Снежный король

— И что ты сделала тогда? — Стефани чуть не захлебнулась растаявшим мороженым, купленным у выхода из аэропорта: внезапный рассказ кузины о личной жизни оказался куда увлекательнее, чем она ждала, и куда интереснее, чем она вообще когда-либо слышала. — Я не горжусь тем, что я сделала, — вздохнула Гермиона, выбрасывая огрызок рожка в урну, — я тогда разозлилась и дала себе слово, что этот козел от меня все равно никуда не денется. И больше месяца портила ему нервы. Поехала в заповедник к его тезкам первым делом... — К козлам? Прости, — рассмеялась Стефани, — к драконам, что ли? — Да. А там сейчас все сложно, против них нет магии, они то и дело удирают — фактически их там держат люди типа Чарли Уизли, к которым эти твари как-то ухитрились привязаться. Туда и Хагрид уехал — помнишь, лесник, я про него тебе рассказывала? И я тоже поехала, потому что мы со Снейпом придумали, как их усыпить на пару месяцев. Я же знала, что Малфой не выдержит и поедет за мной. Я-то отделалась легко, хвосторога чертова просто азотное зелье на меня срыгнула, и я щеки отморозила. А Малфой попал в больницу, потому что решил, что меня сейчас сожрут, и на своем фестрале кинулся хвосторогу отвлекать. А хвосторога, перед тем как уснуть, сломала ему ногу и съела половину фестрала... Я думала, он меня уже никогда не простит, а спросить не могла — он со мной не разговаривал. Тогда, чтобы узнать, простил он меня или нет, я начала ездить в Хогвартс, в Запретный Лес: выбила у Снейпа такое задание — собирать под снегом редкую траву для зелий, которая там еще осталась. Малфою пришлось сесть на нового фестрала, но с акромантулами я сама справлялась, девяносто третья "беретта", которую ты мне советовала, вообще хорошая штука — в плане шума, например. Но когда он за мной в Шотландию явился, я просто села там, прямо на лестнице, в Хогвартсе, и разревелась, потому что он тогда еще даже нормально ходить не мог, хромал кое-как, руки от азота, которым мы драконов морозили, тоже были страшные, облезлые, и вообще он словно на десять лет постарел, и невеста его почти что бросила. Я посмотрела на него, поняла, в какую дрянь превратилась, и два часа у него прощения просила и обещала, что не буду так больше. — Это, — серьезно сказала Стефани, — похоже на сюжет для великого романа. — Это похоже на коллективное психическое заболевание из-за постоянных сумерек, — вздохнула Гермиона, — как же я соскучилась по солнцу, ты бы знала. — Так оставайся в Аризоне, — предложила Стефани, — серьезно, прилетай к нам снова — говорят, у нас тут тоже есть маги, а в Европе сейчас действительно что-то жуткое творится. Упрекнуть тех, кто переезжает к родне, ни у кого язык не повернется, можешь мне поверить. — Я бы рада, — неловко дернула плечом Гермиона, — но мне кажется, с этой вечной зимой сможем разобраться только мы, волшебники. — А вас там сколько всего примерно? — поинтересовалась кузина. — Ну, тысячи три, может, четыре... — Это значит, семей меньше тысячи, — подсчитала Стефани, — вы бы попробовали пообщаться с ними, по пять в день — меньше чем за год осилите. Найдете что-нибудь необычное, или кого-то, кто был причиной, или кого-то, кто сможет помочь… — А хорошая идея, — согласилась Гермиона, — драконы спят, оборотней выгнали, пауков приструнили — что нам еще делать в снегопад? Ладно, Стеф, спасибо что проводила, но мне уже пора обратно в аэропорт, посадка началась. *** — Это чистая формальность, — сказала Гермиона, переворачивая страницу блокнота и пересаживаясь поближе к надутой Джинни: та все еще держала на нее обиду за многочисленные резкости, а теперь еще и за то, что Гермиона отказалась вернуться к Рону. — Ну, молчи, если хочешь, просто поправляй меня, если что. Четыреста двадцать вторая анкета, Джиневра Молли Уизли, седьмой ребенок в семье, первая девочка за несколько поколений, ты замечаешь за собой что-нибудь необычное? Джинни молчала. — Ты замечаешь, потому что ревешь целыми днями и даже в зеркало не смотришься, что для такой красотки, как ты, вообще признак глубочайшей депрессии. Джинни встала и направилась к лестнице, ведущей на второй этаж. — Серьезно! — крикнула вслед Гермиона. — У тебя вся щека в засохшей тыквенной каше! Гарри, сидевший в кресле напротив, только неодобрительно покачал головой. — С ней все будет в порядке, — неуверенно сказал Рон, — как со мной, просто ей нужно больше времени. Пойдемте ужинать. — Еда, — раздалось из кухни, — для тех, кто работает. Идите хоть дорожку почистите, лентяи городские. Гарри с готовностью натянул куртку, Рон — какую-то хламиду, Гермиона тоже накинула пальто, чтобы вручить Гарри лопату из багажника. — Эй, а снег-то перестал, — крикнул с крыльца Рон. Гермиона выскочила на улицу, и целых пять минут они смотрели в небо, которое, казалось, вот-вот прояснится: сплошная пелена становилась клочковатой, неровной, и первый луч солнца того и гляди должен был пробиться к земле. Но тут снова налетел снежный шквал, возмещая перерыв сторицей, и им ничего не осталось, как взять лопаты и начать отбрасывать снег с тропинок — после многочисленных уборок казалось, что Нора спрятана в высоком лабиринте плотных сугробов. — Так-то лучше, — услышала Гермиона голос Молли сквозь приоткрытое окно на кухне, — хоть умылась. Это явно предназначалось Джинни, а та сейчас наверняка потрогала щеку, с которой исчезли следы завтрака. Ну вот зачем быть такой... — Она же никогда не была такой, — сказала Гермиона Рону, — она же с детства была смелой, непробиваемой вообще — во всем, что не касалось Гарри. — На первом курсе только, — согласился Рон, — помнишь, у нее тогда был этот дневник. — Причешись еще! — крикнули из кухни, — я тебя, растрепу этакую, и к бутербродам не подпущу! Через минуту они поняли, что снег снова перестал. Гермиона, оглядевшись, выхватила палочку. — Релассио! Из волшебной палочки на утоптанный снег упала струя кипятка, тут же обнажив фрагмент кирпичной дорожки. — Все за мной! — крикнула Гермиона, отпинывая лопату и запрыгивая на крыльцо, — мы нашли нашу Снежную Королеву! *** Джинни снова плакала, говорила, что ничего не понимает, но Гермиона подносила к ее глазам маленькое зеркальце — и снег за окном прекращался, а лицо Джинни светлело. — Смотри сюда и рассказывай, что ты чувствуешь, когда смотришь и когда не смотришь, — строго сказала Гермиона. — Никто тебя не ругает, просто нам нужно все знать. А еще готовься: сидеть перед зеркалом некоторое время ты будешь целыми днями. — Я не знаю, — растерянно ответила Джинни, — но ты, наверное, права, что-то не так... Как будто я не могу вовремя встать утром, кто-то мне внушает — лежи, не двигайся. Отбирает у меня каждый день немного силы... Я думала, это все из-за снега, и мы сами понемногу теряем магию! — Сейчас ты ничего не теряешь, — Гарри настороженно потер шрам, — скажи, а это похоже на твой первый курс? Когда дневник Риддла тебе приказывал... Джинни замерла. — А знаешь, очень похоже! — вдруг затараторила она, — я могу показать тебе все, что я пишу и где! Неужели... — Вряд ли сиреневый дневничок со слонятами передает тебе приказы из ада, — пожал плечами Рон. — Я тоже думаю, что вряд ли, — сказала Гермиона, — а вот тот дневник... Гарри, ты не думаешь, что мы должны поехать в Хогвартс и отыскать его — на всякий случай? И полностью уничтожить? — Это тоже ерунда, — веско сказал Гарри, — он уже уничтожен, там ни одной целой страницы не было. — А тебе никогда не казалось, что эти тучи все-таки идут со стороны Шотландии? Откуда-то... от Хогвартса? — поинтересовалась Гермиона. — Может быть, — Гарри помотал головой, — но ты же сама говоришь: магия — это зацепка за слова. И даже если этот дневник где-то валяется, он считается уничтоженным. И шрам у меня не болит, и Волдеморт давно на том свете. — Такие вещицы, — задумчиво сказала Гермиона, — всегда привлекают авантюристов. Что, если им кто-то повторно воспользовался? И это ведь единственный темный артефакт, который мог сохранить связь с Джинни, она писала в нем, рассказывала свои мысли. Не езди со мной туда, если не хочешь, я все понимаю, тебе придется вспомнить там Добби, но я... Я попробую. *** — Ты прямо очень быстро, — с показным недовольством сказала Гермиона, наблюдая, как по гулкому коридору пустого Хогвартса ей навстречу шагает Драко Малфой, уже вполне оправившийся от драконьих когтей и явно раздраженный. — И что ты опять тут забыла? — Я не пойду больше в Запретный Лес, я же обещала. А ты обещал за мной не шпионить. Как ты сюда добрался? — Аппарировал. — До семи вечера ты успеешь аппарировать обратно. И магией теперь можешь пользоваться каждый день, с двух до семи, и не спрашивай, откуда я это знаю. — А я как раз хотел спросить, — ухмыльнулся Малфой, — я еще вчера заметил, но официальных объявлений не было. — Официальные объявления потерпят, — Гермиона поправила заколку, — они могут нам помешать и спугнуть что-нибудь важное. — Что важное? — Малфой посмотрел на нее почти умильно, — я тоже хочу поучаствовать, если что-то может избавить нас от этого чертового снега. — У тебя есть свободное время? Свадьба же не расстроилась. Хотя я, блин, так на это рассчитывала. — Ну, я подумал, а почему бы нам не стать друзьями, в конце концов, — Малфой стряхнул с воротника своего угловатого пальто несуществующую пылинку. — Потому что ты хитрая скотина, — ответила Гермиона, но все равно улыбку сдержать не смогла, — ты просто хочешь быть в курсе, а еще лучше — в деле, ведь если мы вернем магию, то снова станем героями, а тебе отсвет геройства тоже не повредит. Так? — Я не откажусь. И я останусь здесь, потому что знаю — твои друзья не поверили тебе, и ты поехала сюда одна. — Ты за мной не следил,— отметила Гермиона, — ты просто обнаружил, что можешь колдовать на улице, пошел к Гарри, и он рассказал тебе, где я. — Да, — Малфой рассмеялся, — после случая с хвосторогой он мне почему-то стал немного доверять. Не все, но тебя — да. — Тогда пойдем, — вздохнула Гермиона, — я уже проверила Запретную секцию, но саму библиотеку — нет. Ищем мы такую книжку... даже не книжку, а толстую тетрадку с темной обложкой, и в ней оплавившаяся дыра от клыка василиска. Кстати, она может быть рядом с чем-то зеркальным, или стеклянным, или просто отражающим, если верна моя теория. — Эльфов ты уже просила помочь? — Да — они просмотрели половину спален, почти все кабинеты, но в подземелья по трубам они не пойдут. Драко передернуло. — Тебе еще не поздно вернуться, — прищурилась Гермиона. — Подвал общеобразовательного учреждения по определению не должен быть таким уж страшным местом, — хмуро сказал Драко. — Это твой папа так думал, пока был в попечительском совете? Ха. Он сам, считай, тогда разбудил василиска, почти своими руками. В общеобразовательном учреждении. В подвале... Отдай эльфу пальто и пойдем в туалет Плаксы Миртл. Вход оттуда. — Это в другую сторону. — Тогда разворачивайся и идем. *** — Мерлиновы подштанники, чтобы я еще хоть раз туда полез, — Драко в заляпанной какой-то неведомой водяной зеленью рубашке устало брел рядом с ней по коридору. Им обоим после экспедиции полагалась ванная старост, и Гермиона была не уверена, что он уступит ей право помыться первой, даже по большой любви. — Когда Гарри убил этого змея, за ним и Джинни прилетел феникс, — мечтательно заметила она, — он вынес их оттуда вместе — ты же знаешь, фениксы такие небольшие, а на что способны! — Да, им потрясающе повезло, — сказал Малфой, то ли соглашаясь с ней, то ли споря — мол, если бы не феникс Дамблдора, где был бы сейчас этот хваленый Гарри Поттер. — Стой! Это что? — Это дверь, — Гермиона непроизвольно понизила голос, — и мы проходим в этом месте в третий раз... И ищем одно и то же! — Выручай-комната? — Да! — Но там же все сгорело! — Это не значит, что туда не принесли ничего нового, — хмыкнула Гермиона, — или она сама соскучилась и нашла то, что нам нужно! Открывай уже! Драко толкнул дверь, и даже сильнее лежавшего у самого порога истерзанного дневника их поразила обстановка Выручай-комнаты. Она была убрана как спальня в шикарном отеле, как апартаменты президента и первой леди — или просто номер для новобрачных. — Это провокация, — сказал Драко, но переступил через порог. Гермиона подняла дневник с пола и последовала за ним. Посреди комнаты, перед самой кроватью, стояло зеркало, обращенное не к выходу, а к изголовью. — Будь осторожен,— предупредила Гермиона, но Драко уже стоял у зеркала, словно завороженный. Она подошла тоже, и сердце ее защемило от нежности, которую она так хотела быстрее пережить — там, в зеркале, Драко Малфой держал ее на руках и кружил — во дворе большого белого дома, и они были явно уже немолоды, наверняка за сорок каждому, а приставленная к забору очень крутая метла — Гермиона не разбиралась в этом, но метла была действительно навороченной, — она принадлежала их старшему сыну, который приехал домой на свои последние каникулы из Хогвартса. — Зеркало ЕИНАЛЕЖ, — произнес ее нечаянный спутник, — я даже не верил, что оно существует. Старое какое, сверху кусок уже откололся... — И что ты в нем видишь? — поинтересовалась Гермиона у Драко почти с ненавистью: как этот козел посмел только отнять у них такое будущее? — Что я держу тебя на руках и кружу. Без одежды, если интересно. Малфой вдруг наклонился к ней и поцеловал — как полагается в первый раз, немного робко и неуверенно — но голова у нее все равно немного закружилась. Она отстранилась после поцелуя — главным образом для того, чтобы внимательно посмотреть ему в глаза, даже рассмотреть их, потому что, так уж повелось, прямыми взглядами они обменивались крайне редко. Глаза были серыми, грустными, с немного сумасшедшими светлыми лучиками, расходящимися от зрачков. — Я люблю тебя. Больше всех, больше всех на свете, — сказала Гермиона, и что-то в подсознании у нее немного насторожилось: хотя это было очень похоже на то, что она чувствовала, обычно она бы вряд ли выразила это вот так. Но тут Драко снова обнял и поцеловал ее — как будто она только что сделала его самым счастливым человеком на свете. И она выбросила из головы странное чувство, что говорила не она: теперь-то у них все будет по-настоящему, без шпионства и без шантажа, неизуродованно и неизломанно, раз он сейчас целует ее, раз он позволил себе сделать это, раз она ему нужна не просто живой, а чтобы она принадлежала только ему одному. Причем прямо здесь и сейчас. *** Проснулась она от холода, подобравшегося к высунувшимся из-под одеяла ступням. Малфой лежал рядом, и Гермиона сразу поняла: что-то не так, он явно все время поглядывал на нее, спящую, с соседней шелковой подушки, но украдкой. И едва встретил ее вопросительный взгляд, как снова отвел глаза. Зеркало исчезло из комнаты — точнее, видимо, затерялось в каком-то другом ее воплощении, потому что больше не было нужно им — желания-то они вроде бы исполнили. — Гермиона... — Я тебя слушаю, — она спрятала ноги под одеяло и осторожно погладила Драко по светлым волосам на виске. Он не отстранился — зато поморщился, как будто прикосновение причинило ему боль. — Это была ловушка, ты понимаешь? — сказал он, накрывая ее руку своей прохладной ладонью и прижимая к горячей щеке. — Я думаю, это хорошо, что мы попались, — она вздохнула, — иначе ничего бы не было. — Ничего не должно было быть, — резко сказал Драко и сжал ее руку до боли. — Ты понимаешь, в чем дело? Зеркало ЕИНАЛЕЖ показывает самые главные желания. А Выручай-комната выполняет желания. Кто только додумался его сюда поставить! — Это адское сочетание, — согласилась Гермиона, — тогда хорошо, что ни один из нас не хотел убить другого. Или не захотел, скажем, все золото из Гринготтса вместо этого, или Орден Мерлина. — Ты не понимаешь... — Все я понимаю! — Гермиона резко вскочила, отшвырнув руку Драко и схватив лифчик со спинки кровати. — Ты хочешь сказать: прости, милая, я тебя желаю, но я не могу. Но ты трусишь это сказать мне прямо. А я и так знала. И да, прости, я подумала, что это уже позади. — Это ты устроила, чтобы зеркало оказалось в комнате? — Да как ты смеешь, козел! Она натянула трусы, застегнула лифчик и начала яростно застегивать блузку. — Вали ты. К чертям. Женись. На своей. Гринграсс. И не смей. Больше. Никогда. Ко мне. Приближаться. Я тебе глаза выцарапаю. Понял? Она схватила дневник и бросилась вон из комнаты, приказав бдящему под дверью эльфу принести пальто. Пробило девять вечера, аппарация уже не действовала, но Гермионе было все равно — лишь бы оказаться где угодно, но не под одной крышей со своим личным проклятием. *** Она выскочила за ворота школы, надеясь, что Джинни случайно посмотрит в зеркало, или рядом возникнет ручной фестрал, или какой-нибудь гиппогриф Хагрида. Если нет — она готова была дойти хоть до трассы и ловить там попутку, только чтобы убраться подальше от Драко Малфоя. Ветер между тем выл все сильнее и громче, и вскоре Гермиона поняла, что не видит Хагридовой хижины — небо наискось метало полосы колких снежинок, которые забивали глаза, резали лицо, не давали оглядеться и вернуться на знакомую тропу. Температура вокруг тоже стремительно падала — ноги, а в особенности руки без перчаток, сжимавшие злополучный дневник, становились как будто чужими и непослушными. Неправа я была все же, вдруг подумалось ей, глобально где-то неправа. Вот и дневник нашелся, который мог забирать силу Джинни, и зеркало даже нашлось по соседству — которое, когда Джинни сама смотрелась в зеркало, могло отражать от нее волю дневника. А когда не смотрелась... могло даже само помогать выполнять эти его злобные желания, учитывая, что там было за зеркало и в какой комнате это все обнаружилось, и линии вроде бы сошлись, даже точнее, чем она рассчитывала изначально. Но дневник был действительно мертв, как и Волдеморт, этот разрушенный хоркрукс у нее в руках, а зеркало ЕИНАЛЕЖ вообще пропало, но снег все равно мел, будто хотел отомстить за то, что она сделала маленький шаг к разгадке, чтобы она заблудилась и замерзла в этой метели, раз посмела ей противиться. — Гермиона! Где ты? — еле слышно донеслось сквозь снежную бурю, и она было бросилась прочь от этого зова, но полное отсутствие ориентиров в беспросветной пелене внезапно пробудило ее инстинкт выживания. Она остановилась. Однако замерзшие губы не слушались, собственный крик превращался в скользящий шепот, а Хогвартс, ее самое верное спасение, тоже был теперь невидим — и непонятно, с какой стороны находился. Она побрела наугад, закрывая лицо бесчувственной ладонью и надеясь выйти хотя бы к Запретному лесу, хотя ноги могли занести ее и на пустоши, где ждала верная смерть. — ... мионаа... де тыы? — слышалось ей, но она уже не понимала, галлюцинация это или человек, который ищет ее. Ноги окончательно отказали, и она опустилась в снег, неожиданно испытав облегчение. Она сделала все, что могла, по всем фронтам, а дальше будь уже что будет. Интересно, пожалеет ли о ней хоть на секунду старый урод Снейп. А Малфой пускай превратится в него, когда она умрет. Она закрыла глаза. — Гермиона! Тот, кто ее искал, приближался медленно, как будто его тоже насмерть измучил ветер — да так оно и было. Драко упал в снег рядом с ней, полежал несколько секунд, потом, с трудом приподнявшись, начал хлопать ее по щекам — она слышала звук, но не чувствовала ударов. — Мерлин, я нашел тебя, я нашел... тебя. Ты можешь идти? Нет? Ладно, я тебя унесу... — Куда? — одними губами спросила засыпающая Гермиона. — Ты же не знаешь, куда. Я не хочу… Последнюю фразу она сказала очень четко, в собственных мыслях, затопивших ее сознание — метели вокруг уже почти не было, а вот Драко еще был, и хотя он не мог кружить ее на руках во дворе их дома, он собирался нести ее до тех пор, пока не упадет сам. Будь моя воля, я бы уже давно освободила тебя, сказала Гермиона, потому что в зеркале желаний ты, наверное, должен на самом деле увидеть не меня голую, а меня мертвую, такую, о которой уже не нужно никогда тревожиться, кидаться на драконов, замерзать здесь. Что за бред ты вообще творишь, кто с тобой это сделал? — Ну и не пойдем никуда, — услышала она беспечный шепот Драко, — я не могу, ты не хочешь, тогда давай останемся здесь. Она ощутила, как он обнял ее, и подумала — пускай, хотя это тоже было нелепо. Снег заметал их, словно подобрев, укрывал теплым ватным одеялом, и, в отличие от постели в Выручай-комнате, здесь им уже не нужно было ни просыпаться, ни расставаться. Какие-то крылья хлопают, ты слышишь, спросила она у него во сне, а он не ответил. Ей пришлось изо всех сил, ныряя из одной галлюцинации в другую, постараться, чтобы открыть глаза. И в неверном свете прояснившегося неба она увидела выходящего из саней, запряженных четверкой фестралов, беловолосого Снежного Короля — очень чужого и одновременно очень похожего на ее Драко.