За синие горы (рабочее)

Пасмурное небо хмуро взирало на промокший город, отражалось рябью в лужах. Ветер обрывал с деревьев увядающие листья, заставляя срываться с травы и ветвей крупные капли. Моросило. Казалось, все краски пожухли в этом городе. Ни золото и медь листвы, ни изумрудная зелень травы не могли порадовать глаз ярким всплеском цвета, лишь свет многочисленных окон да вывесок притягивал взгляд прохожих. В такую погоду хорошо сидеть в тепле и уюте, лениво наблюдая за продрогшими пешеходами, мрачно шарахающимися, когда проезжающие мимо машины окатывали их потоками мутной ледяной воды. Или хандрить от непонятно чего, ведь людям больше нечего делать.

***

Совсем не такой приятной кажется осенняя погода, когда шкура промокла до костей, в животе урчит от голода, а уставшие лапы замерзли до нечувствительности, не раз и не два окаченные водой с потревоженных кустов. Впрочем, пробиравшийся в полумраке придорожных зарослей кот не унывал: в зубах при каждом шаге покачивался крупный голубь, а знакомые окрестности обещали сухое убежище и тепло. Совсем скоро он проберется сквозь дыру в заборе и очутится в уютном полутемном сарае, где они с сестренкой и ее другом обитали уже несколько месяцев. На душе было легко, сегодняшний день выдался весьма удачным: ни стычек с другими бродягами, ни пинка от бездушных Кожаных, ни собак, с бешеным лаем бросающихся на продрогшего кота. Определенно, неплохой день! Если бы не дождь да призрак зимы, робко проявляющийся то в ледяных порывах ветра, то в укорачивающемся дне, сегодняшний день можно было бы назвать прекрасным. Погруженный в приятные мысли кот мерно шагал, стараясь не показываться на открытом пространстве - привычка, доведенная у бродяг до автоматизма. Жилище было уже совсем близко, и чуткий нос различал знакомые запахи: вот кисловатой вонью повеяло от близкой помойки; вот собственная метка, дескать, это наша земля, убирайся, пришелец; вот клочок шерсти сестры, зацепившийся за за плотно переплетенные ветви кустов – запах почти неотличим от его собственного... Все тихо и мирно, даже Кожаные, несмотря на все их странности, не любят вылезать из своих гнезд в такую погоду. Огромная псина, обитавшая неподалеку, и, отпущенная погулять, нередко приносившая беспокойство коту, забилась в конуру, ворчала там, изредка позвякивая цепью. Протиснувшись сквозь узкий лаз в потемневшем, мокром заборе, кот очутился в просторном, хоть и полузаросшем саду. Покрытый красными, будто просвечивающими насквозь ягодами куст встретил его потоком ледяной воды. Ошеломленный внезапным купанием кот отскочил назад на добрые пару хвостов, фыркнул, брезгливо отряхнул с уже давно промокшей серой шерсти воду. Осторожно ступая по мощеной дорожке, петлявшей среди деревьев и густого кустарника, он подкрался к покосившемуся, но все еще способному защитить от холода и сырости. Упитанный голубь в зубах уже утомил шею, хотелось выпустить наконец тяжелую ношу и дать отдых натруженным лапам. Судя по запаху, сестра была дома. Предвкушая, как сейчас он просушит, наконец, вымокшую, тяжелую шерсть и поест, кот шагнул в уютную полутьму сарая. Выплюнул осточертевшую тушку птицы, отряхнул грязные лапы. – Горлинка! Ответом ему была тишина. Обеспокоенный кот направился вглубь сарая, откуда донесся слабый шорох. Шерсть на загривке взъерошилась слипшимися колючками. Осторожно ступая по пыльному деревянному полу, кот приблизился к неясно темневшей в полумраке куче листвы и мха. – Горлинка! – опять позвал он. Откуда-то сзади раздался шорох, и серый кот выдохнул с облегчением. – Сестренка, я тут, – обрадовано заурчал он и ласково ткнулся носом в ушко. – Ты... ты чего? Серая, чуть светлее его самого, полосатая кошка съежилась на подстилке из мха, невидящим взглядом вперившись в стену. Сгорбленные плечи подрагивали. – Он ушел, – хриплым от сдерживаемых рыданий голосом ответила кошечка, подняв сухие, лихорадочно блестящие глаза на брата. – Янтарь ушел. – Куда ушел, зачем? Горлинка, что случилось? – Ворон, я... я ему рассказала, что у нас будут котята, – у кота удивленно расширились глаза, такой новости он не ожидал, – и он сказал, что... – Горлинка не выдержала и залилась горькими слезами. Изумленный Ворон не мог вымолвить ни слова, лишь ласково прижал к себе рыдающую кошку и вздохнул. Успокаивающе урча, он начал вылизывать серебристую шерстку сестры. Нельзя плакать вечно, и через некоторое время Горлинка затихла, уткнувшись носом в плечо брата, и лишь изредка шум дождя снаружи заглушали судорожные всхлипывания. Наконец, серая кошечка собралась с духом и заговорила. – Я сама только узнала об этом, старая Тесс сообщила – от нее-то ничего не укроется. А я, глупая, и не заметила. Хотела вначале рассказать Янтарю, а он как заслышал, перепугался и, – кошка с трудом сглотнула ком в горле, – и будто от больной шарахнулся. Сказал, что не может больше оставаться мне другом, и сбежал. Голубые глаза кошечки яростно сверкнули. Уже не горе, а ненависть и отвращение звучали в охрипшем от рыданий голосе. В общем, история простая и, увы, нередкая. Кот перепугался свалившейся на него внезапной ответственности и решил попросту ретироваться, оставив беременную подругу на произвол судьбы. Ворон с трудом сдерживал клокочущее в горле рычание. С раннего детства оставшиеся сиротами котята были близки и привыкли находить друг у друга поддержку и сочувствие – редкое явление среди бродяг. Они жили вместе, делились радостью и горем, и теперь серый кот воспринял нанесенное сестре оскорбление как свое собственное и готов был жестоко отомстить Янтарю за такое предательство. Ведь когда-то он считал этот кусок лисьего помета своим другом и не мог желать лучшего любимого сестренке. Они немало прожили втроем под одной крышей, бродили в поисках дома и вытаскивали друг друга из передряг. Делились последней добычей и по очереди охраняли сон. Янтарь никогда не отступал, даже в том неравном бою против шестерых матерых котищ, когда им пришлось отстаивать свою территорию от банды захватчиков, а потом несколько дней просто отлеживаться, не в силах даже встать – настолько жестоким было то сражение. Кто же знал, что бесстрашный боец перепугается еще не родившихся даже котят? Я найду его, и он поплатится за свою подлость, – прошипела Горлинка. Ворон поежился: хрупкая и кроткая на вид, с совершенно не боевым именем, кошечка однако обладала душой воина, и горе тому, кто умудрился бы ее разъярить. Выросшие среди таких же бездомных бродяг, они привыкли отстаивать свое право на жизнь, тепло и пищу зубами и когтями, и никто бы не сказал, что Горлинка пряталась за спину брата, сомневающимся достаточно было взглянуть на пересекавший левое плечо шрам и подранные уши. Правда, стоило брату и сестре повзрослеть и сравняться ростом со взрослыми котами, как желающих связываться с ними резко поубавилось. Бродяги предпочитают гонять слабых и больных, а не злых и привыкших к драке молодых котов. – Не надо, маленькая, – кот успокаивающе дотронулся хвостом до пушистого бочка сестры, – Не стоит он того. Говорил он одно, но думал совсем иначе. Если Янтарь попадется ему на глаза, подлецу несдобровать. Ворон прекрасно знал сильные и слабые стороны бывшего друга, сколько раз они устраивали тренировочные поединки, и чаще всего именно он выходил из них победителем. Ворон был силен и ловок, в прямом бою мало кто мог выстоять против ударов его могучих лап; Янтарь же больше полагался на изворотливость и хитрость. Догнать его было весьма проблематично. Наверно, Янтарь тоже это знал, и даже если они встретятся, тот постарается не попасться на глаза серому коту. И выйдет это у него весьма удачно. Так они и сидели, слушая как все чаще крупные капли стучат о крышу. Промокшая шерсть подсыхала, неопрятными сосульками свисая с боков. Ворон брезгливо поморщился: если ее не вылизать сейчас, потом будет поздно – и начал очищать ее от налипшего сора, разбирать спутавшиеся пряди. Будто очнувшись, кошечка бросилась помогать брату. Злость медленно угасала в душе Горлинки, оставляя после себя только холод и отчаяние. – Ворон, что теперь делать? Я ведь не смогу вот так, одна, зимой... Поднявшись, кот приволок забытого у входа и уже порядком промокшего голубя и положил его перед Горлинкой. Скользнул взглядом по пока еще не округлившимся бокам. Скоро аппетит будущей матери возрастет, а малыши у нее в животе начнут расти не по дням, а по часам. – Ешь, сейчас тебе особенно понадобятся силы. Сам он сейчас и куска бы не проглотил, случившееся напрочь отбило аппетит и не давало сидеть на месте. Выглянул наружу: сумерки сгустились, и затянутое тучами небо мрачной тенью нависло над головами. Моросивший весь день дождик превратился в ливень, упорно стучавший по крыше, с шорохом сбивавший листву с деревьев. Порыв ветра, пробравшись сквозь густую шерсть, заставил кота зябко вздрогнуть и вернуться в тепло. Ворон вздохнул, собираясь с мыслями. Честно говоря, он и сам опешил от свалившейся новости. Котята, да перед наступлением холодов – от такой вести немудрено испугаться. Но надо жить дальше и что-то делать. Зима близко, а скоро появятся еще несколько голодных ртов. – Ничего, – он ласково коснулся носом плеча кошечки, заглянул в блеснувшие надеждой глаза, – прорвемся, сестренка, и вдвоем.