Снежный король

Как мне осточертел этот белый цвет — если пойду когда-нибудь замуж, то в голубом или даже в розовом, он мне идет больше, думала Гермиона, разглядывая лепнину на потолке и нежные шелковые обои, усеянные птицами и коронами — к ним вообще просился сливочный или бежевый оттенок, но нет, все было равномерно белым, а узоры и предметы отличались друг от друга только степенью гладкости и блеска. Поменять на время гипсово-слепой цвет спальни было бы довольно просто, окажись у нее волшебная палочка. Вот только первое, что сделал Люциус Малфой, выйдя из саней в снежном поле, это забрал их палочки: у нее вытащил из-за голенища сапога, у Драко — из внутреннего кармана пальто, и только потом вслед за этим упырем вылезли три эльфа, чтобы погрузить пару почти окоченевших тел в сани и укутать их там белой шкурой. Это был предпоследний раз, когда она видела Драко — тот был без сознания, но жив, и сперва Гермионе даже не до палочек было: она все-таки не довела его до смерти, и для спокойного забытья это казалось вполне достаточным поводом, а остальное — мелочью. В последний раз она видела его, когда их растормошили — лили теплую воду в лицо, заставляли нюхать и глотать что-то невыносимо вонючее и жгучее, дергали за волосы, щипали, пока они не обнаружили, что сидят на плоской кушетке в одном нижнем белье, поникнув, словно пара отравленных канареек, а эльфы растирают и бинтуют им ноги и руки, и на всю эту картину сверху презрительно взирает Снежный Король — в своей атласной, расшитой серебром шубе мехом внутрь, как никто уже сто лет не носит. Единственный наследник рода Малфоев, говорил Король, стряхивая растаявшие капли с горностаевого воротника, разочаровал меня безмерно, и решать эту проблему точечно я устал, поэтому сейчас меры будут всеохватывающими. Малфой-младший до самой свадьбы не покинет пределы поместья, а чтобы ему даже не хотелось, здесь же на этот период останется и мисс Грейнджер. Папа, но я же не на ней собираюсь жениться, возмутился Драко до такой степени, что покачнулся и упал Гермионе на плечо (лицом попал несколько ниже). Да с чего вы вообще решили, что я за вашего заморыша пойду, оскорбилась Гермиона, положила щеку на макушку Драко и закрыла глаза, снова потеряв сознание. Потом их опять будили, тормошили, растаскивали, она плела что-то про то, как правильно одеваться Санта-Клаусом, а Драко очень загорелся идеей немедленно полетать вместе над городом на фестрале, закидывая подарки, желательно фейерверки, в каждую трубу. Северус Снейп отравит вас обоих, заявила Гермиона, я очень хорошая ассистентка, и если он узнает, что вы не пускаете меня на работу, вам не поздоровится. Профессор Снейп в курсе и не возражает против вашего пребывания здесь, обескуражил ее старший Малфой, а Драко сказал: папа, давай тогда позовем его в гости. Гермиона согласилась и добавила что-то про необходимость двойного запаса шампуня. Ты такая смешная, а сама не смеешься, подозрительно спросил Драко, и она призналась, что дважды обмороженные за эту зиму щеки от смеха сильно болят, а он сказал: я сейчас тебе помогу — и измазал ей лицо целой горстью заживляющего крема из эльфовой склянки. Этого, наверное, не вынес бы и куда менее утонченный волшебник, так что дверь за Люциусом Малфоем захлопнулась, а выглянувший из-за нее эльф пропищал: хозяин велел доложить, когда вы протрезвеете или заснете. Они предпочли заснуть, а проснулась она уже одна, в комнате с наглухо закрытыми окнами и дверью, которую отворить было можно, но выйти — нет: мешало прозрачное непробиваемое стекло какого-то из местных защитных заклятий, через которое мог проникать только приносивший еду эльф. Дневника Риддла у нее больше не было, да и вообще книг в комнате не нашлось, так что на вторые сутки Гермионе снова показалось, что она умирает, причем куда более мучительно, чем позавчера в снегу. Новая информация появилась вечером — в виде платья, слава Мерлину, не белого, а темно-синего, с широкой юбкой колоколом и с черным бархатным бантом на пояснице, а также в виде записки, извещавшей, что ее сегодня ожидают к ужину внизу, в гостиной. *** Гермиона не думала, что на ужин пригласят столько народу, и уж точно звать ее туда, куда пришла Астория Гринграсс с подружками, было со стороны Малфоев огромной ошибкой. Тем не менее Люциус ждал ее у подножия лестницы, предлагая свою руку, и она как можно хладнокровнее вложила в нее свою, обтянутую узкой черной перчаткой. Он повел ее вдоль залы, явно провоцируя зарождение какой-то очередной дикой легенды — что, например, она его любовница, а вовсе не его сына, или она спасла их семью от чего-то ужасного, например, по линии Аврората, хотя в свете последних событий все было скорее наоборот, но ей никто не удивлялся — не удивилась и Астория, хрупкая девочка в платье из перышек персикового цвета, белокурая, голубоглазая, рядом с которой Гермиона почувствовала себя настоящей ведьмой. Люциус подвел Гермиону к Астории, как заводную куклу, а у девчонки дважды дернулись губы в неудачной попытке улыбнуться, и ее подружки вокруг замолкли в предвкушении — что сделает невеста, встретив на приеме в Малфой-мэноре любовницу своего жениха под руку с будущим свекром? От абсурда ситуации Гермионе стало трудно дышать, надвигался приступ паники, но вдруг она ощутила, что в длинную перчатку вложена ее волшебная палочка — как у любой другой волшебницы в этом зале. Это придало сил. — Дорогая, как восхитительно ты выглядишь, — Гермиона сделала все, чтобы превратить свой голос в этакий щебет, — Драко столько о тебе рассказывал — я так рада с тобой наконец по-настоящему познакомиться. Астория неуверенно улыбнулась, наклонилась и поцеловала воздух около щеки Гермионы. — Я слышала, вы очень сблизились во время путешествия в драконий заповедник, — заметила она вопросительно. — Он мне теперь как брат, — с отвращением подтвердила Гермиона, удостоившись одобрительного пожатия руки от Люциуса. — Особая гостья Малфой-мэнора, — он с легким извинительным поклоном увел ее от юных дам к центральному входу, — вы встретите со мной остальных гостей, мисс Грейнджер? — Почту за честь, — устало ответила она — и тут же отшатнулась назад: по мраморной лестнице к ним из сада поднимался Август Руквуд, убийца Фреда Уизли, и его рябое лицо было словно приплющено сытой улыбкой. — Стойте на месте, — приказал Гермионе Люциус. Она вспомнила, как называла его в бреду Снежным Королем. Словно замороженная, она подала Августу руку для поцелуя, а тот, снисходительно улыбнувшись, начал расстегивать ее перчатку. Это он делал что-то непозволительное, или она промахнулась, не сняв перчатку заранее? Паника не исчезла, даже когда он оторвал сухие губы от ее обнаженного запястья и прошел в центр залы. — Отпустите меня сейчас же, — сказала она Люциусу срывающимся шепотом, — у меня есть палочка, и вы знаете, на что я способна. — Но это еще не все, — произнес Люциус, слегка кивнув — со стороны явно должно было казаться, что они в этот вечер во всем согласны друг с другом. — И не тряситесь так, ваши друзья тоже приглашены. Гермиона действительно увидела рядом с одним из высоких столиков Гарри и Рона — впрочем, закуски перед ними были нетронуты, а сами они, затянутые в узкие парадные мантии, выглядели настороженными, хотя и не совсем чужими — то одна, то другая девчонка подбегали к ним за автографом, познакомиться или поздороваться. А с другой стороны фуршетной зоны Гермиона различила Драко — он был все еще не рядом с Асторией, зато звенел — чин-чин — бокалами шампанского с Гойлом и Паркинсон. Она снова обернулась к парадной лестнице — и снова обмерла. По ступеням поднималась, легко цокая каблуками, женщина с тяжелыми веками и высокой прической — Беллатрикс Лестрейндж собственной персоной, а за локоть ее придерживал — Гермиона снова не поверила глазам — Сириус Блэк, ее кузен, собственноручно и безжалостно ею убитый. Это же морок, вдруг дошло до нее, просто наведенный темный морок. Выдернув наконец руку из-под локтя Люциуса Малфоя, она побежала в зал — все, кроме Драко Малфоя, смотрели мимо нее, и Гарри с Роном тоже, но она бросилась к ним сквозь толпу. Тяжело дыша, как пловец на финише, она добралась до их столика: — Мальчики, вы сейчас же должны увести меня от них! *** И тут завеса спала полностью. В темной гостиной, где освещен был лишь длинный обеденный стол, не было никого, кроме Люциуса, стоявшего у входа, Драко, наблюдавшего за ней из угла комнаты, и ее самой, только что обратившей вопль отчаяния к пустой стене. — Теперь, надеюсь, вам все ясно, — прошелестел по комнате вкрадчивый голос. — Вам, — Люциус посмотрел на Гермиону, — и не только, — он перевел холодный взгляд на Драко. — Она скорее пойдет за помощью к призракам, чем к тебе, не так ли? — Поразительное открытие, — все еще тяжело дыша, сказала Гермиона, — вам сколько раз повторить: он не хочет на мне жениться, я не хочу за него замуж, мы же прикончим друг друга. Отпустите меня, и все. Я не буду заявлять о похищении, вы же все-таки спасли нас. — И вы, и он уже проходили это, — покачал головой Малфой-страший, — но выучить почему-то не можете. Присаживайтесь, мисс Грейнджер. Если все пройдет удачно, я, может быть, и не стану задерживать вас. Вам знакомо это кушанье, например? Гермиона закатила глаза. — Это обычный буайбес, но есть я все равно не хочу. Просто скажите, что значит "удачно", верните мне палочку, и я исчезну. Драко, какого черта ты позволяешь ему так со мной обращаться? — Он пока тренируется, — снисходительно произнес Люциус, — в идеале ему должно быть абсолютно безразлично. — В идеале его не должны были воспитывать на таких подлых и глупых трюках, — Гермиона вдруг почувствовала, что не может больше стоять на высоких каблуках. Она подошла к столу и села напротив Люциуса. Драко тоже вышел из угла и занял явно не для него предназначенное место во главе этого длинного стола. Он опустил голову, разглядывая свои сцепленные на скатерти руки. — Эти трюки, милая моя, — Гермиона с неудовольствием уловила в голосе Люциуса интонацию, которой Драко, вероятно, часто подражал, — неотъемлемая часть его самого. — Знаю, — повторила она, представив, что перед ней не Люциус Малфой, а, допустим, аутичный ребенок, — помню, понимаю и не претендую. Отпустите, а? Это вы меня не понимаете, кажется. Ваш поступок с каждой минутой все меньше шутка и все меньше урок. Вы очень рискуете — отношением Гарри Поттера, например, который свидетельствовал за вас в суде. Да и травма юных лет вашего давнего друга, Северуса Снейпа, вряд ли позволит вам оставаться друзьями, если со мной что-нибудь случится. — Максимум, что случится с вами — досидите здесь до конца июля, — махнул рукой Малфой. — Кстати, в курсе не только Северус Снейп, но и директор Макгонагалл, которую, извините, я перейду на ваш язык, тоже до печенок достали ваши танцы с драконами, драки с пауками и замерзания в местных полях. Я просто предложил на время обеспечить вашу безопасность, так что хватит меня пугать, юная леди. — Блеф, — сощурилась Гермиона, — Минерва Макгонагалл вам бы и дохлую крысу не доверила. И она знает: никто не в безопасности, пока идет этот снег. А вы мешаете мне разобраться. — А разбираться не в чем, — пожал плечами Люциус Малфой, — я расскажу вам кое-что, только избавьте меня от авроров, хотя, впрочем, без разницы. Темный Лорд — когда он был примерно в вашем возрасте, — нередко говорил, что те, кто примет магглов и грязнокровок как равных, недостойны своей магии. Вот эти времена и настали. — Это значит, что вы уже приняли нас, как равных, что ли? — Мы оказались вынуждены, — безразлично кивнул Малфой, — но это не значит, что слова Темного Лорда потеряли смысл и силу. — Вы такой же Пожиратель Смерти, как и были, разумеется, — Гермиона вдруг снова почувствовала себя страшно усталой, причем теперь еще и бесполезно. — Не совсем, но что произошло, вам все равно не понять — по крайней мере, пока. — Люциус, это скучно, — вздохнула она, — давайте мы с Драко просто пропьем курс отворотки? — Требуется кое-что гораздо более сильное, — Люциус слегка щелкнул пальцами. Он почему-то выглядел сейчас весьма довольным и куда более добродушным, чем в начале вечера. — Гермиона, милая моя, скажите честно, он ведь вам — если отбросить романтику и гормоны — в своем истинном виде совершенно не нужен. — Совершенно, — тоскливо подтвердила Гермиона, а старший Малфой разулыбался, как чеширский кот, и она, словно принимая этот вызов доверием, продолжила: — Да любая нормальная девчонка должна бежать от него без оглядки. Сын ваш до такой степени боится потерять то, что ему дорого, что осмеливается брать себе только самое дешевое, и все это — исключительно по вашей вине. Она украдкой глянула на Драко — он с такой силой переплел тонкие пальцы, что костяшки казались белее белоснежной скатерти, губы были красны и искусаны, а на лбу выступили капли испарины. В этот момент она поняла, что говорит не с тем и ранит не того. — Ну так вы же абсолютно нормальная девушка, — продолжал тем временем Люциус, — так какой будет вывод? Гермиона привстала, оперлась кулаками о стол и слегка наклонилась к Люциусу. — Видимо, не совсем нормальная, — хихикнула она ему в лицо, не сдержавшись. — А вы знаете, что мы с Драко нашли зеркало ЕИНАЛЕЖ и полтора часа перед ним... целовались, и зеркало только это все время и отражало? — И к чему это вы? — с неудовольствием спросил Люциус. — К тому, что Луна, хотя мы ее не увидим, взойдет ровно через три минуты, — строго сказала Гермиона. — Ну почему никто не верит, что девочки могут быть хороши в нумерологии? Все время доказывать приходится. Хотя вы бы могли победить, Люциус, если бы не потеряли терпение и не начали играть так грубо. С Асторией и с мальчиками было блестяще же. Она снова украдкой взглянула на Драко — тот расцепил пальцы, теребя волосы на виске, и, видимо, очень старался сдержать улыбку. Гермиона отвернулась от Люциуса, подошла к младшему Малфою и присела у его ног — зрелище, учитывая ее полувикторианский наряд с бантом на попе, было, наверное, патетическое. — Прости меня, пожалуйста, — сказала она ему, — все в порядке, Драко, Заклятие Предательства не подействует. Я не собираюсь поддаваться твоему папе и не отрекусь от тебя в седьмой раз до восхода Луны. Но по отношению к тому, кто был готов умереть за тебя или с тобой, и шесть раз за вечер — это перебор. Набрав в грудь побольше воздуха, она встала и выпрямилась. — Люциус, я не знаю, будем мы с ним вместе или нет, но с этого момента ничего и никому обещать я не буду. Черт с вами, посижу уж как-нибудь этот месяц в вашей ужасной комнате. Понаблюдаю. Вдруг начнется что-нибудь интересное, правда? Гордо прошествовав вдоль стола, она взяла бокал с подноса подоспевшего эльфа, залпом выпила вино, поставила бокал на стол и покинула гостиную, краем уха услышав через закрывающуюся дверь "...даже жаль, что грязнокровка". *** Она блуждала по пустым коридорам Малфой-мэнора в поисках своей комнаты — какой-нибудь эльф то и дело выглядывал из-за занавеси или из-за двери, неумело показывая ей кулак с оттопыренным большим пальцем. Вам все еще здесь несладко, с неудовольствием думала Гермиона, но Мерлин пока с вами, я придумаю что-нибудь, но потом. Она толкнула очередную дверь — комната опять оказалась не ее. Она отошла, потом открыла дверь еще раз — и рассмеялась. Как же эта маленькая победа затмила ей рассудок — она и не заметила, что больше не в заточении! Следовало немедленно найти свою палочку, и самым вероятным местом ее нахождения были покои Люциуса Малфоя. — Где живет ваш хозяин? — одними губами спросила она у эльфа. Эльф показал сначала три пальца, потом сжал кулак, потом быстро показал три и четыре. Третий этаж, третья и четвертая комнаты. Это были спальня и кабинет — и то и другое внезапно оказалось весьма аскетичным для мэнора. Ответ на это противоречие она нашла на большом портрете в кабинете Люциуса — с него смотрела Нарцисса; наверное, портрет писали, когда она была лишь немного старше Гермионы. Она сидела у окна в спальне, где Гермиона уже побывала — занавеси с длинной бахромой, тяжелые светильники с воздушными, расшитыми жемчугом абажурами и остальной лоск этих комнат когда-то, видимо, был делом только ее рук, а сейчас, когда она умерла, Люциус не мог или не хотел поддерживать призрачность ее былого присутствия. Палочек она, впрочем, никак не могла отыскать — ни своей, ни Драко, хотя сыну Люциус мог уже отдать такую необходимую вещь. Проверив содержимое ящиков тяжелого стола, она встала на стул и потянулась к верхним полкам шкафа для бумаг. Там, рядом с двумя кожаными папками, она обнаружила склад старых колдографий: Люциус в Хогвартсе, машущий черной шапочкой — наверное, с выпускного; маленький ревущий Драко на руках у Нарциссы, а вот следующая колдография заставила ее покачнуться на стуле, потому что на ней были запечатлены Драко и она сама. Выглядели они при этом как полные придурки: ржали, обнимались и то и дело показывали кому-то невидимому средний палец. Что за бред тут происходит все же, думала Гермиона, положив на стол странную колдографию и аккуратно складывая рамочки обратно, чтобы пропажа одной из них не сразу бросалась в глаза. Тут скрипнула дверь, и Гермиона, потеряв равновесие, грохнулась на пол вместе со стулом. В полете она успела прикинуть, взбесит ли это все Люциуса до Круциатуса, но в кабинет вошел Драко — он без лишних слов поднял ее с пола, подхватив под мышки, и вернул на место опрокинутый стул. — Палочки нашла? Она помотала головой. — Смотри! Драко взял в руки дикую колдографию и растерянно почесал затылок. — Знаешь, я это и так в любой момент могу представить. — Что представить? — Ну, тебя... в стиле ню. — Там нет меня в стиле... О, Мерлин. Драко, ты вообще о чем-нибудь другом мечтать умеешь? — она зажала рот ладонью, чтобы не расхихикаться нервно и громко — даже укусила себя за палец. — Это же не колдография, — догадался и Драко, — я знаю, что это! — Ты ведь когда-то хотел мне помочь, да? — живо спросила Гермиона, — вот твой шанс. Узнай у своего отца, как к нему попал осколок зеркала ЕИНАЛЕЖ. *** — Папа, что это за штука? Отвечай, пожалуйста, честно. Если соврешь, я вообще ни на ком никогда не женюсь. Люциус взял в руки колдографию, с которой им обоим с неуместным озорством подмигивала Гермиона в стиле ню. Драко приходилось каждую секунду держать в уме, что отец видит в рамке нечто совершенно другое. — А если я совру, а ты не поймешь? — Когда пойму — разведусь. — Это зеркало желаний, — устало сказал Люциус, — мог бы и сам догадаться. Но избавь меня от рассказов, что ты в нем видишь. — Не расскажу и под пытками, — заверил Драко, — а вот тебя бы я послушал. Дело в том, что зеркало желаний в Магической Британии только одно, и оно сейчас не совсем целое... как раз примерно такого кусочка, чтобы выточить такой овал, в нем не хватает. Откуда он у тебя? — В Хогвартсе нашел. — Ты его разбил, что ли, когда там учился? И зачем оно тебе? Люциус молча смотрел на огонь, слегка покачивая в стакане тонкую полоску огневиски. — Ты его нашел не очень давно, — сказал Драко грустно, — иначе бы ты никогда не стал тем, кто ты есть сейчас. Ты бы просто смотрел в него всю жизнь — по своей воле от этого, особенно в детстве, ужасно трудно удержаться. — Откуда тебе это знать. — Чужой опыт. — Дамблдор тебе рассказывал? — Зачем ему рассказывать? Я не был у него в любимчиках. — Снейп либо грязнокровка, значит. — Это не важно. Скажи, когда ты был в Хогвартсе рядом с этим зеркалом? — Через месяц после смерти твоей матери, — сказал Люциус и поставил на стол недопитый виски, — но я заглядывал в это зеркало и раньше, когда учился в Хогвартсе... и тогда я видел в нем совсем не Нарциссу. — Твой намек понятен, — передернул Драко плечами, — и учтен. А что ты тогда видел? — Много разного. — Я тоже многое помню, — неуверенно начал Драко, — помню, каким особенным тоном ты произносил имя Темного Лорда, когда я был совсем маленьким. В Хогвартсе ты, наверное, видел, как получаешь от него Метку, а потом и признание, награды, салюты в твою честь. Что-то еще, для чего моей фантазии не хватит, но все равно связанное с Темным Лордом, верно? Ведь никто другой... Люциус устало глянул в зеркало и улыбнулся. — Люди, которых ты видел в этом зеркале, все равно останутся для тебя особенными — правы они были или нет, Драко. Потому что их желания хотелось выполнять сильнее своих собственных. — Даже если они оказались не такими сильными и мудрыми, как думалось вначале? — Даже тогда. Но этот осколок к Тому Риддлу не имеет никакого отношения. — Просто расскажи, что ты делал в Хогвартсе, когда он оказался у тебя. — Приехал восстанавливать школу... и репутацию, видимо. Нашел это зеркало в груде какой-то дряни под кабинетом Дамблдора... в нем было почти ничего не разглядеть под слоем птичьего помета, но с такими вещами не до брезгливости. Мы поставили его в закрытой комнате, а этот кусок я утаил и забрал себе. — Тебе легче, когда ты в него смотришь? — Знаешь... мне кажется, что ни один проигравший никогда не сможет получить утешительного приза лучше, чем такое зеркало. Поэтому ты его в наследство не получишь. Даже не жди. *** — Перескажи еще раз, и как можно детальнее, — попросила Гермиона, сидя с ногами на белоснежном диванчике с изогнутыми ножками, — особенно про Тома Риддла. — Он почти подтвердил, что видел его в зеркале, когда был молодым, — сказал Драко, на всякий случай загибая палец, — потом почти признался, что это особенный для него человек. Потом, снова непрямо, сказал, что его желания для него были важнее собственных, и сказал абсолютно точно, что этот осколок не имеет к Тому Риддлу никакого отношения, ну а для проигравшего не бывает утешения сильнее. Но это он про себя уже говорил. — Точно про себя? — переспросила Гермиона. — Все же удивительно скользкий тип твой папаша, и не спорь. — Это сейчас он еще расслабился, — ухмыльнулся Драко, — даже не запер меня, хотя обещал. — Учитывая, что тебе двадцать два года, это было бы маразмом. — А если бы я еще и выбраться не смог, представляешь, какой бы был удар по моему самолюбию? — Он твою палочку спрятал. Как ты вообще с этим живешь? Дверь скрипнула, и эльф, просунув голову в щель, пискнул: "Лорд Малфой вас приветствует". Гермиона спустила с дивана ноги и расправила юбку. — Ну что, ты в окно? — Обойдется. Люциус в домашней серой мантии скупо кивнул, появившись из-за двери, Гермиона так же безмолвно указала ему на кресло, Драко встал вроде и далеко от центра комнаты, но все равно словно между ними двоими. — Для вас есть предложение, мисс Грейнджер. Вы можете покинуть наше поместье. — Что, карт-бланш закончился, лорд Малфой?— нахально поинтересовалась она. — Так и знала, что Снейп меня больше чем на полторы недели не отпустит. — Вы получите назад палочку, но пообещаете, что не будете более искать встреч с моим сыном. — Не буду, но если сам придет — выгонять не стану, — пожала плечами Гермиона. — И вообще, это я должна делать предложения, раз я в Малфой-мэноре оказалась для вас опаснее, чем в Лондоне. Вы избавитесь от меня, и я не расскажу, что вы тут творили, но с дополнительным условием. — Без него, — покачал головой Люциус, неспешно достал собственную палочку из-за пояса, и в лицо Гермионе ударил синеватый рваный луч. Она поморщилась. — Ментальной магии меня обучал все тот же Снейп, если это вам о чем-нибудь говорит. — Но попробовать-то стоило, — развел руками Люциус. — Так что вам нужно? — Дневник Риддла верните. — Забирайте и убирайтесь. *** Аппарировав на Гриммо, Гермиона обнаружила, что о ней совершенно никто не беспокоился, словно Малфой-мэнор теперь считался санаторием. — Ну как наши дела? — Гарри приветственно махнул ей из кресла, сворачивая газету, — Джинни еще долго в зеркало смотреться? — Да ты никак сейчас попросишь меня съехать, — сдвинула брови Гермиона. — Она что, в моей комнате? — В моей. — Поздравляю. — Спасибо. Дневник нашла? — Да... его чуть Люциус Малфой обратно не прикарманил, но ты же меня знаешь. — Кстати, — Гарри поджал губы, — знаешь, что напели Кричеру эльфы из мэнора? — Я их лично просила молчать обо всем, что там было, так что ума не приложу. — А это не о тебе, — помотал головой Гарри, — это о Снейпе. Ты знаешь, что он сам ездил в мэнор? — Зачем? — А это самое интересное: с виду — огневиски выпить, и за каким-то артефактом, по-моему, даже за этим дневником... — Он мог — я ему рассказывала. — Но на самом деле ездил он не за ним — ему твоя теория, видимо, тоже не очень понравилась. Он приехал уговаривать Малфоя, чтобы тот оставил в покое тебя и Драко, представляешь? — Не верю. — А ты поверь. Он его не умолял, разумеется — все было в такой форме: не лучше ли плюнуть тебе на этих малолетних дебилов, мой дорогой друг — ты аж корни волос из-за них подкрашивать забываешь... — Что-а-а? — Или седеешь, не суть важно. Важнее, что Малфой ему ответил. — И? — Он сказал, что на самом деле почти уже плюнул. Но если для его сына этот запрет важнее того, что запрещено, значит, не так уж ему это и нужно, на самом деле. Вот, решай сама. Гермиона задумалась на несколько секунд. — И он прав. Драко действительно ничего от меня не нужно. Они все немного больные, так что я завязала в это вмешиваться. Стукни меня, если снова понесет. — С удовольствием. Покажи дневник. — Лови. Старая тетрадь перелетела через спинку кресла, Гарри поймал ее и начал неспешно листать. — Гермиона, а ты видела, что из середины вроде бы страница вырвана? — Нет, — нахмурилась она. — Я тоже не видел, когда он был у меня... Она очень аккуратно вырвана, вот, смотри, здесь чуточку виден клей, а тут как зубчики, или бахрома, еле заметная... — Хорошо бы узнать, когда ее вырвали — до или после того, как ты пробил эту штуку клыком василиска. — Гермиона забарабанила пальцами по креслу Гарри. — Ну, тут тебе даже радиоуглеродный анализ не поможет, — усмехнулся тот. — Посмотрят фильм про динозавров по BBC — и сразу умничать, — недовольно сказала Гермиона, — но это даже неважно... Важно только одно: да или нет. Скажи, а Джинни сможет сделать мне одолжение — последнее, клянусь! — и продлить сегодня свой аутовизуальный сеанс часа так на два? — Зачем тебе? — Снова в Хогвартс хочу. Проверить еще одну теорию. *** Эльфы едва успевали откачивать воду из подвалов Малфой-мэнора и Хогвартса, все дороги в Британии вообразили себя реками, над оседающими сугробами клубился густой пар, а ведь было всего девять утра. Солнце работало словно за год — будило бабочек и подснежники, только и ждавшие сигнала, обнажало грязь, которую снег хоронил в себе много месяцев, в общем, как всегда, плюсов и минусов было поровну, хотя для волшебников положительная сторона была шире — им необязательно было выходить на улицу, потому что аппарировать они теперь могли в любой момент. Но они все равно выходили. Драко и Люциус, оба в высоких сапогах, бродили по саду по колено в снежной жиже, отмечая мелом погибшие деревья — хотя это уже не требовалось, поскольку живые покрылись почками буквально за два часа. На широкий каменный забор из воды вылезла серебристая выдра и принялась наблюдать за Малфоями, но они не обращали на нее ни малейшего внимания. — Эй, вы, — потеряв терпение, заявила полупрозрачная выдра голосом Гермионы Грейнджер, и они наконец обернулись, — я не то чтобы жажду общения с вами, но рассказать кое-что просто обязана. — Гермиона, — приветственно махнул ей Драко, — так это ты докопалась до истины? — Докопалась, — довольно усмехнулась выдра, — я даже хотела позвать тебя с собой, чтобы все закончить, но на мне сейчас, понимаешь, гейс на инициативу контакта. Так что славы ты не получишь. Но есть и положительная сторона: твоему отцу ее тоже не достанется. Драко стрельнул взглядом в Люциуса: тот, опершись на садовую лопату, видимо, заменившую ему на время трость, изучающе разглядывал усатого патронуса Гермионы Грейнджер. — Давным-давно Люциус Малфой, — начала выдра, пришлепывая от нетерпения широким призрачным хвостом, — забрал себе школьный дневник своего главного учителя и друга по имени Том Риддл. Люциус Малфой подозревал, что этот дневник — не просто дневник: он сам туда иногда что-то писал и получал от учителя и друга ответы, но однажды этот дневник приказал себя отдать. Люциус Малфой так и сделал, но перед этим он вырвал из дневника листок — то ли на память, то ли надеясь продолжить когда-нибудь переписку с таким особенным человеком. Особенному человеку в конце концов повезло не очень, хотя он вполне это заслужил. Но Люциус Малфой все равно помнил все его слова, хотя они, возможно, и были полной ерундой — ну, про то, что волшебники будут недостойны своей магии, когда признают магглов. Комментарии, дополнения от вас будут? — Мне действительно жаль, что ты магглорожденная, — холодновато ответил Люциус. — Не льстит, не старайтесь. Листок из блокнота в память о тех днях, когда Лорд был интереснее и адекватнее, долго лежал у Люциуса Малфоя в столе, или в шкафу, или в тайнике, неважно. Даже когда дневник проткнули клыком василиска, этот листок оставался цел. Был он или нет еще одним хоркруксом, уже не понять, потому что я его все равно уничтожила, а вот у Люциуса Малфоя на это рука так и не поднялась. Тем не менее, когда Люциус Малфой потерял почти все, что любил, он нашел себе осколок зеркала ЕИНАЛЕЖ... Люциус посмотрел на Драко взглядом, не предвещавшим тому ничего хорошего. — Ему очень понравился этот осколок, — продолжила выдра, — потому что он мог видеть в нем тех, чьи желания когда-то ценил даже сильнее, чем свои собственные. И однажды он вспомнил про одно из несбыточных желаний своего Лорда — чтобы маги, отвергшие его ради грязнокровок и магглов, потеряли магическую силу. Люциус вовсе не хотел, чтобы это желание взаправду исполнилось, и возрождать Волдеморта, отдадим ему должное, он тоже не жаждал. Но он очень хотел, чтобы Темный Лорд наконец обрел покой, — выдра понизила голос, сделав выразительную паузу. — И тогда Люциус Малфой, не будь дураком, взял листок из дневника Риддла, записал на нем это желание, добавив от себя пару сравнений, которые несколько изменили изначальный смысл — то ли "снегом посреди лета", то ли "как снег на голову", простите, сильно волновалась и забыла, но магия — это, знаете, как зацепки за слова. А потом поехал в Хогвартс, нашел зеркало ЕИНАЛЕЖ и засунул листочек за его раму, чтобы эта крошка души Темного Лорда просто лежала там до скончания веков в такой счастливой галлюцинации, что все в конце концов произошло по его предсмертному желанию, хотя и задуманному задолго до смерти. Лучшее из возможных утешений проигравшему. Если честно, Люциус, я не знаю, убить вас нужно за такое милосердие или восхищаться, что вы на него еще способны. Птицы оглушительно орали по кустам, Люциус стоял с непроницаемым выражением лица, а Драко слегка щурился - то ли иронически, то ли просто еще не успел привыкнуть к проснувшемуся солнцу. — Но Люциус не учел, что дневник — как и любой его листок — давно связан с девочкой, седьмым ребенком в семье и первой девочкой во многих поколениях волшебников, — назидательным тоном сказала выдра. — И когда в дневнике снова появилось желание, включилась и ее воля — а вы представляете, с какой силой теперь этот дневник мог желать? Но главное, Люциус Малфой не учел, что зеркало желаний, чтобы ученики на него случайно не наткнулись, могли переставить. И переставили — туда, где обычно все прячут ненужные заколдованные вещи — в Выручай-комнату. А комната, которая чувствует желания, начала выручать на всю катушку. Скажите, Люциус, о чем вы подумали, когда началось то, о чем вы сами и загадывали? Что покойный Темный Лорд был действительно так силен? Да что там, явно ведь не о том, что это вы сами так крупно напортачили... бедный вы наш снежный король. Выдра хихикнула, прикрыв усатую мордочку плоским хвостом, встала на задние лапки — и растворилась в дрожащем от теплой влаги воздухе, не дожидаясь ответа.