят на четвереньки, вынуждая склониться в мучительно унизительной позе. Грубые, жестокие прикосновения выворачивают всю душу наизнанку. - Эй, ну, не плачь, маленький, - стирая языком слезы с его щеки, произносит блондин. – Хороший мальчик... - Сань, съебись, а? Пускай отсосет мне, - стягивая с себя трусы, нетерпеливо просит Серый. – Хочу еще. Кирилл уже не пытается уйти от проникновения сзади, только всё ещё сотрясается в немых горьких рыданиях, которые не приносят облегчения, на которые никто не реагирует. - Отвали, - продолжая касаться губами его влажных зажмуренных глаз, бросает блондин. И Кирилл не понимает, не понимает этой капли нежности в омуте безнадежной боли. Что за изощренное издевательство? Зачем он так? - Сань, ну бля, чё ты как баба? - Я сказал, отвали! – зло рявкнул блондин, оторвавшись от Кирилла. - Дааа, вот так, сучка, - всё быстрее двигается в нем бритоголовый, вбиваясь глубже, врываясь, разрывая, калеча. - Давай, впусти меня, детка, впусти. Слезы льются новым потоком. Невыносимо. Больно. Мерзко... - Кир, эй, Кирилл, посмотри на меня, - Костя уже сидел у его стула, опустившись на корточки, встревоженно заглядывая ему в лицо. – Они тебя больше не тронут, никто тебя больше не тронет. Их арестовали, кто-то сообщил о них в милицию. Их нашли, Кир. Всё позади, всё в прошлом. - Костя положил ладонь ему на бедро. Кирилл резко вскочил со стула, чуть не упав. Голова кружилась, сердце ухало в грудной клетке слишком громко и часто, что даже дышать становилось трудно. Их было не трое. Четверо. Четверо! Почему Костя говорит ему, что всё позади? Он ничего не знает. Не знает! - Кир, позволь мне помочь тебе, не убегай от меня, - умоляюще произнес он, поднявшись на ноги и шагнув ему навстречу. Нет. - Нет, - потрясенно замотал Кирилл головой, видя в парне напротив не человека, которого любил, а новую угрозу, от которой нужно спрятаться, скрыться, сбежать. - Это я, Кир. Пожалуйста, не смотри на меня так. Я хочу помочь, хочу быть рядом, - продолжил говорить Костя. Но Кирилл уже не слышал, кровь зашумела в висках, страх захватывает его в липкие сети, как муху, не давая вырваться из устроенной ловушки. ... - Я буду рядом, - шумное придыхание над ухом, холод в груди, влажный поцелуй в плечо... - Нет! – Кирилл сорвался на крик, сметая со стола вазу с цветами, слыша звук разлетающегося на части стекла. Вдребезги разбитая ваза вызывала ощущения нереальности происходящего. Кирилл смотрел на осколки, в которых видел себя, такого же разбитого, ненужного, использованного, грязного. - Кирилл, о Боже, пожалуйста, посмотри на меня. Кирилл! Очнись, ну же, давай. Он немигающим взглядом смотрел на сломанную вазу. Голос Кости доносился до него словно издалека, не из этой комнаты, не из этого мира. - Положи нож, Кир. Положи. Нож? Кирилл перевел взгляд на свою руку, в которой находился кухонный ножик. Холодное лезвие упирается ему в горло. Страшно... Кирилл не понял, как нож очутился у него, но лезвие такое же острое, холодное, как было там, в парке. Оно притягивает, завораживает. - Пожалуйста, отдай мне его. Отдай мне нож. Кирилл!..