Колыбельная для зверя

      «Ябеда» противно пищит у самого уха. Слишком рано, можно было бы ещё спокойно спать… Относительно спокойно — пульс пытается ставить рекорды, но это настолько привычно, что можно было бы и проигнорировать. Ясутомо недовольно ворчит и зарывается мордой под подушку. Не помогает — пронзительный высокий писк совершенно не становится тише. Ладно, ладно, что там…       Попасть лапой по нужной кнопке получается не сразу, «ябеда» едва не падает на пол. Ясутомо немного отвык что от самой чудо-машинки, что от сенсора — полтора месяца не носил, снова установил после срыва и полученной от метаморфолога взбучки. Лишний раз не светиться в раздевалке проще, чем не знать, что происходит с собственным телом. Хотя… Хотя всё равно ни черта не понять: график был вполне нормальным ещё с прошлого утра, день прошёл почти утопически спокойно и даже без диких нагрузок, никаких кошмаров не снилось, ну откуда это резкое повышение?..       Ясутомо шумно вздыхает и закрывает глаза. Раз уже всё равно проснулся — пора обращаться.       Интересно, настанет когда-нибудь тот чудесный момент, когда утро не будет начинаться с феерически-прекрасного ощущения, что тело и сознание пропускают через мясорубку? И с облака шерсти. Июнь на дворе, сколько можно линять?!       Ясутомо честно ждёт пару минут, чтобы пришёл в относительную норму пульс — волчий быстрее человеческого, с этим нужно считаться — и снова смотрит на экран. Переключается с графика на числовые показатели, на рекомендации… Снова на числовые. Всё-таки он не понимает свой организм — посреди ночи выдать катехоламинов почти в четыре раза больше нормы, ни с того ни с сего… Надо принять супрессанты, иначе «ябеда» не заткнётся. И поработать спокойно не выйдет — слишком адреналинит. Наверняка выглядит сейчас… надо проверить, как маньяк или как жертва маньяка. А, впрочем, как ещё должен выглядеть человек, подорвавшийся в половину четвёртого ночи? И где чёртов выключатель, у него же не кошачье зрение…       Чёрный экран планшета отражает всклокоченные волосы и тёмные круги под лихорадочно блестящими глазами. Ужас какой, увидишь в тёмном переулке — удар хватит. С другой стороны, увидеть оборотня в тёмном переулке — вообще плохая примета. Хуже адской гончей.       — Да заглохни ты… — бормочет Ясутомо. Куда он положил новую пачку супрессантов… Вечером точно видел пёструю упаковку, дизайнер которой явно не был знаком с показателями здорового оборотня: такой «спокойный график» мог принадлежать только покойнику.       Верещание «ябеды» назойливее комариного писка. Никак не отфильтровать из восприятия.       Супрессанты обнаруживаются под учебником по экономике. Логики в этом нет никакой, даже намёка на неё, и Ясутомо списывает всё на собственное полусонное оцепенение — естественное своё состояние, в котором он неизменно пребывает после вечерних тренировок. Пару дней назад запихнул конспекты по химии в стопку манги, поутру был, мягко говоря, озадачен.       Какую же ему прописали дозировку…       Не стоило разгрызать супрессанты, их ведь не просто так в оболочке выпускают — горечь страшенная, будто желчью рвало. Ясутомо кривится и в пару глотков допивает оставшуюся воду, скептически смотрит на опустевшую бутылку и делает мысленную пометку затариться газировкой. Вот сегодня же. И купить беруши!..       «Ябеда» замолкает пару минут спустя, как только показатели опускаются до верхних пределов нормы, но в ушах звенит ещё долго. Полностью отключить звук невозможно, и это не баг, а фича, спору нет, — смысл во всей этой системе, если бы носитель мог просто вырубить звук и не обращать внимание на собственное состояние? — но Ясутомо всё равно от души желает разработчикам чудо-приборчика по десятку таких вот чудес под подушку. И на полную громкость.       Пора браться за домашку, через две недели начинаются соревнования, так что претензии к успеваемости неприемлемы. И…       Конспекты по физике обнаруживаются в комоде под футболками.

***

      На выходных они внезапно выбираются в горы. Де-юре это тренировка с вольным меню, а по факту — Фукутоми отправляет подопечных выгулять зверушек на природе. Вернее, не так. Сперва Ясутомо вовсе не понимает, за каким интересом их понесло тихими тропами в какие-то дебри. Тихие тропы вполне приличные, велосипед и шею на них не сломать, но Ясутомо вовсе не привык ни к чему, кроме велостанка, поэтому он ворчит. Ему ничего толком не объясняют, Фукутоми вообще немного говорит, и это нервирует. Ясутомо очень не любит чего-то не понимать. Но Шинкай выглядит возмутительно довольным и жизнерадостным, мычит прилипчивую мелодию из рекламы жвачки, и — вот уж парадокс — его безмятежность и бесит, и успокаивает одновременно.       Ясутомо подозрительно принюхивается, когда они заходят в неброское здание, смахивающее на частную гостиницу, каких в этих местах пруд пруди. Хоть бы одна зараза объяснила, какая нелёгкая их сюда принесла.       — Это закрытая территория, — информирует Фукутоми, когда Ясутомо, помявшись, спрашивает, собственно, на кой… о, отсюда школу видно. — Хозяева — оборотни, лет пятнадцать назад обустроили её для своих внуков, а не так давно открыли и для остальных, кому надо. Можно выгуливаться без риска наткнуться на людей.       — Прелесть какая, — бурчит Ясутомо без особого восторга и прибавляет шаг: казалось бы, сколько тут той гостиницы, а заплутать легче лёгкого, благо, Фукутоми знает, куда идти, только и остаётся, что не отставать и не задевать снующих по коридорам людей. Оборотней. Не суть.       В последнее время Ясутомо резко пошёл в рост и сильно сутулится, сильнее, чем обычно. Шинкай по привычке пытается хлопнуть его по спине, и Ясутомо старательно уклоняется.       — Ну что ты такой брюзга? — Шинкай фыркает и хлопает снова, в этот раз — успешно. — Выпрямись! Кстати, для детей и подростков в процессе становления сознания вход бесплатный.       — Стремает меня такой альтруизм, — Ясутомо скептически поджимает губы. — Серьёзно, ну какая выгода хозяевам вот так запросто пускать…       — Их младшая дочь попала в изолятор, — очень тихо поясняет Шинкай, солнечно улыбается проходящей мимо девушке в юкате с моном в виде стилизованной оленьей головы и снова слегка мрачнеет. — То ли состояние было совсем тяжёлое, то ли побочные эффекты от супрессантов, но… словом, пошло замещение.       Пауза повисает короткая и неприятная. О замещении говорить никто не любит. Такое бывает редко, едва ли насчитается один случай на десять тысяч оборотней, но всё равно бывает, что звериное сознание полностью вытесняет сознание человеческое, и исправить или помочь уже нельзя. Ясутомо поневоле задумывается, что хуже: замещение или замыкание, когда человеческое сознание оказывается заперто в зверином теле, без возможности обращения. До сих пор было зафиксировано всего семнадцать случаев замыкания, безо всякой выявленной закономерности, и последний такой эпизод — замкнуло сразу двоих, причём вполне взрослых и задокументированно стабильных мужчин — спровоцировал жуткую панику в Северной Европе.       — Это известная история, — отчего-то извиняющимся тоном добавляет Шинкай. — О ней здесь все оборотни хоть краем уха слышали.       — Я из Йокогамы, — отсекает Ясутомо, пожалуй, резче, чем хотел. Тема тяжёлая, а он не любит обсуждать вещи, которые вызывают у него серьёзный эмоциональный отклик. Слишком велик риск случайно выползти из надёжного кокона, остаться беззащитным и уязвимым, как рак-отшельник, лишившийся своей раковины. Правда, Ясутомо сильно подозревает, что без раковины рак-отшельник сдохнет, но проверять не хочется.       — Нельзя быть таким колючим, Аракита-кун… — Шинкай укоризненно качает головой. — Ты же не ёж.       — Да хоть бы и дикобраз — что ты привязался? — вспыхивает Ясутомо. — Кто ты там, слышал поговорку: «любопытство сгубило кошку»?       — Хватит пререкаться, — безапелляционно распоряжается Фукутоми, остановившись так резко, что Ясутомо едва не впечатывается носом в его спину. Раздевалка, что ли… — Аракита, обращайся и марш гулять. Шинкай, ты тоже. Отведёте душу — возвращайтесь сюда же.       — Девочки направо, мальчики налево, — фыркает Шинкай и подталкивает Ясутомо в спину.       В раздевалке смутно пахнет листьями и супрессантами, в остальном — ничего необычного. Высокий худощавый парень с впечатляющих размеров синяками на спине со скучающим видом смотрит на большие электронные часы на стене — нет, не часы, таймер, секунды тикают в обратную сторону — и, поприветствовав новоприбывших коротким кивком, выходит через боковую дверь. Таймер высвечивает пять минут.       — Как насчёт краткого инструктажа? — сдаётся Ясутомо. Ему не нравится что-либо не понимать, даже больше, чем спрашивать.       — Оставляешь одежду здесь, выходишь, обращаешься, гуляешь, возвращаешься, — Шинкай с хрустом потягивается. — А таймер — чтобы предыдущий посетитель успел обратиться и уйти подальше в лес. Ну, чтобы не пересеклись… Для стабильных отдельная раздевалка, кстати.       Ясутомо кивает. Логично, в общем-то. Оборотни редко проявляют агрессию по отношению друг к другу, но пока не стабилизировались — есть риск, что взбрыкнут звериные инстинкты. И ладно ещё, если столкнутся два травоядных, хоть бы и олени — в Японии таких большинство, — а если хищники? Или, ещё хуже, хищник с потенциальным обедом? Это, кстати, одна из причин, почему категорически не рекомендуется обращаться на голодный желудок. Среди оборотней нет мелкой живности, зверь всегда примерно сопоставим с человеком по росту и весу, так что проблемы могут быть более чем ощутимыми… Скажем, только что вышедший парень явно обращается в медведя, это по запаху понятно, и Ясутомо явно не хотел бы столкнуться с такой зверушкой носом к носу.       — Пойдёшь первым?       — Угу, — почему бы и нет. Совсем нечасто выдаётся возможность проветриться в «естественной среде обитания», смысл тянуть. Ясутомо снимает веломайку.       — Ну-ка, стоять, не двигаться!       Шинкай по дурной своей привычке складываете пальцы пистолетом. Ясутомо недовольно поджимает губы и отворачивается. Ну не любит он сенсором светить… Когда командные тренировки — специально приходит в раздевалку раньше остальных, а уходит позже, чтобы не глазели. И так уже самую маленькую модель использует, даже под рукавом веломайки почти незаметную, но Шинкай всё равно обращает внимание.       — Можно посмотреть?       — Да ну…       — Да не «да ну», жалко тебе, что ли?       Ясутомо закатывает глаза, но на потолке не обнаруживается ничего интересного, кроме скучающего мотылька. Временами Шинкая слишком много. Это слегка раздражает, совсем чуть-чуть.       — Смотри, раз так приспичило…       Ясутомо совсем не нравится, когда к нему прикасаются или вот так пристально рассматривают, но не отбиваться же от настырного… приятеля, что ли. Как назвать человека, с чьим присутствием уже попросту смирился как с неизбежным злом? И с которым у тебя один якорь? Не совсем чужак, с какой стороны не взгляни, поэтому незачем на него скалиться.       — Отец говорит, мне тоже такую ставить скоро придётся, — почти жалобно тянет Шинкай. — И брату тоже, когда дело пойдёт к осознанию… У тебя «Метаприкс», что ли?       — «При», — рефлекторно поправляет Ясутомо. Он очень далёк от языков, но к названию привык, незачем его коверкать.       — Первый раз вживую вижу, — Шинкай с интересом разглядывает пластиковый корпус сенсора. — Франция?       — Швейцария.       В Европе, особенно в Центральной и Западной, оборотней в разы больше, чем в Азии, потому и в медицинском плане там больше таких вот «мелочей жизни», эту самую жизнь существенно облегчающих.       Шинкай жуёт и без того пухлые губы. Вопросов у него явно много, он вообще большой любитель поговорить.       — Больно?       — Ну… Явно не хуже, чем само обращение.       Шинкай кивает, но по взгляду Ясутомо делает вывод — сравнение осталось непонятым. Всё правильно, у Шинкая ещё не началось осознание, значит, обращение пока проходит безболезненно. Счастливый.       — Неприятно немного, — сдаётся Ясутомо. — Но когда привыкнешь — особо не мешает.       — А…       — Не спадает.       — И…       — И при обращении тоже. Но лучше не рисковать.       Ясутомо всё-таки натягивает на руку защитную сетку — достаточно плотную, чтобы сенсор не слетел даже при очень активном движении, и достаточно эластичную, чтобы не передавливать хоть руку, хоть лапу. Шируито-сенсей все уши прожужжала требованием всюду таскать с собой мелочёвку вроде той же сетки, экстренных супрессантов и сменных батареек для «ябеды», в итоге Ясутомо просто смирился.       — Всё узнал, что хотел? — спрашивает он с напускным недовольством. — Тогда я пойду, что ли. Тут точно безопасно оставлять вещи?       — Безопасно, — подаёт голос молчавший до сих пор Фукутоми. — Я могу проверить твои показатели?       Ясутомо кривится, будто от лимона, но «ябеду» протягивает без возражений. Если не считать адреналиновых вспышек под утро, никаких проблем у него нет, и вообще, от якоря не принято что-либо скрывать.       — Только сигнал прервётся, когда я уйду. Радиус приёма небольшой.       — Ничего. Меня больше интересует недельный график.       Ясутомо пожимает плечами, складывает одежду и обувь в шкафчик. Незапланированный выгул совсем не помешает, зверю полезно размять лапы. И вообще, что угодно лучше обращения в четырёх стенах, это говорят и метаморфологи, и книги, и здравый смысл. Стоит ли терять время.       — Что думаешь, Джуичи? — Шинкай громко шелестит обёрткой батончика. — Да не смотри ты на меня так, перекушу — и тоже иду, честно… Так что?       — График неплохой. Не сорвётся.       — Значит… — Шинкай совершает могучее глотательное движение, но Фукутоми заканчивает вместо него:       — Будет участвовать в гонке в Ниномии.