Синдром птичьего крика

Ранним утром Генри снова в своей мастерской, в руке сигарета, в чашке бодрящий кофе. Мужчина свеж и прекрасен, гладко выбрит и сияет от счастья. Он смахивает серый пепел в блюдце и читает старую чуть помятую газету. Генри любит хранить всякий хлам и выдавать его за драгоценность, он любит собирать старые газеты с интересными статьями о родившихся сиамских близнецах, о серийных убийцах и педофилах. Об утонувшем котенке в чашке, которая принадлежала милой девчушке, что и убила животное. Генри весел и радушен. Он пробегает глазами по пожелтевшей бумаге, которая хранит его скорбь. Он пытается убить ее в себе, но не всегда выходит сделать это правильно: вместо того чтобы переключиться, Генри клином выбивает клин, огнем тушит огонь и, когда захлебывается, он не пытается выплюнуть воду, а пьет еще. И поэтому мужчина выбрал именно ту газету, где городские писаки решили поведать о милой девушке, конечно, о Мирре. Генри плотно сжимает губы, видя черно-белую фотографию, на удивление, довольно хорошо напечатанную. На ней изображена девушка в платье. Она лежит на земле, чуть припорошена снегом: видимо, бедняжка чуть устала и решила прилечь. Только что-то есть неестественное в ее позе. Может, высоко задранная юбка, что оголила худые бедра, странно выглядит? Или искромсанные в мясо руки, превратившиеся в белесые крюки костей? Или все же небрежно вспоротый живот выглядит странно? Генри сглатывает вязкую после кофе слюну и тщательнее всматривается в изображение. Он видит свою жену, мертвую, нет, скорее убитую. Умереть можно самому тихо в своей кровати, а убитым скорее вот так: лежа на снегу с пустым животом, из которого вынули живое кричащее дитя, что должно было на днях родиться. Генри слышит детский крик, его голову пронзает этот мерзкий звук. Кровь в ушах закипает, и мужчина от злости бьет кулаком по столу. Пепельница летит на пол, осыпаясь сереющей пылью. Генри тяжело дышит и закрывает глаза. Он чувствует, как в висках отбивается ритм его сердца. В голове стоит только одна картина, которую он видел через Клауса - мальчик знает и смерть Мирры, и ее позор. Только чудо оставило безупречный мозг мальчишки нетронутым безумием, что не скажешь о Генри.

***

- А вы знаете, что у вас не может быть детей или шанс зачатия уж очень низок? У вас что-то не то с анализами. - В смысле не может быть детей? Вы это скажите моей беременной жене, – мужчина усмехнулся, чуть кривя рот. - Хм, простите, но вы уверены в своей жене? – женщина переставляла разные пробирки, отвернувшись. - Я не думаю, что хорошая идея обсуждать с вами мою семейную жизнь. Если я захочу, то я лучше поговорю со своей собакой. Кстати, именно с той, которой у меня нет, – мужчина прикрыл глаза. - Что ж, ваше дело, мистер Гойтс. Вот ваши документы, анализы и справка. Всего хорошего, – медсестра поправила небольшие очки на широкой переносице. - Всего доброго, - Генри быстро покинул кабинет. Слова престарелой, повидавшей виды медсестры долго не уходили из головы мужчины. Он не мог освежить мысли и выветрить эти глупые догадки склеротической дамы. Идя домой, Генри отметил как хорошо и приятно ложиться наземь снег, укрывая изрытые ямами улицы. Городские фонари тихонько зажглись, не потревожив глаз ярким светом, отчего все стало таким уютным, как комнаты в приятном, давно не посещаемом доме. Сразу почудился теплый воздух старых свеч и их томное крошечное дыхание-огонек. Генри вразвалочку, медля, все идет домой, чтобы не принести в него дурные мысли. Мужчина мечтает о милой баночке, что сможет впитать в свою пустоту его беспокойство. Он думает, как упрячет ее на полку, покрытую пылью и плесенью, в своей голове и больше ни разу в жизни ее не возьмет. Мужчина заворачивает во двор, его свежие шаги на новом снегу хорошо видны. Генри оступается, чувствует под ногой что-то странное. Он медленно приседает на корточки и касается рукой в перчатке снега, и, чуть сметя его, видит – там что-то есть. Мужчина тянет рукой край чьего-то пальто. Такого знакомого, что сердце страшно холодеет, и рука, будто мертвая, опускается вниз, все держа в руке край. Генри бледнеет от ужаса, он осматривает двор, видя что-то вдалеке на снегу. Мужчина, как обезумивший зверь, бежит к этому. Его сердце бешено бьет в грудь, к лицу прилила кровь, и Генри чувствует противное жжение в лопающихся сосудах на глазах. Он припадает к припорошенному бугру, и стоит только ему присесть, как мужчину пробивает дрожь, он содрогается, его бьет истерика. Генри сжимает зубы от злости и обиды так сильно, что сводит челюсть. Он тянет руки к этому и чувствует уже охладевшее знакомое тело. Он тянет ее, прижимает к себе и что-то неразборчивое шепчет себе под нос. Ее лицо безупречно белое и вся она обескровленная и трогательная, синие губы – своеобразный цветок на лице, а закрытые глаза больше не способны открыться. Генри сжимает ее крошечную ладошку, а другой рукой тянется к животу. Но мужчина натыкается на странную впадину – живота нет и нет ребенка. Генри разрывает больше и так искромсанное платье, он смотрит на полумесяц разреза и не верит. Мужчина приоткрывает дыру, взявшись за лоскут мяса и кожи, но там только располосованный желудок и селезенка, матки нет – вместо нее пустота. Генри сильнее прижимается к девушке, она такая твердая вся в замерзшей крови и моче. Запаха еще нет, ее волосы пока хранят травянистый аромат лаванды. Генри сидит на холодной земле, укачивая бледную жену. Где-то рядом ходят люди и бредут дальше по своим делам – им все равно. Где-то неподалеку стоит маленький мальчик и смотрит на знакомого соседа. Мальчик не может шелохнуться, а просто стоит и смотрит который час. Маленький мальчик видел, как на женщину напали, как ее растерзали и вынули трепещущее что-то. Он хотел бы помочь, но что бы он сделал? Он бы не прогнал убийцу, не выстоял бы с ним в драке. И он не смог бы вызвать скорую помощь или полицию – его отец не разрешил бы ему, пробормотав что-то в духе: «Не наше дело, идиот. Не вмешивайся» или же если он был бы в хорошем настроении, то мог и избить мальчика, а следом и мать. Поэтому мальчик боялся пойти домой и встретить пьяного бушующего отца, который до этого прогнал его на улицу. А Генри все сидел на снегу, уже сам припорошенный им, и, раскачиваясь, не отпускал жену. Мирра казалась ему спящим ребенком, уставшим и хрупким. Мальчик не выдержал и подбежал к мужчине, подойдя к нему, он толкнул его легонько в плечо. - Мистер, мистер. Не сидите вы на снегу, – жалобный голос ребенка, растворялся в тиши. - Мальчик... Сэмми, что ты делаешь на улице? Не мешай мне, пожалуйста, я пытаюсь успокоить Мирру. Вы, кажется, не знакомы. Это жена моя, Мирра, познакомься с ней. - Генри безумно странно чувствовал себя нормальным с трупом в руках. - М-м, приятно познакомиться, я Сэмми, - мальчик мило улыбнулся невидящей и не слышащей девушке. - Мистер, может, мы позвоним в ближайшую больницу, и они помогут вашей жене? Мне кажется, у нее болит голова или живот... – Ребенок положил на плечо мужчине ладонь, пытаясь загладить свою вину в бездействии. Сэмми не помог сейчас и в прошлый раз, когда эта же девушка пострадала впервые на этой улице. Сэмми слишком много времени проводит на улице, Сэмми слишком много видит. - Мистер? – Генри протянул мальчишке телефон, продолжая укачивать девушку на коленях. - Сэмми, ты прав, Мирре нужен аспирин, чтобы унять боль, - мужчина приятно улыбнулся, поправив волосы девушки.