Всего одно желание

После ухода Романа Сорра не мог успокоиться и, понимая, что не успокоится, наспех приняв душ, рванул за Артани, ведомый неведомым доселе чувством. Наняв экипаж, Алексис успел прибыть раньше и, заняв наблюдательную позицию, пытался ответить на вопрос: для какой цели решил проследить? Посмотреть на выражение лица Романа, когда тот поймёт, что свидание накрылось? «А оно накрылось, потому что никакой девушки в природе не существует, Роман. Есть только я – ненавистный тебе Алексис Сорра. Что, милый, сюрприз?» Хотелось посмотреть, убедиться. Станет ему больно, или он пожмёт плечами равнодушно, подтверждая, что никакой магии не существует и то, что родилось между ними – лишь плод воображения Сорры, иллюзия, а Артани плевать. Посмотрел. Увидел. Стало легче? Да. От полученного известия ди Валь выглядел так, словно его застиг удар. Он пошатнулся, смертельно побледнев, и не в силах поверить в услышанное, набросился на привратника, рискуя вытрясти из бедолаги душу. Сорра, изображающий шпиона в тени соседнего дома, мог рассмотреть сцену в красках и позлорадствовать над бедолагой Артани, получая поистине садистское удовольствие в качестве компенсации за собственные раненные чувства. Алексису нравилось, что Роману сейчас больно и плохо, что он растерян, что для него всё случившееся тоже не прошло бесследно. А теперь он в панике мечется по городу, не зная как поступить, и Сорра мог бы благополучно уйти, оставив Романчика с разбитым сердцем, но вместо этого, сам себя не понимая, остался, желая узнать... Что узнать? Роман заставил Алексиса материться и чертыхаться, следуя за ним подворотнями и переулками. Алексис, не привыкший к долгой ходьбе, ноги стёр до мозолей, пока неугомонный напарник нарезал круги по городу в поисках своей сероглазой нимфы. До возвращения в Академию оставался один час. Роман стоял посреди улицы, явно размышляя, не пора ли ему вернуться. Сорра, успевший промёрзнуть до костей – он не планировал, что прогулка с Ди Валем затянется надолго – лелеял пораженческие мысли выйти из-за угла и, случайно натолкнувшись на Артани, за шкирятник загнать домой. Понадобится – загонит пинками, но спать Артани будет в собственной постели, у себя в комнате. Сорра сполна насладится чужим унижением, и не даст ему спрятаться в панцире молчания, заставит Артани говорить, или – чем чёрт не шутит – напоит до невменяемого состояния, благо, где раздобыть спиртное, принц знал. Однако ромейнец походу и без него справлялся. Когда Роман завернул в таверну, бровь Сорры удивлённо поползла вверх, но когда ди Валь вышел, сжимая в руках двухлитровую бутылку крепчайшего яблочного самогона, щека Алексиса нервно дёрнулась, и стало болезненно неприятно. Нет, увиденное, конечно, погрело душу на долю секунды, но что теперь – из-за каждой встречной-поперечной козы в стельку надираться будем? Он никогда не видел, чтобы Роман пил – судя по всему, отношения со спиртным у маленького графа сложились самые прохладные. Но сейчас, оккупировав сокрытую от людских глаз скамейку в городском парке, Артани пил из горла, как заправский пьянчуга. Закашлялся, сделал выдох, и снова начал пить. «Самоубийца, кретин, придурок! Как он планирует возвращаться в подобном виде? О чём вообще думает?» Сорра успел на тряпки известись от негодования, пока некоторые легкомысленно тешили дурь, упорно опустошая бутылку. Похоже, возвращаться домой ди Валь совершенно не планирует. Алексис несколько раз порывался подойти к нему и прекратить безумие, но каждый раз останавливал сам себя, разрываясь между гордостью и желанием плюнуть на всё и уйти... или остаться, потому что оставлять Артани в подобном состоянии без присмотра представлялось чреватым последствиями. Через полчаса стало ясно, что Роман решил обосноваться в парке надолго. На город начали наползать сумерки, облюбовывая укромные уголки и ниши, играясь длинными тенями-призраками, что окутывая мир, пугливо шарахаются от зажигающихся фонарей. Сорра основательно продрог, выстукивая зубами в такт сотрясающей тело дрожи. Устроив засаду на ди Валя, он не подумал, что граф задержится. В Гармале по ночам и ад замёрзнет, но если Роман согревался спиртом, то Сорра согревался исключительно упражнениями, напрягая и расслабляя мышцы, чтобы заставить кровь бежать быстрее. Стандартная синяя форма учеников не была рассчитана на ночные гулянья, а тонкий элегантный плащ – дань последней моде – защищал от ветра, но никак не от мороза, дающего знать о себе с каждой минутой сильнее. А что будет здесь зимой – страшно представить. Бытует мнение, что итанийцы не боятся холода и едят мороженое зимой. Итанийцы, может, и не боятся, но Сорра – существо нежное и теплолюбивое – жить предпочитал в удобствах и комфорте, не то, что некоторые недостойные пьянчужки. Девочка бросила, а он и нюни распустил. Нет-нет, это правильно – по Сорре можно и пострадать, и даже поплакать. Твою мать... он что, правда плачет? Проклятье, ди Валь... не реви, я с тобой! Вот прямо сейчас встану, выйду... Сорра, чертыхаясь, остался, а Роман продолжил сидеть, уставившись в пустоту, не замечая, что по лицу текут слёзы, вызванные воспоминаниями о прошлом. Он сидел в подобном положении около часа и не собирался уходить. Давно пробило одиннадцать, часы угрожающе ползли к стрелке двенадцати, на город опустилась совершенная темнота, и только свет фонаря чертил слабый контур неподвижно застывшей фигуры ди Валя. Уснул он, что ли? Понимая, что с Артани станется лелеять самолюбие до бесконечности, Алексис, плюнув на щепетильность, отправился до ближайшей таверны, где решил перекусить и обзавестись вином – благородным напитком, не в пример дерьму, которым травился Роман. А заодно прикупить у хозяина нечто посущественнее не греющей одежды. Успокоив желудок пищей и сделав несколько глотков, Алексис – повеселевший и изрядно воспрянувший духом – вернулся к наблюдательному посту с твёрдым намерением выдернуть Артани. Опыт совместных ночёвок у них уже был, и никто не умер, даже если некоторых временами очень хотелось прибить... и не только прибить... но эту мысль Сорра оставил на потом, предпочитая задавить в глубине подсознания. Ничего... попыжится, посверкает гляделками, повстаёт в любимые позы «я граф – ты дерьмо» и угомонится. А не угомонится – Сорра угомонит. Разобраться с Артани в подобном состоянии не стояния – легче простого, вот только тащи его потом на себе, хотя... – вспомнив лёгкое тело Романа, Алексис невольно улыбнулся, и сам себе едва не дал по морде, или по голове... чтобы встряхнуть мозги и прийти в чувство. Перед ним ди Валь. О чём он думает? Когда успел настолько размякнуть, чтобы начать беспокоится о ком-то другом, помимо себя? С Романом вечно всё через одно место, и не застав Артани на месте, Сорра откровенно растерялся, догадываясь, что очень недооценил это самое место и способности графа регулярно туда проваливаться. Романа не оказалось ни на скамейке, ни в ближайших кустах, ни вообще где бы то ни было поблизости. Подобного поворота дел итаниец как-то не ожидал. Он вышел из своего укрытия, очень надеясь, что ди Валь нажрался до зелёных поросят и блюёт неподалёку, или спит в обнимку со стволом. К его разочарованию, предположение не желало подтверждаться. Артани и след простыл. – За что он мне?.. – стеная, возвопил Сорра, обращаясь не столько к богу, сколько к самому себе, после чего, присев на успевшей остыть лавке, приложился к горлышку бутылки, повторяя действия Артани – разве что не в такой степени интенсивности. Через несколько минут, осознав, что пропажа не появится, Алексис с тяжким вздохом поднялся и в очередной раз, отсыпав порцию щедрых проклятий, разделив их равно между богом, дьяволом и ненавистным Артани, отправился на поиски. Дело представлялось дрянью. Мало Алексису того, что он больше не в состоянии объяснять и контролировать собственные поступки, так в довершение бед виновник несчастий по имени Роман словно издевается над ним. В лучшем варианте Артани вырубится и уснёт в грязной подворотне до момента, когда Сорра отыщет по запаху. Спутать своеобразную ауру Романа с чем-либо другим для Сорры нереально – он его из тысяч, из миллионов других узнает. Роман Артани – один на миллион... а может, на миллиард. Нет в мире другого Романа, а все похожие никогда не заменят Артани. Будут восприниматься подделкой на фоне чего-то настоящего и, самое паскудное, что Алексис понимал правду – понимал очень чётко, и злился на Романа, представляя худший вариант. О худшем думать не хотелось. Роман мог ввязаться в неприятности, его могли ограбить, убить. Гармаль – не только столица, но и центр криминального мира, рассадник преступности, и по ночам вся шваль и гниль города выползала на улицу. Впрочем, не стоит думать о плохом – отыскать Романа не представлялось сложным. Но... через несколько минут он так не считал. – Роме! Покупайте ромэ! Торговка цветами стояла здесь давно. Наверное, с самого утра. Она изрядно устала и к тому же охрипла, зазывая редеющих прохожих приобрести красивый букет. Ведро с водой пустовало, а на лотке практически не осталось товара. Сидевший рядом здоровый детина с довольным видом пересчитывал выручку, сообщая матушке, что торговля прошла удачно. Они теперь смогут купить корову. «Корову!? Суки!» – Алексис чуть не надел детине лоток на голову, тихо выматерился сквозь зубы и ускорил шаг, пытаясь вычленить из миллиона фальшивых шлейфов естественный аромат Артани. Но в подобной ситуации и опытный пёс бы растерялся. Стоило завернуть за угол, и ромэ оказались повсюду – они буквально наводнили город, пропитали улицу, заставляя Алексиса стервенеть и ненавидеть разом всё: город, Романа, собственное невезение, а может невезение ди Валя, которого сама судьба не желала отдавать во власть спасения в лице Алексиса, предпочитая отправить в другие, менее благонадёжные дали. Итаниец оттоптал все ноги, мечась из одной стороны улицы в другую, ускоряясь на бег, чтобы обогнать возможный маршрут, но, увы – поиск оказался напрасен. «Чёртов ди Валь! – не уставал злиться Сорра, – Куда ты делся, маленький ублюдок?! Найду – урою!» *** Алиса ди Бьорк подошла к распахнутому окну, желая захлопнуть ставни и, принюхавшись, с удовольствием сделала глоток сладковатого, заполненного цветочным ароматом воздуха. Зрачки слегка расширились, замерли, и фрейлина, помотав головой, словно отмела неверное предположение, зябко передёрнулась и поплотнее закуталась в шаль – единственное убежище для обнажённых плеч. – Что там, ласточка моя? Сидер, отбросив одеяло, выбрался из роскошной кровати и встал рядом, согревая девушку теплом собственных объятий, поцеловал в шею и, приподняв голову, принюхался. – Ромэ – пробормотал он. – Помню, Алиссин ими редкостно бредил. Странно, они ассоциируются у меня с ди Валем – наверное, потому, что им он тоже бредит, – барон склонился, прикусывая мочку уха девушки, и скользнул по коже ветерком губ. – Ромэ – сигна Артани, – отозвалась Алиса, мягко отстраняя любовника. – Сидер, у меня нехорошее предчувствие, не могу объяснить – сердце ноет. – Поверишь или нет, но меня дурное предчувствие не покидает с той самой минуты, как в Академии появился ди Валь, – отозвался Сидер на абсолютном серьёзе. – Алиссин ненавидит Артани, но странно поступает для человека, который ненавидит. Мне одному, дураку, чудится, что поступками ди Эрро движет далеко не ненависть? Сегодня на уроке трансформации я бы сказал, что наш ненаглядный Алиссин нашёл, чем удивить. Ты обратила внимание, как он смотрел на ди Валя? Алиса поплотнее замоталась в шаль, наблюдая как Сидер с чертыханьем закрывает ставни и запирает окно на щеколды. – Меня больше насторожило, что он сделал. Ты знаешь, что Алисин ненавидит запах ромэ? – Не то чтобы совсем новость, но... Девушка вскинула голову, и они посмотрели друг на друга тяжёлыми, не предвещающими ничего хорошего взглядами. – Ты думаешь о том же, что и я? – после напряжённой паузы осторожно спросил Сидер и нахмурился. – Я боюсь думать, – Алиса притянула парня к себе, и он с готовностью заключил её в объятия, – Принц влюбился, и сам не осознаёт, что испытывает влечение к мужчине. Учитывая, что он отвергает существование Артани, а Артани отвергает мужчин... нас ждёт интересная драма. – Лишь бы не трагедия, – Сидер с призывным нажимом приласкал бёдра девушки и широко ухмыльнулся, – В последнее время принц напоминает ходячую бомбу. Одно неосторожное слово, и пуф-ф-ф – он взрывается, – Сидер изобразил взрыв, с урчанием присосавшись к груди Алисы и, подхватив девушку на руки, увлёк на кровать, – Алиссину не помешает отвлечься немного – пусть лучше страдает по корольку, чем мы страдаем из-за того, что он страдает от королька. – Зная Алиссина, я бы сказала, что он не умеет отвлекаться немного. Всё, что он делает, делает... масштабно, – дыхание Алисы сбилось, когда шаловливый язык Сидера принялся изучать кожу фрейлины на вкус. – Я беспокоюсь – насколько далеко он способен зайти? – Масштабно? – Сидер хмыкнул, позволяя, и издал лёгкий стон, когда Алиса, не оставшись в долгу, переместила ручку вниз, усиливая растущий на глазах аппетит. (Прим: запомнили, да? Аппетит! А то всё стволы да стержни нефритовые...) – Насколько масштабно? – Зависит, в каком ракурсе смотреть, – Алиса игриво поползла вниз, и через несколько мгновений молодые люди забыли обо всём на свете, кроме собственных пикантных игр. *** Роман не понимал направления собственного бездумного движения, окунувшись в реальность пьяных людей, где время, растворяясь во внутренних ощущениях и переживаниях, сначала затормаживается, а затем просто исчезает, перестав играть привычно значимую роль. Было очень хреново. От всего. Роман практически никогда не пил раньше – не до такого состояния, а сейчас, присосавшись к бутылке, внезапно открыл в ней источник радости. От спиртного на душе становилось хорошо. Оно расслабляло мышцы, грело душу, снимая с замка самые запретные и болезненные оковы, позволяя им вырваться наружу и исчезнуть в ночном воздухе. Спиртное разрешило не думать и не анализировать, оставив обрывки бессвязных мыслей, воспоминаний, вспыхивающих картин. Оно позволило плакать и смеяться, вызывая в памяти разные смешные эпизоды, и снова срываться в слёзы, предаваясь жалости к себе – преступление, которое Роман никогда не позволял в обычной жизни, но алкоголь стёр границы между «допустимо» и «нельзя», притупил боль в сломанной руке, добавил лёгкости. Роман Артани ди Валь, абсолютно не стесняясь, помочился на угол дома и, подхватив с земли почти пустую бутыль, пьяно шатаясь, двинулся дальше, разговаривая вслух с самим собой и выписывая потрясающие зигзаги. Редкие прохожие шарахались по сторонам, а застенчивому графу, обычно чутко реагирующему на условности, было наплевательски хорошо. Подумаешь, прохожие! Плевать на них. На всё плевать. О чём ему сожалеть? Правильно. Не о чем. А Соре... ик... он морду набьёт. Удивительно, как Роман не попался на глаза патрулю – возможно потому, что в этих районах стража была редким гостем. Артани смачно рыгнул, громко выругался непонятно на что и кому. Иногда он выкрикивал оскорбления, поминая Сорру нецензурной бранью, а минут через тридцать просто бездумно шёл, потому что язык настолько заплетался, что не мог выговаривать слова. Было удивительно, как он вообще держался на ногах. Когда на пути выросла чья-то широкая грудь, граф лишь тупо дёрнул головой, мычанием выражая недовольство, и попытался обойти препятствие... но препятствие и не подумало обходиться. Для трёх братков, нанятых Соррой избить Артани, встреча стала полной неожиданностью. Несколько секунд парни обалдело пялились на невнятно бормочущего, шатающегося ди Валя, все усилия которого были направлены на сохранение собственного равновесия. Лица бандитов, изрядно пострадавшие с их первой стычки, озарила злобная радость: – Вот так встреча. Какие люди... – протянул один из бандитов. – Попался, сука? – ласково прибавил второй, но счастье глумления не состоялось: Артани ди Валь, перегнувшись в поясе, от души блеванул на одного из негодяев, заставив сначала растеряться, а затем отскочить с злобными матюгами. Один удар, и Роман Артани грузным мешком осел на землю, не чувствуя смачных пинков ногами, ибо благополучно успев выдать завтрак в ответ на приветствие, отрубился, не слыша проклятий и не зная даже, что с ним произошло. – Ба, да он бухой. В мясо! – с брезгливым удивлением констатировал один из бандитов, потыкав графа мыском сапога. – Да уж понял! – взорвался второй, тщетно пытаясь очистить себя от рвоты. – Вот же су... – он длинно и грязно выругался, под хохот товарищей наградив графа сильным пинком – всё равно что мешок с картошкой бить. – Ну, и чего с ним делать? – Бесперспективняк! – хохотнул третий, и с размаха добавил за компанию. – Чё делать? Забираем его. Очухается – развлечёмся по полной. Он вроде благородный. Может, денег стрясём? – Не похоже, что они у него водятся, – с сомнением произнёс первый. – Тогда – в расход, но сначала... – он мрачно прищурился, припоминая разом и рану, и знакомство с чужой блевотиной, – Я из этой паскуды ремней нарежу, – размахнулся и вновь закатил Роману сапогом. – В крови умою, тварь! Из-за этой паскуды у меня рука не двигается, – пожаловался он и, приправив руганью, ударил ногой, старательно метя в лицо, замахнулся снова... А дальше невидимая молния отбросила прочь, пробивая гортань насквозь. Никто не понял, что произошло – в воздухе просвистела сталь, стремительный веер развернулся из пустоты и погасил свет, взорвав пространство тёплыми брызгами. Неведомая злая сила разметала негодяев по сторонам, мгновенно выпивая жизни и, прежде чем тела коснулись земли – оказались мертвы. У негодяев появились дела поважнее сведения счётов с маленьким графом – им предстояло оправдываться перед создателем. Наверное, души недоумевали, покидая тела раньше срока. Парни упали не сразу, продолжая некоторое время стоять, но неизбежно рухнули на мостовую, подёргиваясь в агонии, окрашивая булыжники густой обильной волной липкой влаги, медленно натекающей из страшных ран. *** Он не мог найти Романа. Смешно, банально, но Романа помог отыскать кот, очень похожий на чёрную бестию, рассорившую их в первый день; и Алексис позволил себе отвести душу, пнув ногой. Но кот ловко увернулся, зашипел, и не сбежал, издав пронзительное «мря!» и приглашая следовать за собой. Алиссин пошёл, поддавшись смутному порыву – терять представлялось нечего; и едва не расцеловал ушастую скотину в морду, когда свернув в подворотню, увидел выписывающего зигзаги Романа. Про кота он не вспомнил, стремясь к Роману с решением навешать пьянчуге оплеух, но нашлись желающие расправиться с Артани за него. Алексис резко затормозил. «Вот он – твой шанс! – возопил рассудок. – Перестань сходить с ума, повернись и уйди – ты навсегда избавишься от ненавистного ди Валя». Но стоило одному из ублюдков пнуть Романа – ЕГО РОМАНА – перед глазами Алиссина всё помутилось от ярости. Он не соображал, что делает. Они хотели убить Романа. ЕГО РОМАНА! Они били напарника, желали причинить вред, наделать ремней из кожи... Убью, – подумал Сорра, и... и убил. Он не осознал, что освободил ширен – выдернул и запустил в ход нити до того, как сообразил, что делает. Ширен активировался без участия рассудка... и вот последствия. На совести Сорры три трупа. Узнают в Академии – Алиссин вылетит вместе с Романом, и не докажешь, что он защищал жизнь напарника – маленького недоноска, недостойного от Сорры доброго слова. Алексис, тяжело дыша, опустился перед Артани на колени, крепко зажмурился на секунду, с трудом унимая сотрясающую дрожь, вызванную страхом, яростью и множеством новых, незнакомых ранее эмоций. Нити ширена не сразу вернулись на место, не желая покидать окровавленных пальцев. Сорра усилием воли заставил себя успокоиться, сделал небрежное движение, и стальные змеи цепочек оплели косу, придавая ей первозданный вид. Алексис, похожий на загнанного зверя, спешащего спастись из собственной ловушки, метался по городу в поисках позорного ублюдка, сходил с ума, извёлся, передумал кучу мыслей, а Роман безмятежно дрыхнет здесь, на грязной улице, и «в ус не дует», что его могли убить... При мысли о смерти Романа, Сорру сотрясла нервная конвульсия. Он, не сдержавшись, со злостью изо всех сил пихнул Артани кулаком в бок и, ощутив щелчок, цветасто выругался матом, понимая, что снова сломал ребро. Что у него с телом? Сорра не понимал – кости не могут быть настолько хрупкими. Отвезти бы его в Итанию. Орден Четырёхлистника славился своими целителями, не хуже госпожи Дайи Оры. Зачем ехать далеко, может и правда привлечь целительницу, заплатить денег, притащить Артани – пусть препарирует графа вдоль и поперёк. Сколько можно?! Сорра активировал магию, тихо ругаясь сквозь зубы. Он понимал, что до подобных отбросов никому нет дела, но рисковать не стоило. Сорра потратил несколько минут, чтобы перетащить трупы и сбросить в протекающий поблизости канал: пока найдут, пока начнут разбираться, если вообще начнут... река успеет надёжно замести следы. Закончив разбираться с трупами, он вернулся к Роману, решив больше не страдать из-за неочевидного, а сделать его очевидным. Он влюблён в Артани – сильно и безнадёжно. Обидно, неприятно, противно, но факт. Встреча на мосту, объяснение с Алиссинди – стали откровением, ибо помогли Сорре не только увидеть, но сорвать маску с собственных полыхающих углями чувств, перестать отрицать и признать. С самого первого дня, с минуты, когда он держал мальчишку за плечи, мечтая вытряхнуть душу из синевой темнеющих глаз, Алиссин влюбился. Влюбился раньше, чем понял, что произошло, влюбился, увидев ромейнца улыбающимся дурацкому коту. Испытал чувство, похожее на удар под дых и испугался, понимая, что не может контролировать происходящее. Впервые что-то не подчинялось ему, появилась сила, с которой он не мог справиться, объяснить. Роман сопротивлялся, а Алиссин утонул в нём. Растворился в будоражащем запахе, движениях, реакциях, мягких чертах лица, ранящих презрительной улыбкой, тёмных волосах с серебряной прядкой, маленьких руках, ногах, с ума сводящих тонких пальцах, способных сложиться в острый кулак. Влюбился, пьянея, в золотистую кожу и ошеломительную сияющую теплоту, в которую он бултыхнулся с размаха, и пошёл ко дну раньше, чем понял, что погиб. А дальше стало лишь хуже, если у него была возможность вынырнуть: чем больше он узнавал Артани, тем сильнее проваливался. Желай он тело – было бы понятно, но он желал не тело. Всё было гораздо глубже, хуже, и насколько хуже – Алиссину лишь предстояло постичь. Он упал в любовь, и не знал, как из неё выбираться, не мог определиться, желает ли выбраться. А что, если не пожелает, но как быть с чувствами и желаниями самого Романа? «Потому что я ненавижу тебя, Сорра» – бескомпромиссное решение, больной ответ. Что ж... Алиссин не раз подумает об этом, но позже; сейчас предстояло разбираться, что делать с неблагодарным Романом. Судя по запаху и общему состоянию, очнуться Артани сможет не раньше полудня. «Ну и замечательно». Сорра сдёрнул с себя плащ и, завернув в него Артани, осторожно поднял на руки, прижав к себе, не тяготясь весом и боясь травмировать раны, не заботясь о том, что испачкается. Вряд ли можно испачкаться сильнее, чем он извозился, утаскивая трупы. Плащ придётся выбросить. Улика ни к чему, а выводить пятна не было ни малейшего желания. «Вот я и стал убийцей», – подумал ди Эрро почти весело и двинулся по направлению к ближайшей гостинице. Принцу приходилось убивать, защищая собственную жизнь в момент покушения. Отец уверял, что найдёт виновных и покарает. Покушение стало ещё одним событием – добавилось к множеству причин, составивших отцовскую идею отправить сына в Академию Девяти Стихий. Сорра не считал подобное отребье за людей, и посему не терзался угрызениями совести. Единственное, что мучило – собственные поступки в отношении Артани. Артани ненавидит Сорру, но Сорра упорно попёрся за ди Валем. Спас, и продолжает оказывать помощь, словно всю жизнь мечтал именно этим заняться. Он мог унизить его наутро, расписав пьяную выходку, но вместо того, чтобы унизить, всё делает в тайне, напоминая вора, прокравшегося в чужой дом вернуть украденное – понимающего, насколько позорным станет, если его в этот момент поймают. Пара монет хозяину, и хозяин не задавал вопросов, проводив Алексиса в лучшую комнату и клятвенно заверив, что всё сделает, как приказано. Скажет молодому господину при пробуждении, что он пришёл на своих ногах и сам заплатил за комнату. – Отдашь ему это! – прибавил Сорра, протягивая хозяину кошель с деньгами. – Скажешь, кошель был при нём. Учти: вздумаешь обокрасть – я узнаю и отрублю тебе пальцы. Угроза, сказанная абсолютно спокойным тоном, заставила хозяина обмереть от страха. Он ни на секунду не сомневался, что этот юный мрачного вида итаниец с серьгой в ухе и странной причёской обязательно выполнит обещание. Уходя, Сорра подлатал Романа, оставив нетронутым только правое запястье. Судя по выпирающей косточке, придётся править. Вздохнув, он поставил кости на место и умело зафиксировал бинтом. – Не забудь сказать, что ты вызвал к нему лекаря, – прибавил Сорра угрожающе и бросил хозяину очередную монету. Хорошенькая история складывается. Раньше он бы сгорал от желания прибить Романа, и нельзя сказать, чтобы оно сильно уменьшилось, но вместо этого Сорра провозился с ним всю ночь напролёт. «Я неизлечимый сумасшедший, – подумал Сорра обречённо и, зевая, направился к Бьорк. – А ведь у нас общее безумие, ди Валь, только я люблю тебя, а ты любишь Алиссинди, и оба мы останемся ни с чем. Надо выспаться. Однозначно. Роман, я жалею о том дне, когда встретил тебя».