А мы посмотрим.

- Ладно, друг мой любезный, не будем ссориться, - после некоторого молчания сказал Ульрих и отошёл к столику с фруктами. Брагинский тихо фыркнул и остался на месте, чуть облокотившись на бортик. Море шумело, легонько покачивая яхту. Дул ночной бриз. Вдалеке светился Монако. - О чём думаешь? – вдруг прозвучало совсем рядом. Иван даже не вздрогнул – он не позволял себе расслабляться, но внутри него всё подскочило. - Стесняюсь спросить, а тебе что за забота? – Иван неторопливо, даже как-то лениво, повернул голову и обнаружил почти фосфоресцирующие глаза в каких-то десяти сантиметрах от своих. - Всё так же замкнут, какая прелесть! – рассмеялся Единый Запад. – И, насколько я могу судить, ещё больше закомплексован, чем когда мы виделись с тобой в последний раз. - Я своих комплексов не стесняюсь, - фыркнул в ответ Иван. - Ну и зря. Тебе было бы намного проще, если бы ты был чуть раскрепощённее. - Нет, это тебе было бы проще. Запад как-то растерянно моргнул, но улыбаться не перестал. Чтобы скрыть неловкость, он оторвал пару ягод от небольшой грозди красного винограда, что перед этим взял со стола. «Я молчу, потому что занят,» - вот о чём говорил весь его вид. "Да-да, конечно," - уверяла тонкая улыбка Брагинского. Просмаковав крупные ягоды, мякоть которых не таила в себе мелких косточек, Запад перевёл тему: - Кстати, давно видел свою сестру? Говорят, она сама не своя после потери Крыма. Ай-ай-ай, Ива-ан. отобрал у бедной девочки любимую побрякушку... - Ульрих, - предупреждающе произнёс Брагинский. Эта девочка способна понадкусать целый вагон яблок, если уж не удастся съесть все. И слезам ее стоит верить так же, как и медовым речам Единого Запада. Пусть Ульрих даже не пробует давить на жалость. Впрочем, тот быстро уловил настрой Ивана. - Понимаю. Знаешь, я собирался к ней заехать после нашего с тобой разговора, но раз уж такое дело…Она для тебя ведь тоже не последний человек. Думаю, она не будет возмущаться слишком уж сильно. Горячая она дама, смею заметить. Мне весьма по душе. Предлагаю составить мне компанию, Иван. От похабной улыбки Запада внутри Брагинского всё взбунтовалось. Захотелось голыми руками вмять это лицо в череп. Неимоверных усилий ему стоило расцепить зубы и непринуждённо ответить: - Почту за честь, Ульрих. Нельзя вестись на провокации.

***

Ветер поменялся, появились облака, а в воздухе стал ярко ощущаться запах горящих покрышек, удушающий и выбивающий невольные слёзы. Брагинский уткнулся носом в сгиб локтя, а Единый Запад демонстративно закашлялся. - Ух, да она уже вся горит от нетерпения! - сально улыбнулся он, размахивая рукой перед своим лицом, как бы отгоняя от себя дым. Ивана же прошил ужас. Он понял - они теперь находились в акватории Чёрного моря. - Мерзавец!..- Ивану не хватало слов и дыхания. - Может быть, но не тебе меня осуждать.– в голос Единого Запада пробрались нотки самодовольства. Явно наслаждаясь производимым эффектом, он прошептал: - Кровавый убийца… - Да как ты смеешь?! – Россия резко обернулся, чтобы посмотреть в бесстыжие глаза. - После всего того, что ты сотворил на Ближнем Востоке?.. - Смотри, как ей плохо, - перебил Ульрих, беззастенчиво разглядывая горящие покрышки и с видимым удовлетворением вслушиваясь в крики боли и ужаса. Казалось, ему нет никакого дела до вмиг посеревшего Брагинского. – И это всё ты виноват, Россия. Ты. - Ну уж нет. В этот раз тебе на меня всех собак не повесить,– Иван попытался взять себя в руки. Да, он видел все эти дешёвые психологические трюки насквозь, но с эмоциями справиться всё равно никак не мог. Семья – это святое. Его Великая сила и в то же время Ахиллесова пята. И все об этом знают. Он с трудом оторвал глаза от чёрного столба дыма и исподлобья взглянул на хладнокровного монстра, которому ничего не стоило с головой окунуть очередную доверчивую страну в кровавое озеро. Нельзя вестись на провокации. Россия в прошлый раз это прекрасно уяснил. - Какой ты стал бездушный, Иван. – Единый Запад посмотрел на него с укоризной. Брагинский сжал зубы и через силу улыбнулся. Да, я такой. - Где твои родственные чувства? Неужели ты не хочешь ей помочь? Она же твоя сес… - ОНА ОТРЕКЛАСЬ ОТ МЕНЯ! – не выдержав, рявкнул Иван, неосознанно сильнее сжимая поручни. Послышался угрожающий треск. Он почти хрипел.– ПО ТВОЕЙ ЖЕ ЧЁРТОВОЙ МИЛОСТИ! И упаси тебя боже попытаться мной манипулировать таким образом ещё раз... Голыми руками раздавлю твою гнилую башку. - Ах, мишке наступили на больную лапу, не так ли? – Единый Запад мелодично рассмеялся, пятясь назад и не отрывая взгляда от сильных пальцев России. Иван не ответил. Его мелко трясло. Всё его существо стремилось туда, к ней, сквозь непроницаемую дымовую завесу. Хотелось сжать её в своих крепких объятиях, укрыть плащом от пуль, осколков, едкого газа и огня. Чтоб копоть не разъедала её глубокие глаза-озёра. Чтоб она больше не плакала, чтоб ей больше не было больно. Он и врагу не пожелал бы подобного и сам страшился повторения этого кошмара. Тем более неудержимым было его желание вырвать вот этот самый поручень с мясом, сорваться с места и покарать истинных виновников, превратив их в кровавую кашу, но… НЕЛЬЗЯ. ВЕСТИСЬ. НА ПРОВОКАЦИИ. Брагинский ощущал почти физическую боль за грудиной. Ему казалось, что ржавый штырь пронзил его, как тогда, в 1991-м. Или ещё раньше, в 1917-м. И ещё раньше, и ещё. и ещё… Но по сравнению с той болью эта казалась отголоском. Иван бы многое отдал, чтобы не почувствовать её вновь. - Ах, Иван, да на тебе лица нет… - как сквозь вату услышал он урчание Запада. Тёплые ладони опустились на его плечи, оглаживая. – Я вижу, что ты расстроен. Может , я смогу чем-то тебя…утешить? - Руки убрал. - Хм…тебе просто нужно рассла… - Руки, говорю, убрал! Иван грубо скинул с себя почти улёгшегося ему на спину собеседника и обернулся, прожигая того ненавидящим взглядом. Ульрих инстинктивно отступил на пару шагов и замер. - Если ты надеешься, что я на твоих глазах стремглав побегу туда и этим дам тебе повод обвинить меня в военной агрессии, то тебя ждёт великое разочарование – ноги моей там не будет, ясно тебе? – от вынужденного бездействия, за которое он себя презирал, Брагинский почти шипел. – Даже не пытайся меня там найти, обломаешься. -О, какая экспрессия! Какая страсть! – Единый Запад сопровождал свои слова ленивыми, издевательскими хлопками ладони о ладонь. Потом нарочито вздохнул. - Жаль только, что эти слова - лишь сотрясение воздуха. Мы оба прекрасно понимаем, что ты не сможешь оставаться в стороне, когда рядом страдает невинная душа. Тем более, настолько…родственная. Правда, Иван? Брагинский чувствовал, как внутри него всё трепещет. Не от страха, нет. Не от обиды, гнева или ярости. А от поразительно простого желания уничтожить. Оно - огромный ядерный гриб, что нависая своей громадой, будто хохочет над тщетностью бытия всего живого на Земле - готово было вот-вот прорваться наружу. Большая сила – большая ответственность. Нельзя вестись на провокации. Брагинский на мгновение закрыл глаза и чуть слышно шепнул: - Гори в аду. - Только вместе с тобой. - Этот твой Запад - настоящая западня! - выпалил Китай, но вдруг замолк, будто прислушиваясь к чему-то. Потом чуть удивленно повел бровями и заметил: - Ну надо же! На твоем языке это звучит, как тавтология... Иван рассмеялся. Китай снова вспылил. - Ты бы лучше к наследию своих предков прислушался, а не цирк разводил! Тебе прямым текстом говорено: Запад - западня, а тебе там будто мёдом намазано! Что за упрямство такое, скажи мне? - У меня с ним несведённые счеты, Яо. - Айяа-а!.. Ну что за балбес? - Китай от избытка чувств даже руками всплеснул, что совсем не было для него характерно. Короткое воспоминание тёплой искоркой вспыхнуло в сознании и тут же угасло, оставив ощущение тёплой руки на правом плече. Поддержка. Брагинский буквально кожей чувствовал незримое присутствие Яо рядом с собой. Это разом вернуло Ивану самообладание и непоколебимое спокойствие. Отпустив ощутимо погнутые поручни чужой новенькой яхты, он будто в раздумии отошёл на середину палубы. Ульрих отчего-то не двигался с места и лишь наблюдал за ним со странным выражением лица, похожим то ли на страх, то ли на восторг, то ли на любопытство. - Думаю, нам нужно серьёзно поговорить. В более спокойной обстановке, - наконец тихо, но уверенно сказал Россия. - На нейтральной территории. - На нейтральной? - в тон Брагинскому, так же тихо произнёс Ульрих, с непонятной тоской вглядываясь в широкую спину. - Что ж, это можно устроить.