Катарсис. Действие третье

Дэн Тем же вечером я отвёз Сорена домой, а Баффи забрал из отеля, вернув в квартиру. Уже не совсем одиночество. Сорен попросил меня дать ему ещё один выходной, а после ― вышел на работу, и мы начали понемногу подготавливаться к Рождеству, делая это не торопясь. Я снова встречался с поставщиками костюмов, декораций, оформителей. Сорен, кажется, избегал меня. Не знаю наверняка. Мы почти не пересекались, но для того, чтобы разобраться, намеренно это или всего лишь стечение обстоятельств ― я был слишком затянут в другие проблемы, явно куда более насущные. Я звонил Гарри каждый день по вечерам. Наверное, любого подобная навязчивость давно задолбала бы… но Гарри всегда отвечал терпеливо. Правда, всегда одно и то же… «Пока ничего». И после этого «пока ничего» я каждый раз наливал себе полстакана… потом два полстакана… потом два полных… За две недели я ушёл в самый настоящий запой. Я напивался вечером, я немного выпивал утром, пару раз даже перебарщивал, и приходилось просить Сорена перенести встречу с очередным оформителем или поставщиком, так как я едва ворочал языком и явно был не в том состоянии, чтобы звонить серьёзным людям и просить перенести встречу, потому что я налакался. Сорен по-прежнему справлялся с работой безукоризненно. Я заметил, разве что, что с его лица исчезла улыбка, а из голоса совсем пропали игривые дразнящие нотки. Он выглядел угрюмым и задумчивым, прямо таким, каким выглядел раньше, только если не знал о моём присутствии. Теперь же он выглядел так даже при мне. Пару раз улыбался, правда, когда я хвалил его программы, но улыбка эта была бледной и безжизненной. Вечеринка была готова. Волноваться больше не о чем. Наконец-то я мог полноценно расслабиться… разумеется, вечеринку мы устроили не на сам день Рождества. Как ни крути, это не Хэллоуин. Чтобы наверняка, датой события мы сделали двадцать третье декабря. Которое я, к слову, провёл в относительно счастливом беспамятстве, предварительно уже по традиции позвонив Гарри и убедившись, что новостей всё ещё нет. Какой-то грёбаный день сурка в весьма кошмарном воплощении… каждый день ― встать, выпить пару бутылок пива от похмелья, потом понемногу тянуть виски в течение дня, позвонить Гарри и убедиться, что новостей нет, а под конец ― напиться окончательно, чтобы забыться тревожным сном. В канун Рождества, после вечеринки, в обед, мне позвонил Сорен. Лишь ответив ему, я осознал, насколько пьян. ― Да?.. ― вяло ответил я заплетающимся языком. ― Здравствуйте, мистер Хэйз, ― уже привычно холодно. ― Я хотел бы с вами итоги мероприятия обсудить. Зайдёте сегодня в клуб? ― Просто пошли мне по мылу, Сорен… ― отмахнулся я, понимая, что вечером точно никуда себя выйти не заставлю. ― Дэн… ты что, опять пьян? ― лёд в голосе дал ощутимую трещину. Я лишь пристыженно молчал. ― Сейчас два часа дня… ― ещё более укоризненно оповестил меня он. ― Спасибо, у меня есть часы… ― сообщил я Сорену. Как будто я сам не знаю, сколько времени… кто придумал вообще, что пить с утра ― это что-то плохое? ― Чёрт, ― коротко выругался он и бросил трубку. Я пожал плечами, отложив телефон и намешав себе очередную импровизированную Куба-либре. Спустя какое-то время (судя по часам, около получаса) в дверь раздался звонок. Я подорвался, наивно надеясь, что это может быть Гарри. Быть может, у него настолько хорошие новости, что решил рассказать только лично? Или… нет, точно хорошие. Однако распахнув дверь, я увидел только Сорена с каким-то пакетом в руках. Он смотрел на меня укоризненно, но сочувственно, с заботой. Я давно не видел таких живых эмоций на его лице в мою сторону. Не говоря ни слова, Сорен брезгливо поджал губы, пихнув меня в квартиру и закрыв дверь. Он поставил пакет у тумбы, снял куртку, а после забрал из моих рук почти полный стакан. Я до того опешил, видя, как он слил его содержимое прямо в раковину, что и звука не смог произнести. После Сорен оперативно достал из холодильника четыре бутылки пива, но тут я уже пришёл в себя и с негодующим воплем попытался забрать бутылки из его рук. ― Сорен, ты чего?! ― возмущался я. ― Вообще-то это денег стоит! ― А здоровье тебе потом бесплатно поправлять, стало быть, будут? ― на редкость серьёзно и едко отозвался он, сердито на меня посмотрев. ― Поверь мне, как сыну врача, оно обойдётся тебе точно дороже четырёх бутылок пива. ― Если ты хотел всем этим сказать, чтобы я меньше пил, и пришёл сюда агрессивно пропагандировать мне здоровый образ жизни ― можно было бы и словами… и вообще это не твоё дело, ― уже жёстче заметил я, тем не менее, смирившись с ситуацией, сев за стол и наблюдая, как Сорен выливает в раковину моё любимое тёмное пиво. ― Ты правда считаешь, что слова тебе сейчас помогут? ― теперь в его взгляде появилось уже что-то болезненное, но он оставался твёрдым и решительным. ― Дэн, ты давно видел себя в зеркало? ― он как раз вылил последнюю бутылку и подошёл ко мне, схватив за руку и потянув. ― Встань. ― Сорен, не надо… ― Встань, ― требовательно, с назойливым детским упрямством во взгляде, как бы говорящим, что пока я не сделаю то, о чём просят ― от меня не отстанут. Я вздохнул, с кряхтением поднявшись и проследовав за Сореном в ванную, где он поставил меня напротив зеркала и сказал посмотреть на себя, что я также покорно выполнил. Ну, он прав, а разве можно было ожидать чего-то ещё? Я рассматривал своё отражение и отмечал, что кожа приобрела болезненный сероватый оттенок, щёки впали, под глазами залегли тёмные синяки, губы потрескались, щетиной оброс, волосы лежат чёрт знает как… ― Владелец двух стриптиз-клубов, ― пристыдил меня Сорен, вложив мне в руку таблетку. ― Выпей. Потом прими душ и побрейся. Только тогда отсюда выпущу, понял? ― всё ещё строго спрашивал он. Мне до такой степени было лень спорить, что я согласился. Сорен вышел из ванной, а я покорно выпил таблетку, запив водой из-под крана, побрился, а потом залез в душевую кабинку, помывшись и лишний раз почистив зубы. Вроде, в общем и целом стало лучше. Вроде. Я вышел из ванной. Сорен осмотрел меня и одобрительно кивнул. ― Так-то лучше. Зачем ты так напиваешься аж с обеда? Я прикрыл рот рукой, вдруг почувствовав, что алкоголь, казавшийся переваренным, теперь просится наружу. ― Тошнит? ― понял Сорен. Я кивнул. Он принёс мне кружку и снова отправил в ванную ― очищать желудок. С трудом убедил его, что с этим сам справлюсь. По окончании процедуры мне стало уже значительно лучше. Как будто действительно какой-то яд вышел. Пусть и далеко не весь, но значительная его часть. Ещё одна чистка зубов. Теперь порядок. Когда я вновь вышел, Сорен с явно твёрдыми намерениями отвёл меня в гостиную, посадив перед телевизором, а сам остался стоять. ― Давно что-нибудь нормальное ел? ― спросил он. ― Хотя, чего я спрашиваю, конечно, давно… ― ответил он за меня, когда я даже вопрос ещё не успел осмыслить. ― Я сейчас приготовлю что-нибудь лёгкое. А ты сиди и не рыпайся. Понял? Я покорно кивнул. Сорен вышел из комнаты, а я прилёг на одну из диванных подушек, аккуратно складывая ноги, чтобы не задеть Баффи, по обыкновению примостившегося на краю дивана. Чёрт, он ведь прав, я совсем расклеился… Ро бы точно не похвалил меня за такое. Наверное, мне действительно не хватало этого. Чтобы просто кто-то в особо доступной форме объяснил мне, что пора прекратить и взять себя в руки. И я взял. В прямом смысле тоже, потому что с похмелья меня здорово морозило и потряхивало. Сорен приготовил салат, чем-то напоминающий «Цезарь», только легче. Пошёл он хорошо. Хотя меня ещё подташнивало, такую еду желудок принимал с благодарностью. А после не менее благодарно принял крепкий чай. Сорен сидел на диване рядом, поглаживая уже успевшего к нему немного привыкнуть Баффи, и наблюдал за мной с болезненной нежностью во взгляде. ― Знаешь, Дэн, ― вдруг всё тем же твёрдым тоном сказал он. ― Понимай, как хочешь, но… на ночь я останусь здесь. Я прослежу, чтобы ты не напился опять. Я вздохнул, кажется, первым делом поняв Сорена именно так, как он больше всего боялся быть понятым. ― Не нужно. Я пришёл в себя. Спасибо. Меня затянуло и… просто действительно надо было встряхнуть. Спасибо, Сорен. Он поджал губы, свободной рукой сжав диванную обивку. ― Я просто… не хочу отмечать Рождество в одиночестве, ― тихо признался он, не глядя на меня. ― Только хотел с кем-то провести это время… как друзья, не более того. Просто как друзья, ― Сорен заглянул мне в глаза с тоской. Я вздохнул. Если только как друзья… наверное, мне тоже не стоит в одиночку проводить эту ночь. Кто знает, вдруг меня снова затянет во всякие мысли и… я действительно опять сорвусь?.. Мы с Сореном всю ночь смотрели разные рождественские и не только фильмы. Ели фрукты, которые он принёс, повторили тот самый салат. В этот день я решил не тревожить Гарри, наверное, ему хочется отвлечься и провести Рождество со своей семьёй. Позвоню ему завтра, поздравлю, а там… от мысли о том, как Рождество «справляет» Ро, сердце сжималось невыносимо больно, но я буквально силой заставлял себя не думать о плохом и отвлекаться. Всё будет хорошо. В следующем году мы справим и его День Рождения, и Рождество, и я точно сделаю так, чтобы всё было идеально. Обязательно сделаю… Только, пожалуйста, пусть с Ро всё будет в порядке… *** Ро За окном истошно завывал ветер, царапая крючковатыми ветками стекло. Отвратный скрежет вперемешку со скрипом старого изножья кровати, сливаясь в экстазе, заволакивали мой слух. Я моргал через раз, не видя смысла в том, что это действительно мне нужно, пока глаза не начинало резать от сухости. Заломленные высоко руки уже не так ощущались, как по началу. От его подушки пахло потом, табаком и парфюмом. Сам отец сидел в кресле напротив моего лица, с ленивой полуулыбкой наблюдая за тем, как меня кто-то насиловал. ― Боль временна, Роуэн. Ты же понимаешь это, правда? Сильнее боли физической только боль моральная. Но и та не может существовать вечно. Она изводит тебя, ломает и перемалывает, но ты все равно идешь дальше. Эта цикличность нерушима, но кого-то она уничтожает, а кого-то делает лишь сильнее. И вот тогда ты начинаешь понимать всю прелесть этого состояния. – длинные пальцы чувственно сжали подлокотник кресла, когда я закричал в голос от прострелившей боли в пояснице и плечевых суставах, а улыбка Колина расползалась лишь шире, ― Но и у боли есть своя философия. Заставлять преднамеренно чувствовать другого человека боль – настоящее искусство, Ро. И созерцать его – великое наслаждение. Его слова гулким эхом вибрировали в моей голове, а в груди выворачивался наизнанку какой-то пресловутый мешок с динамитом, который все искрил, но никак не желал взрываться. Я прекрасно понимал, о чем он говорит. И понимал, что спорить было бы глупо. Зизи, Марк, Таниша, Джон, Рита, Том – их лица переливались в голове затейливым калейдоскопом, заслоняя собой тех, чьи имена я даже не мог вспомнить. « ― Ох, Ро, мы что, будем заниматься сексом прямо здесь? – Рита с придыханием осмотрелась, взволнованно оглядываясь в неосвещенном спортзале, лежа среди спортинвентаря на грязных матах, сваленных в углу. Ее аккуратная белокурая голова умещалась аккурат между оборванным каким-то бугаем канатом и волейбольной сеткой. ― А тебе что-то не нравится? – я вопросительно изогнул бровь, по-лисьи ухмыльнувшись и навалившись на девушку сильнее, вжимая ее своим телом. Член уже болезненно изнывал от напряжения, настойчиво требуя разрядки. Вовлекая дурочку в поцелуй, я постепенно стянул с нее черлидерскую юбку, задрав до шеи такую же спортивную кофту на замке и оголив аппетитную грудь. ― Но здесь как-то грязно… И вообще я думала мы будем делать это у тебя дома. – ее теплые руки ласкали мою шею, то и дело задорно задевая ногтями кожу. Бросив на белокурую бестию короткий взгляд, я лишь шире улыбнулся, после не сдержавшись и вовсе засмеявшись в голос: ― Ты что, тупая? Я никого не вожу к себе домой, запомни. Я хочу с тобой переспать, а не семью заводить. – не дав ошеломленной девушке сказать и слова, я рывком наклонил голову, вгрызаясь в сосок клыками и перетирая. Истошный вопль захлебнулся в моей ладони, которой я зажал ей рот, а руки Риты, что до недавнего так нежно гладили мою кожу, вдруг попытавшиеся начать меня душить, были перехвачены второй. Когда я наконец прокусил сосок насквозь, а трепыхания горячего тела подо мной достигли апогея, возбуждение достигло пика – стиснув шею хрупкой девушки руками, я без лишних прелюдий стянул со стройных ног белье, высвободив свой член и, несмотря на крайние протесты, наконец войдя. Чем стремительней нарастал такт толчков, тем сильнее сжималась моя правая рука на бледной шее Риты. Ее зрачки в ужасе расширились, из уголка рта, застывшего в хриплом крике, стекала слюна. Под ее аккуратными ухоженными ногтями забилась содранная с моих рук кожа вперемешку с моей же кровью. Это мгновение было достойно лучших полотен художников эпохи прерафаэлитов. Таинственная красота, застывшая от ужаса на этом лице сильно обожгла мое нутро. Я пораженно замер, всматриваясь в это непостижимое выражение лица. Но это было лишь мгновение. Поведя языком от ее подбородка вверх, собирая слюну, я вовлек свою заблудшую овечку в жадный поцелуй, входя все глубже и грубее, с удивлением отмечая, как она подается мне навстречу, сжимая меня своими не оформившимися еще до конца бедрами. Оргазм был просто вспышкой. Вспышкой, которая быстро угасла в темноте спортивного зала. ― Ты ужасен, Ро. – дрожащими губами произнесла Рита, вопреки своим словам продолжая сжимать меня обеими ногами и тянуться к моему лицу в желании поцеловать. ― Ошибаешься. – коротко ответил я, рвано отстранившись от еще не остывшего женского тела, - Есть гораздо страшнее меня». Мне позволили вернуться в свою комнату только после того, как гость моего отца кончил четыре раза. Волоча меня за собой под обе руки, мужчины перебрасывались шутками и какими-то байками. Бегло осмотрев одним здоровым глазом (второй уже которую неделю как отказывался фокусироваться на предметах, день ото дня заволакивая правую сторону туманной поволокой все сильнее) своего насильника, я отметил, что тот не особо старше меня самого. От этой мысли стало еще больше не по себе. Молодой человек, высокий и подтянутый, был немногим ниже меня, и, как мне казалось, был напарником отца на его новой работе. Они задорно смеялись, обсуждая какой-то утренний конфуз, что случился с парнем по имени Шон, который зацепил на парковке своей машиной тачку их босса, от чего бедняге пришлось далеко не сладко. ― Сэмми, давай оставим нашу милую игрушку в его конуре и пойдем пропустим по стаканчику прекрасного виски? – обаятельно расплылся в улыбке отец, открывая комнату, которая сразу же вцепилась в меня своими острыми когтями, сотканными из темноты, стоило двери заунывно скрипнуть, ― У тебя ведь никого нет, как я помню? Почему тебе не остаться со мной сегодня вечером и не встретить Рождество в моей скромной компании? ― Почему бы и нет, мистер Рэштвуд. – липко протянул парень, рывком швырнув мое тело вглубь комнаты, ― Буду исключительно рад быть Вашим спутником в эту сказочную ночь. – дверь захлопнулась, поглотив этих двоих в темноте, которая уже так привычно стянула меня по рукам и ногам. Они сказали Рождество? Неужели уже Рождество. «Искрящаяся от разноцветных огней электрических гирлянд в ночной тишине улица Ферндейл казалась будто бы волшебной. Один дом был украшен искуснее другого: от саней, запряженных оленями Санты до замысловатых сказочных героев и далее, всему пределом были лишь материальное положение и фантазия хозяев того или иного дома. Я шел по этим пышущим надвигающимся праздником улочкам, упорно кутаясь в широкий вязаный черный шарф. Грузная обувь с металлическими носами наступала на снег уверенно, без доли сожаления ломая позвоночники тысячам снежинок, от чего раздавался упругий хруст. Я улыбнулся своим забавным мыслям про позвонки у снежинок, плотнее засовывая обветренные от мороза руки в пальто, даже не замечая, как ко мне кто-то бежал. Удар по голове был резким и оглушающим. От неожиданности я упал на колени, широко распахнув глаза и попытавшись сфокусировать взгляд. ― Сукин сын, Хэйз! – новый удар пришелся прямиком по ребрам, заставив меня болезненно закусить губу и наконец взять себя в руки. Если я сейчас не поверну ситуацию в свою пользу, то меня нехило отпинают. Чудом увернувшись от нового удара, нацеленного в челюсть, я подскочил на ноги, стремительно развернувшись и наконец увидев, с кем имею дело. Стоявший напротив меня капитан футбольной команды Мэтью Кортэнс напоминал рассвирепевшего борова и буквально скрежетал зубами. ― Ты трахнул Риту, урод! ТЫ поимел МОЮ девушку, гребаный фрик! – заорал на всю улицу раскрасневшийся парень, то и дело сжимая и разжимая кулаки. Паника, поначалу охватившая меня, стремительно сошла на «нет», оставив в моем полном распоряжении холодный рассудок. Нащупав в кармане пальто то, что никогда из него не выкладывалось, я отстраненно улыбнулся, поведя плечом. ― Прости, я не знал, что эта потаскуха – твоя девушка. – практически не соврал я, глядя моему обидчику в глаза. ― Что ты сказал, Хэйз?! – улыбка сползла с моего лица, сделав его выражение вполне себе безжизненным. Я понимал, что потасовки не избежать. Бегло осмотревшись по сторонам, я просто сделал выпад вперед, отработанным движением дернув рукой из кармана. Характерный механический щелчок и липкая жижа заструилась по рукоятке ножа, пачкая мои пальцы и дорогую белую спортивную куртку Мэтью. Пораженно застыв на месте, он лишь в ужасе смотрел на свой проткнутый бок, расползающуюся алым куртку и мои спокойные глаза. Обняв обидчика второй рукой за шею, я лишь сильнее всадил нож в его тушу, провернув рукоять по часовой стрелке. ― Если ты рискнешь затеять против меня что-то еще, кроме сегодняшнего нашего романтичного рандеву, ― я приблизился к приоткрытым горячим губам вплотную, ― то, обещаю тебе, ты умрешь так же быстро, как кончила подо мной твоя девушка. Мне терять нечего, Мэтью. А вот тебе – не уверен. – с усилием вытащив нож, я полюбовно помог Мэтью коленями рухнуть на грязный снег, совсем по-дружески похлопав того по плечу, ― И не стоит кому-то говорить о том, что случилось с тобой сегодня. Это только усугубит твое положение, крепыш». Все, что я мог в этой комнате – это предаваться воспоминаниям. Порой я не узнавал самого себя в том, что столь любезно преподносил мне мозг. Но чаще понимал – да, это я, такой, какой есть. И все, что я сейчас получаю ― просто лаконичная расплата. Ведь я не дурак, я понимал, что рано или поздно по счетам придется платить, вот только я свято верил, что просто не успею дожить до этой самой расплаты, а сейчас… жалел. Жалел о том, что так много не сказал, не сделал, не почувствовал. В груди отвратительно защемило, стоило воспоминаниям радушно подкинуть мне потускневший образ Дэна. Его лицо уже было размыто, образ состоял только из силуэта и отзвуков его голоса. Теплого, проникновенного, родного. Слезы не вызывали стеснения, вырываясь то и дело наружу. За дверью послышался веселый смех и звон стекла. По всей видимости, отец со своим приятелем вовсю отмечают Рождество, напрочь позабыв обо всем. Подобравшись ближе к двери, я просунул нос в щель между дверью и полом, почуяв ароматный запах жареного в духовке мяса. Отец всегда готовил на Рождество мясной рулет с грецким орехом, от чего у мяса был весьма специфичный привкус, но мне он нравился как никому другому. Так и замерев у двери, высунув нос в скупую щель, я не заметил, как уснул. Уснул мертвым сном.