Катарсис. Действие третье

Новый управляющий симпатии у меня не вызывал. Парень был застенчивый, нервный, немного полный и часто краснел. Но Сорен уверил меня, что он справится, а у меня не было оснований не доверять ему. К тому же, мне не спать с ним, лишь бы работал исправно. Пристанище для Баффи я тоже нашёл довольно быстро. Милая девушка забрала у меня переноску с драгоценным когда-то для Ро сокровищем и пообещала, что обеспечит нашему Баффи кошачий рай. Заметив мой настороженный и внимательный взгляд, она нервно усмехнулась и пояснила, что, конечно же, не в буквальном смысле, а просто ему будет хорошо, как в раю. Ох уж мне эти переносные смыслы… всё равно отдавал Баффи я с тяжёлым сердцем. Боялся за него. Всё-таки он был дорог Ро, пусть тот и бросил его на меня… как ни крути, а я любил этого лысого зверька, пусть по мне это и не было особо заметно. Но деваться некуда. По прибытии в больницу Святого Джона я подошёл к ресепшну и бегло разъяснил цель своего визита. Там сидела молодая девушка. Я не знал, была ли это та же, с которой я говорил по телефону, или нет, её эмоции ни о чём не говорили мне. Впрочем, разве это важно? Она провела меня в палату матери. Та лежала под капельницей, выглядела она ещё хуже, чем некоторое время назад, когда я встретил её в магазине, приехав сюда уладить дела с «Коброй». Вся высохла, стала помятой и худой. Пахло лекарствами и болезнью. Палата была светлой и чистой, но, несмотря на это, выглядела неуютно. Губы невольно дёрнулись от отвращения. Я был рад, что Сорен остался в холле и не видел этой картины. Следом за мной зашли доктор и медсестра. ― Мисс Рихт? ― мягко позвал доктор, тронув мать за плечо. ― Просыпайтесь, мисс Рихт, за вами пришли. Мать с трудом разлепила глаза и медленно повернула голову к выходу ― туда, куда указывал палец доктора. ― Дэнни?.. Дэнни… ты пришёл… ― облегчённо выдохнула она. ― Всё будет хорошо, мисс Рихт. Ваш сын хочет перевести вас в другую клинику, на лечение, ― зачем-то влезла медсестра. У меня возникло чувство, что она отчего-то сильно ей сопереживала. Неясно, по какой причине. Возможно, мать и на неё подействовала своим актёрским даром. Доктор проверил показания различных приборов, продиктовал их медсестре. После отправил её на ресепшн и сказал подготовить карту и выписку. Сам он осторожно освободил мать от капельниц и помог подняться. ― Ну, вот и всё, мисс Рихт, ― добродушно и нараспев сказал доктор, улыбнувшись ослабшей матери. ― Сами стоять сможете? ― Да, всё в порядке, спасибо… ― кротко отозвалась женщина, и доктор осторожно перестал придерживать её под локоть. ― Тогда переодевайтесь и на выход, а мы с мистером Хэйзом пока пойдём разберёмся с бумагами, ― кивнул доктор уже мне, безмолвно требуя следовать за ним, что я и сделал, даже не оглянувшись. Я был чертовски рад сбежать оттуда. Мы забрали карту с результатами различных анализов, которые могли пригодиться уже в медицинском центре Лангон, и поехали в аэропорт, по пути лишь торопливо заехав в квартиру матери и собрав вещи первой необходимости. Как я и ожидал, квартира была в ужасном состоянии. Повсюду валялся мусор, бутылки, пыль, ботинки липли к полу, витал стойкий запах курева, перегара и чего-то стухшего. Стараясь уйти как можно скорее, я быстро и хаотично скидал в пакет одежду и туалетные принадлежности, после чего вернулся в такси и теперь мы отправились уже прямиком в аэропорт. Я специально взял билеты так, чтобы между прилётом в Детройт и отлётом в Нью-Йорк оставалось только три часа. Этого времени как раз хватило на все формальности. Пока мы ехали в такси, Сорен сидел рядом с водителем, а я делил сидение с матерью, которая то и дело всхлипывала и цеплялась за мою руку. Я никак не реагировал, но внутри меня клокотало отвращение. Я сто раз пожалел, что согласился с Сореном и припёрся в этот Детройт. Я на клеточном уровне ненавидел эту женщину, и меня попросту выводило из всякого состояния равновесия её нахождение рядом. Мне хотелось прямо на ходу выскочить из этого чёртового такси, лишь бы не терпеть её присутствия, но я держался из последних сил. Только запихнуть её в больницу и всё. Только доставить до Манхэттена. Место матери я взял в бизнес-классе, причиной назвав то, что там ей будет комфортнее, а мы обойдёмся и экономом. Но на самом деле я, конечно же, просто хотел быть от неё подальше, раз уж есть такая возможность. Я не хотел, чтобы она сидела рядом с нами. Уверен, мы не избежали бы вопроса вроде «А это твой друг, да?» ― «Нет, мама, это мой парень, мы живём с ним вместе и даже трахаемся». Пожалуй, так бы я и ответил, если бы не её состояние. Не хватало ещё приступа… ― Извините, ― шёпотом обратился я к стюардессе, проходящей мимо. ― Девушка, у вас есть что-нибудь покрепче? ― Простите, сэр, в эконом-классе мы подаём только вино, ― так же тихо отозвалась она, так как многие пассажиры уже укладывались спать. ― Девушка, понимаете, я очень боюсь летать, ― соврал я, незаметно вложив в её руку зелёную купюру. ― Может, всё-таки найдётся что-нибудь? ― Хорошо, сэр, я сейчас что-нибудь посмотрю, ― улыбка её резко стала куда более радушной. ― Большое спасибо, ― натянуто улыбнулся я в ответ, и, как только девушка ушла, глубоко вздохнул и подпёр лоб рукой, прикрыв глаза. ― Ты в порядке? ― Сорен мягко погладил меня по спине. ― Нет, не в порядке, ― хмуро отозвался я. ― Пойми, я её не перевариваю. Категорически. Просто выносить не могу. Аж всё внутри скручивает. Сорен прикоснулся прохладными губами к моему пульсирующему виску. ― Всё нормально. Она в бизнес-классе, уже через четыре часа мы будем на Манхэттене. Успокойся, ― он взял меня за руку, переплетя пальцы и сжав. ― Пожалуйста, сэр, ― послышалось сзади. Я обернулся, увидев стюардессу, которая протягивала мне жидкость чайного цвета в стакане. Интересно, что бы это могло быть. Но спрашивать я не стал, лишь улыбнувшись и поблагодарив её. Я видел, что она бросила взгляд на наши сцепленные руки, но после ― сразу ушла. ― Тебе тоже показалось? ― тихо спросил Сорен, наклонившись к моему уху. ― Или не показалось. Завидует, ― я изобразил, как мог, улыбку в ответ. ― Есть, чему? ― он приблизился к моим губам, глядя в глаза. ― Конечно, есть. В зеркало-то давно заглядывал? Ты красавчик. Сорен усмехнулся, мягко и продолжительно поцеловав меня в губы. ― За твой второй комплимент, ― он постучал ногтем по бокалу в моей руке. ― Ты теперь их считать будешь? ― я взглянул на него искоса, опрокинув в себя чайную жидкость, которая, если верить моему барменскому опыту, оказалась бурбоном. ― Ты так редко мне их говоришь, что это несложно. Вот когда собьюсь со счёта ― перестану, обещаю, ― сладко улыбался Сорен, вновь поцеловав меня и слизнув с моих губ остатки алкоголя. ― М-м. Мотивация, ― невнятно пробормотал я в его губы. ― Дэн, у меня встал… ― совсем тихо оповестил меня он, кажется, я понял его скорее по движениям губ, которые всё ещё касались моих. ― И? Что ты мне предлагаешь? Мы здесь не одни, ― тем же способом ответил я. ― Ты когда-нибудь трахался в туалете самолёта? ― Ты ёбнулся? ― не выдержав, чуть громче спросил я, но после сразу опомнился, вновь понизив тон. ― А если нас заметят? ― В хвосте два туалета, к которым все сидят спиной. Выйдем по одному, через время, никто не заподозрит. К тому же, сейчас уже поздно, бОльшая часть пассажиров спит, ― стоял на своём Сорен, в подтверждение кивнув на нашего соседа на третьем кресле, который дремал у окна. ― Сорен, это незаконно, иди один подрочи, ― уже сердитее ответил я. ― О, так Дэнни у нас законопослушный, да? Весь такой правильный, чистенький, трусливый… ― ехидно шептал он, рукой нахально прохаживаясь по внутренней части моего бедра. Я иронично усмехнулся. Знал бы он, какой я «чистенький и законопослушный»… ― Прекрати меня провоцировать, я что, похож на школьника, чтобы на твоё «слабо» купиться? ― Дэн… мы быстренько, ― уже жалобно. ― Ну не можешь же ты мне отказать после того, как я всё это так живо представил… ― Сорен нетерпеливо поёрзал, крепко стиснув мою руку. ― Ну и какой кайф в этом твоём «быстренько»? Я люблю долго и мучительно, ― томно шепнул я, и Сорен тихо застонал, вновь заёрзав и схватив меня за ворот рубашки. ― Не смей мне отказывать, а потом говорить со мной таким тоном, Дэниэл. ― А то что? ― продолжал издеваться я, чувствуя, что уже и сам возбуждён. ― А то сам будешь две недели один дрочить, ― теперь в его тоне игривость уступала настоящей угрозе. ― Это нечестно, ты заставляешь меня нарушать закон, а влетит потом нам обоим… ― несерьёзно надулся я. ― Боги, Дэн, я сам заплачу штраф… ― И сознаешься в изнасиловании, ― добавил я. ― Мне такими темпами скоро в убийстве сознаваться придётся. Короче, я пошёл в туалет, который на нашей стороне, приходи через пару минут, постучи два раза и через паузу третий. Понял? Я неуверенно покивал, потому что затея эта мне не особенно нравилась. Но деваться мне, кажется, некуда. Довольный своей победой Сорен поднялся с кресла, как бы невзначай, и направился в хвост самолёта. Я тихо барабанил пальцем по подлокотнику кресла, покусывая губы и теперь уже тоже ёрзая. Вот приспичило же некоторым… а теперь я и сам на взводе. Лишь убедившись, что прошло уже три минуты, я тоже встал с непринуждённым видом и отправился в сторону туалета. По дороге понял, что забыл, какая дверь, но, стоило начать волноваться, тут же вспомнил. На нашей стороне, два стука и третий после паузы… так я и сделал. Замок щёлкнул, и я зашёл, закрыв за собой дверь. Сорен тут же налетел на меня, жадно целуя и тиская. В туалете было тесно, тумба с раковиной и крышка унитаза были отделаны в травянисто-зелёный, цвет компании, рейсом которой мы летели. Сам унитаз располагался по левую сторону от двери, а практически перед входом было зеркало, под которым располагалась раковина, и тумба, видимо, с бумагой и средствами для чистки. Никогда не приходилось туда заглядывать. Понимая ситуацию, долго размениваться на прелюдию мы не собирались. Я отстранился от Сорена, зашептав: ― Доставай резинку… ― А откуда у меня? ― удивился он. ― А у меня откуда? ― парировал я. ― Дэн… я проверяюсь после каждого партнёра, даже если мы трахались с защитой. Мой отец врач, помнишь? Забота о здоровье у меня в крови. А тебе я доверяю, ― суетливо шептал он. ― То есть… ты хочешь без… ― я шумно вздохнул, чувствуя, как рука Сорена требовательно поглаживает мой член через бельё, забравшись в штаны. Я не знал, правду ли он говорит. И даже не знал, важно ли мне это вообще… В конце концов, какая, к чёртовой матери, разница. Ну сдохну я от СПИДа, так этому миру даже дышать легче станет, не так ли?.. Я столько рассуждаю о том, что жить особого смысла нет, а тут боюсь переспать без резинки с постоянным партнёром, пусть мы и живём вместе всего около двух недель? Глупо… ― Без резинки. Да. К тому же, у нас мало времени, а с презервативом тебя по полчаса кончить не заставишь, ― Сорен присел на корточки, опершись спиной на тумбу, и приспустил мои джинсы с плавками, взяв член в руку и старательно мастурбируя мне, чтобы довести до точки кипения. После он взял его в рот, обильно смазывая слюной. ― Смазки тоже нет… ― вслух догадался я. Сорен не ответил. То ли потому, что это было и так очевидно, то ли потому, что рот у него был занят. Быстро встав и спустив уже расстёгнутые джинсы с боксерами, Сорен нагнулся, придерживаясь одной рукой за раковину, а второй торопливо смазав слюной свой анус. ― Давай быстрее, пока не высохло, ― шепнул он мне, нагнувшись, насколько позволяло пространство. Несильно, то есть. Я пристроил член к его входу, но, замерев, шепнул в ухо: ― Ни звука, ты же понимаешь? ― Нет, я буду стонать твоё имя на весь самолёт и перебужу всех пассажиров, пусть все посмотрят, ― лыбился он, но тут же перестал, когда я резко вошёл в него, протолкнув головку через тугую мышцу сфинктера. Сорен перехватил вскрик где-то в горле, дёрнувшись, закусив кисть и сжав меня в себе невыносимо тесно. Я с садистским наслаждением засаживал ему до упора, мстительно думая о том, что чего хотел ― то и получил, пусть знает. При движении я задевал дверь за спиной, что создавало шум, потому я дёрнул Сорена немного в сторону, поставив прямо напротив небольшого зеркала. Задвигавшись снова и чувствуя, как его тело дёргает от моих движений, я вплёл пальцы в его волосы, потянув за них, несильно запрокинув его голову и выдохнув в ухо: ― Открой глазки, сладкий. Сорен с трудом разомкнул зажмуренные веки и увидел перед собой своё отражение, то и дело вздрагивающее от моих толчков. Он сильнее закусил кисть руки, периодически моргая и поглядывая на наше отражение. Я стал мастурбировать ему, стараясь подстроить его под себя, чтобы мы кончили одновременно и не пришлось возиться ещё и с этим. Мучительно всхлипнув, Сорен выгнулся назад сильнее, начав кончать, и я почувствовал, что тоже кончаю, продолжая вбиваться в его податливое тело, пока эластичные мышцы сладко и ритмично сжимали в оргазме мой член. Остановившись, я уткнулся в его плечо, дыша тяжело, но стараясь и это делать тихо. Сорен разжал зубы, упершись в раковину и второй рукой. На кисти остались красные и довольно глубокие следы от зубов. Не отстраняясь, я наклонился вбок, оторвав от рулона туалетной бумаги кусок и, вынув из Сорена свой член, сразу вытер вытекающую из него сперму, а после избавил от её следов свой член, пол туалета и тумбу, выбросив всю использованную бумагу в унитаз и смыв. Сорен быстро подтянул и застегнул штаны, кинувшись мне на шею с жарким поцелуем, пока я всё ещё возился с ремнём. ― Чёрт, Дэнни, я никогда так не кончал… охуенно… ― шептал он мне в губы. ― Давай летать куда-нибудь хотя бы раз в недельку, а? ― Мы разоримся, ― покачал головой я, поправляя кофту. ― Ладно. В конце концов, есть ещё много интересных мест… но напротив зеркала ― было очень… м-м… ― он снова вовлёк меня в глубокий благодарный поцелуй. ― И почаще называй меня сладким, мне понравилось. ― А ты не слипнешься? ― Наоборот, ― сообщил он, подмигнув мне. Я не совсем понял, что это значило, в голову лезли какие-то пошлые картинки… но уточнять я не стал. ― Я пошёл обратно, а ты выходи через какое-то время, хорошо? Я кивнул, выпустив Сорена из туалета, а сам выдохнул, открыв кран, ополоснув лицо холодной водой и напоследок ещё раз тщательно осмотрев туалет, чтобы быть уверенным, что мы нигде не оставили следов своего преступления. Прилетев на Манхэттен, мы сразу же, без промедлений поехали в медицинский центр. И я ликовал скорому избавлению. Поездка в такси оказалась такой же напряжённой, но мне было уже легче, потому что я знал, что скоро я избавлюсь от матери вовсе на какое-то время. Я заметил, что, видимо, оклемавшись после полёта, она заинтересованно поглядывала на Сорена, за которым я сидел, но так ничего и не спросила. Лангон оказался огромным. Как пояснял на ходу Сорен, у этого центра очень широкая специализация, включающая, в том числе, и онкологию. Подойдя к ресепшну, до которого Сорен с трудом доставал (над чем я не преминул про себя усмехнуться), он обратился к девушке за ним. ― Здравствуйте. Мне нужен доктор Фитц, он нас ждёт, ― деловито сообщил он. ― А вы… ― нахмурилась девушка, не переставая печатать что-то. ― Сорен Фитц. ― А, мистер Фитц… доктора Фитца сейчас нет на месте, но он дал мне все инструкции. Вы ― Пэгги Рихт? ― обратилась она к женщине, стоящей рядом со мной. Мать вяло кивнула. ― Идёмте, доктор уже подготовил вам место в палате, я провожу вас, ― девушка вышла из-за ресепшна и оперативно взяла мою мать за локоть, поведя в сторону палат, словно чувствовала, что я лишь с радостью от неё избавлюсь. Мать напоследок сжала мою руку, шепнув, что любит, и отпустила, покорно уйдя в сопровождении девушки. Меня передёрнуло. Вспомнив про сумку в руках с вещами, я отнёс её вслед за девушкой в нужную палату, поставил возле койки матери и ушёл, не дав ей и слова сказать, лишь отмахнувшись тем, что мне нужно найти доктора. Сорен стоял у стены, положив руки в карманы свободных джинсов. Из-за белой кофты он сливался со стеной, а если учесть ещё и бледную кожу, пепельные волосы… уж очень он походил на привидение с этим выражением лица. Пока меня не заметил, задумался о чём-то, взгляд светлых глаз в никуда, приоткрытые и едва шевелящиеся губы… ― Сорен, ― позвал я. Он дёрнулся, очнувшись и уже обыденно улыбнувшись мне. ― Я тут пока персонал поспрашивал, отца видели в другом крыле, ― сообщил он. ― Идём? Я кивнул, покорно пойдя вслед за Сореном, который здесь, похоже, хорошо ориентировался. ― А кем здесь работает твой отец? ― спросил я. ― Главный врач. ― Оу… это круто, ― с уважением покивал я. ― Слушай, я вдруг подумал… твой отец ― доктор, неужели он… ну… не смог вылечить твою бессонницу? ― Нет. У меня после травмы головы что-то повредилось в мозгу. Он сказал, лезть туда с операцией ― слишком большой риск, всё может крайне печально обернуться. К тому же, как ты мог заметить, я не испытываю каких-либо трудностей особых в связи с этим. Со мной всё нормально, я просто мало сплю. Правда, по прогнозам отца, проживу такими темпами недолго, ― он беззаботно усмехнулся. ― Отец считает, что невозможно жить так, как живу я, чтобы это никак не отразилось на организме. Я молчал, опустив глаза в пол и не зная, что тут можно вообще сказать. Когда человек вот так легко говорит о том, что может скоро умереть ― это, мягко говоря, сильно выбивает из колеи. Я почувствовал неожиданный удар в плечо и поднял глаза на улыбающегося Сорена. ― Чего напрягся-то? Я же помирать не собираюсь, как ты мог заметить. Не парься. Я покивал для вида, хотя мрачные мысли меня не оставили. Спросив по пути ещё пару докторов, мы выяснили, что отца Сорена последний раз видели на цокольном этаже, где располагался морг. Всё веселее и веселее, не правда ли? Я вспомнил, как ещё очень давно, как будто и вовсе в другой жизни, мы протаскивали в морг полуживого Марти, чтобы его заштопал после драки с Ро какой-то его друг… я потряс головой. Не хочу вспоминать. Пройдясь по этажу, Сорен открыл дверь морга и заглянул внутрь. ― Доктор Фитц не заходил? ― спросил он, заглядывая в дверь одной головой. ― Ушёл минуту назад к себе, ― ответили оттуда. ― Ясно, спа… Сорен замолчал на полуслове, почувствовав, как я придержал рукой дверь, которую он собирался было захлопнуть. Он поднял на меня недоумевающий взгляд, а я чувствовал, как по телу прошла мелкая дрожь, словно делая его абсолютно ватнообразным. Сглотнув, я оглядел дверь и пространство вокруг в поисках какой-нибудь карточки, но ничего похожего не было. Нет, не может быть… собравшись с духом, я открыл дверь сильнее, оттеснив Сорена и заглянув в кабинет самостоятельно. Гробовая тишина. Только надоедливое щёлканье ручки и безэмоционально заглядывающие прямо в душу рыбьи глаза.