Даново колено

Кардинал Антонио Борджия не спал как следует уже с полгода как – он кропотливо трудился над докторской, которую будет обсуждать целый ученый совет. Он уже заручился поддержкой Вордсворта и его соратников, но он так же понимал, что за любой недочет он должен будет ответить перед ученым советом. Это заставляло его чересчур тщательно перепроверять каждый абзац и каждую цифру своих вычислений и вновь и вновь обращаться к Уильяму за поддержкой, который, тем не менее, охотно помогал ему в проекте, не претендуя на авторство. Работа была о теоретических возможностях телепортации в текущих условиях техногенного развития. Конечно, это было не настолько громко заявлено в работе, но копирование атомарного комплекса вещества в другую точку пространства с возможностью точной передачи информации о содержимом было прорывом. И Антонио очень боялся облажаться. - Что это вы держите под языком постоянно? – не выдержал как-то Уильям и задал вопрос Антонио, когда они в очередной раз вместе подбивали статистику. - Это таблетки для улучшения работы мозга, - сказал кардинал, всем своим видом извиняясь за то, что не может нормально разговаривать с таблеткой во рту. - И что это за лекарство? Антонио замялся, но не ответить или соврать не смог: - Это запрещенное вещество, которое изъяли из продажи пятнадцать лет назад, но оно очень действенно. Я лучше соображаю и полностью контролирую свой сон. - Каким же образом вам удается контролировать себя? – осторожно спросил Уильям. - Я могу не спать ровно столько, сколько захочу, но если моя голова коснется подушки, я тут же вырублюсь. Я считаю, это очень полезное изобретение. Вордсворт задумался ненадолго, но на дне его зрачков шевельнулась тревога, и глаза его потемнели до чайного оттенка. - Вы не будете так любезны дать мне пару таких таблеток? Я всего лишь хочу изучить их состав, и если они безвредны, то я, может быть, смогу посодействовать, чтобы их вернули в продажу. - Конечно, доктор Вордсворт, у меня их достаточно, чтобы написать еще пару докторских! Антонио достал из нагрудного кармана пластинку и отдал её целиком Уильяму. - А зачем вы носите с собой такое количество? - Как только я чувствую, что мне становится хуже, и цифры с буквами меняются местами, а мозг устраивает в глазах какую-то собственную какофонию из вычислений, я принимаю одну таблетку, и на несколько часов я снова мыслящий человек. Вордсворт кивнул своим мыслям и ответил: - Только помните, дорогой Антонио, что месяц без сна вызывает необратимые последствия в личности человека и в самом мозге. Дома ученый сделал химический анализ и был неприятно удивлен. Он, конечно же, понимал, что запрет на лекарство распространился не просто так, но найти об этом хоть что-то в сводках своего богатого архива он не смог. Обычно такие вещи активно обсуждаются СМИ, но о запрете данной группы лекарств не было ничего – их просто изъяли из продаж по неопределенным причинам. И произошло это в тот год, когда он похоронил Френсис – свою несостоявшуюся жену и жертву эксперимента Лондиниумского Университета. Тогда было много таких жертв, и все ушли из жизни молодыми. Стены этого здания для него надолго превратились в могильник для недописанных докторских, и количество желающих там учиться резко сократилось… В состав группы веществ входил в большом количестве блокиратор самого важного участка мозга, отвечавший за высшие эмоции нервной системы и проявление воли. В небольшом количестве он действовал как успокоительное, когда нужно было привести расшалившиеся нервы в порядок, но в том количестве, в каком он был здесь, он мог нанести неисправимый ущерб психике человека. - Так… - Уильям задумчиво посмотрел в окно, где мертво свисала с ветвей едва народившаяся листва на деревьях в ночном штиле. Два года назад он просил Антонио поработать над возможностью телепортации и переноса объектов, но тот наотрез отказался. Дело это гиблое, потому что некоторые моменты физики и квантовой механики еще до конца не изучены и не объяснены. А заниматься подобными изысканиями проще тогда, когда закон уже есть, и остается лишь применить его к явлениям этого прекрасного мира и наблюдать, что будет, и как именно он работает. И плевать, что добрый десяток неумелых аспирантов решится на это дело – главное, что не придется выполнять львиную долю неблагодарной работы, если все вычисления на основе неподтвержденных данных могут оказаться ошибкой, и хуже всего – если ошибка будет фатальной. Уильям тогда рассудил, что это очень здравая мысль. Даже он со своей исключительной свободой мысли не смог бы даже начать исследования. Но сейчас Антонио одержим этой идеей настолько, что даже потерял чувство этики, и, похоже, совести. Он пользовался добротой Вордсворта и их хорошими отношениями, чтобы Уильям корректировал львиную долю его работы. И, конечно же, не было и речи о том, что Уильям в дальнейшем будет иметь какое-то отношение к докторской на бумаге – о его содействии никто и не узнает. Как мог измениться кардинал за такой короткий срок? Листья на деревьях уже посеребрились, а темное ночное небо приобрело свинцовый оттенок, пока Вордсворт все еще сидел и изучал данные СМИ. Ровно в тот период, когда было запрещено лекарство, у молодежи началась сильная апатия. Многие жаловались на депрессию и на то, что они не видят своего будущего. И даже не хотят ничего сделать для этого. Все это были очень умные ребята, которые подавали большие надежды, но в какой-то момент они превращались в унылых людей без интересов, и в результате большая часть закончила жизнь самоубийством или пристрастием к алкоголю. Вордсворт нашел результат недавних опросов по студентам Римского университета и не поверил своим глазам – показатели тех времен и текущего года почти совпадали. Надо было срочно спасать Антонио, пока он не стал таким же отработанным материалом. Уильям пришел к выводу, что кто-то или что-то заставляет его писать эту работу, но не для того, чтобы её увидел свет. Как только он её завершит, он окажется перед пустотой, порожденной приемом запрещенных лекарств. И что тогда сделает кардинал, гордившийся своей неотразимостью и умом? Кого он увидит в зеркале наутро – несчастного, обессиленного человека с патлами вместо красивых волос и искаженным тоской лицом? И что же он тогда сделает с собой? А ведь на самом деле этот страшный облик депрессии будет порожден его больным искаженным сознанием, и на самом деле он все еще будет цветущим и красивым, но разглядеть этого в зеркале он уже не сможет. Уильям прекрасно представлял себе, что это такое. Надо было растормошить кардинала. Например, отвлечь его и занять чем-то другим. Если он не настолько болен, то, конечно же, с радостью согласится принять участие с ним в изучении подземного города, на котором стоял Ватикан – Амфитеатре Нерона. Амфитеатр был главной реликвией и достоянием религии, несмотря на свое языческое название. Именно здесь, в колизее Нерона был растерзан львами апостол Петр. В Библии иногда этот факт искажался и преподносился иначе – будто бы Петр смог спастись и дальше проповедовал учение Христа. Но именно здесь все для него закончилось. На самом деле это нельзя было ничем подтвердить, однако посреди языческого капища нашли христианскую могилу, вокруг которой преобладали захоронения христиан. Кому могло прийти в голову сделать захоронение среди грязных язычников? Если это произошло, значит, случай был и впрямь беспрецедентный. Историки утверждали, что это была могила апостола Петра, вокруг которой христиане хоронили своих, другого объяснения быть не могло. Эта легенда поддерживала власть Ватикана целое тысячелетие, выделяя его среди других столиц настоящей и самой ценной реликвией христианства. Сейчас, когда это было абсолютно неважно для влияния Ватикана, Амфитеатр Нерона был позабыт, и туда спускались лишь любители истории и острых ощущений. У Вордсворта был проводник, с которым он не раз ходил в подземелье, но дальше капища уйти не удавалось – то проходы были затоплены, то слишком низкая температура, совсем не характерная для подземелья, обдавала таким холодом, что не могло быть и речи о дальнейших путешествиях. Уильям собирался отвести туда Антонио без помощи проводника. Ему все же хотелось посетить сам Амфитеатр, а проводник никогда не заглядывал дальше провалов. Острые ощущения вернули бы Антонио чувство реальности, и это помогло бы найти общий язык с юным кардиналом и уговорить его больше не принимать лекарство с непредсказуемым воздействием. Но для начала он хотел поговорить со студентами Римского университета. Психологи учебного заведения отдали ему данные опросов тех людей, где была явно выражена апатия и налицо были изменения в психике фатального характера. Именно их и хотел вызвать Вордсворт и расспросить о том, как же так вышло, что их будущее оказалось темным пятном. На беседу пришла едва ли треть «подозреваемых», и у всех был банальный ответ «Разочаровался в своей специальности, не понимаю, куда с этим идти». Да, они не видели своего будущего, но их терзала абсолютно нормальная для их положения человеческая злость от выбора неправильного пути. А в силу возраста студентов было понятно, что они в растерянности и не знают, как применить полученные знания на практике. - И все же, несмотря на то, что вы достаточно логично отвечаете на поставленные вопросы, мне бы хотелось уточнить еще кое-что, - Уильям не терял надежды. – Замечали ли вы, что ваши друзья или сокурсники употребляли что-нибудь, что усиливало их тягу к знаниям? Один из студентов поднял руку: - Половина моей группы. Но им это не помогло, их отчислили. Кто-то перестал посещать занятия, а кто-то сам ушел. - Это очень важно. Не знаете ли вы, почему они перестали приходить на лекции? Студент пожал плечами: - Пара-тройка человек честно сказали, что им скучно и надоело, кто-то тяжело работал, чтобы прокормить себя, а вот некоторые, я бы даже сказал, что большая часть, жаловались на здоровье. - И какие симптомы они называли? - Усталость, апатия, бессилие. Но они приехали учиться с севера и просто не выдержали здешнего климата. - Значит, все они были приезжими… Вордсворт вновь задумался, восстанавливая эту непростую, но очень зловещую головоломку. Очень просто многие тревожные симптомы свалить на что-то более очевидное и не думать о сути происходящего. Зачем, если все – очевидно и не вызывает сомнений?