***
Окрыленный радостной вестью Ворон замер, притаившись около ежевичного куста. Где-то среди опавшей листвы и колючих ветвей шуршала невидимая мышка. От нахлынувшего облегчения: они живы и здоровы – хотелось скакать как расшалившийся котенок, лапы просто чесались от нетерпения, но долг – прежде всего, и сейчас он должен был накормить свое резко увеличившееся семейство. Наконец крохотный зверек вылез из укрытия, робко понюхал воздух, пытаясь обнаружить опасность. Заметил угрозу, но так и не успел юркнуть назад, в спасительные объятия колючих ветвей. Закидав добычу землей, Ворон отправился дальше. Небо было чистым, без единого облачка. Там, где вставало солнце, клубилась золотистая дымка, заливая далекие сосны теплым рыжим цветом. Чем выше, тем бледнее становился свет, и небосвод все ярче сиял нетронутой голубизной. Тусклые, пожухшие от ночных морозов травы в лучах рассветного солнца окрасились в чистые, радостные цвета, сверкали высыхающей росой. Последние астры и гладиолусы огоньками вспыхивали в полумраке, а оплетший стены Гнезда и забор виноград полыхал багрянцем. Чистый холодный воздух бодрил утомившегося после ночного бдения кота, приводил мысли в порядок. Последнее прощание лета перед тьмой и морозами зимы. О зиме думать не хотелось, и он упорно гнал тревожные мысли на потом. Он подумает об этом позже, завтра, а сегодня ничто не должно омрачить его радость. Вот только зима близко. Шорох в кустах заставил его поднять голову. На заборе сидел полосатый рыжий кот и лениво щурился, наслаждаясь внезапным теплом. – Эй, Ворон! Ты чего скачешь словно обнюхавшийся мяты котенок? – насмешливо окликнул он приятеля, – так ты всю добычу перепугаешь. – А ты, видно, забыл, что сам скачешь так по любому поводу и даже без такого, Кирпич? Рыжий кот расхохотался. На самом деле, подбитая и неправильно сросшаяся лапа уже давно не позваляла ему не то что скакать, но и бегать. Впрочем, рыжий кот не унывал и с юмором относился к своему увечью. Терпеливо выжидать у мышиной норки это ему не мешало. – Наш серьезный и угрюмый котик шутит? Рассказать кому, не поверят. Конец времен настал, спасаемся, ребята! – от избытка чувств Кирпич чуть не навернулся с забора. – Ну так что? Кот мягко спрыгнул с забора в кусты смородины. Вылез из них он уже зажав в зубах неосторожную полевку. Ворон в который раз восхитился умению приятеля трепать языком и выслушивать дичь одновременно. – Будешь? Угощаю! – щедрости Кирпичу было не занимать. Ворон поколебался: дома его ждали две голодные кошки. Но не уважить соседа было некрасиво да и во рту ничего не было еще со вчерашнего дня. Так что он обрадовано взмахнул хвостом и присоединился к трапезе. Некоторое время они молчали, усиленно жуя мясо. – Ну, фто у фебя флуфилоф? – сквозь набитый рот пробурчал Кирпич. Сердце Ворона пело и ликовало, а желание поделиться радостью со всем миром, включая окрестных мышей, полусъеденную полевку и злобную соседскую псину, распирало грудь. – У Горлинки родились котята, двое! – Уже? Ай молодец малышка, буду внуков нянчить наконец, – Кирпич сподобился-таки прожевать кусок полевки и не говорить с набитым ртом. – Да с такими манерами она и близко тебя не подпустит, – фыркнул Ворон, старательно обгладывая косточку. – Ха, сейчас она и тебя прогнать может. Кошки, они родив, особенно впервые, дуреют и во всех видят врагов. – Ч-чего? – Ворон аж поперхнулся. Как-то это было обидно. – Того. Детей они так защищают. Вот моя, помнится... которая же это была? – заметив, как разочарованно опустились уши товарища, Кирпич ободряюще заверил, – Да не слушай ты, вы с Горлинкой всегда не разлей вода были, она тебе больше всех на свете доверяет. Как хоть детишек назвали? – Э-э-э... не знаю еще, – смущенно мяукнул кот. – Узнаю нашего серьезного и практичного Ворона: первым делом не об именах думает, а о том, как бы накормить, – весело подмигнул ему рыжий. – Ладно, передавай привет малышке, потом загляну, детишками полюбуюсь. До встречи, да поможет вам Охотник! Взмахнул пушистым хвостом и не ожидая ответа скрылся в траве. – И тебе того же! – ответил пустоте Ворон. Сколько он знал этого рыжего нахала, тот всегда внезапно появлялся из ниоткуда и столь же неожиданно исчезал. Пожав плечами, он отправился охотиться дальше. Сегодня Ворону везло, и еще до того, как солнце оказалось в самой высокой своей точке, он умудрился поймать еще пару мышек и большого взъерошенного воробья. Ворон фыркнул, подумав, как сильно напомнила ему эта старая, сварливо чирикающая на оказавшуюся более удачливой молодежь птица ворчливую Тесс. Когда на душе легко, любое дело по плечу. Зажав в зубах добычу, он бодрой рысцой направился к сараю.***
Во второй раз обстановка показалась ему уже не столь пугающей, холодный воздух освежил мозги и разогнал глупые мысли. Да и пока он охотился, Тесс времени не теряла: вылизала свою и горлинкину шерсть, сгребла и выбросила на улицу грязную разворошенную подстилку и притащила взамен свежего мха. Сейчас утомленная родами мать спала, а старая кошка чутко стерегла покой спящей. С неожиданной признательностью Ворон ткнулся носом ей в плечо. – Спасибо, что спасла мою сестренку, – тихонько, чтобы не разбудить Горлинку, проурчал он, стараясь скрыть дрожь в голосе. Положил перед кошкой жирную мышь, – Это тебе. Старуха довольно фыркнула, принимаясь за еду. – Она у тебя молодец, отлично справилась, – с гордостью, будто Горлинка была ее собственной дочерью, мурлыкнула кошка, – Сейчас ей нужен покой и хорошая еда. Малышей всего двое, и, да поможет Охотник, можно надеяться, что они оба выживут. Редко бывало, что все котята из помета выживали, особенно родившиеся перед самой зимой. Но Ворон не хотел, чтобы его сестра ощутила очередную боль утраты: мало ей матери, брата, друга, не хватало еще потерять сына – и он поклялся, что не допустит этого. Костьми поляжет, себя загонит (ага, фыркнул насмешливый голосок в голове, вот только лишиться брата сейчас Горлинке и не хватало), из шкуры вон вылезет, но эти два пушистых комочка останутся живы, и ему больше не придется видеть отчаяние в огромных голубых глазах. Между тем, кошка продолжала: – Видишь эти травы? – она сунула ему под нос пучок резко пахнущей травы, Ворон не выдержал и чихнул. Тесс насмешливо повела усами. – Вот этот, мохнатый, – бурачник, чтобы молока больше было, синие ягоды – можжевельник, придаст сил, ромашка и тимьян успокаивают. Хорошенько запомни их. Сейчас их, конечно, нелегко разыскать, но если повезет, все они будут очень кстати. Я оставлю вам немного, правда, ведь зимой трудно найти свежие запасы, а понадобиться они могут не только вам. – Хорошо, – мяукнул Ворон, и, повинуясь внезапному порыву, пылко поблагодарил щедрую знахарку. – Спасибо огромное! Если тебе вдруг понадобится помощь, ты всегда найдешь ее у нас. Старая кошка растроганно заурчала. Видимо, их голоса стали слишком громкими и разбудили Горлинку. Дернувшийся как ужаленный Ворон от избытка чувств подскочил к сестре и радостно плюхнул добычу перед ней. Кошечка благодарно посмотрела на брата, выбрала мышку и принялась за еду. – Ты молодец, – радостно заурчал серый кот, вылизывая пушистое серое ушко. Нетерпеливо покосился куда-то в район ее живота. Тесс, наблюдавшая за всем этим, насмешливо фыркнула: – Погоди хоть, торопыга, пусть она поест. Ишь, беспокоится, будто они его собственные! Ворон почувствовал, как ушам стало жарко, и смущенно потупился. Наконец, с едой было покончено, и снедаемый нетерпением кот подскочил к сестре. И замер, изумленный таким великим, и в то же время, самым обычным чудом. Среди светлой серой шерстки на животе копошились и тонко попискивали – ни дать, ни взять, пара мышат – двое крохотных котят. Слепые мордочки неловко тыкались друг в друга и материнский живот в поисках молока. Один котенок был покрупнее, светло-золотистую шерстку испещрили пятнышки и полоски. Воспоминания ожили в душе, и старая тоска стиснула сердце Ворона. Он посмотрел на сестру, и увидел в ее глазах то же чувство. – Они так похожи, – хрипло мяукнул кот. Второй малыш, более хрупкий и маленький, оказался похож на обоих родителей: светлая бурая шерстка с почти черными полосами забавно топорщилась на загривке. Малыш раскрыл розовый ротик и жалобно захныкал, не находя молока, и молодая мать ласково придвинула его хвостом поближе к животу. Успокоенный котенок обрадовано зачмокал и неожиданно громко для такого крохотного тельца заурчал. Ворон уткнулся носом в шерсть крох, жадно вдыхая теплый котячий запах, такой родной и похожий на его собственный и, все же, такой особенный и неповторимый. «Эти два попискивающих комочка – теперь моя семья» – ошеломленно думал Ворон, пытаясь справиться с захлестнувшим его восторгом. Да, они ему не родные сыновья, но он позаботится о них вместо сбежавшего отца и вырастит их воинами, верными и честными котами. Ворон поднял голову и встретился взглядом с сияющими гордостью и восторгом глазами Горлинки. – Как их зовут? – Мы еще не решили, ждали тебя, – проурчала кошечка. Нежность и благодарность поднялись в душе кота, обрадованного таким доверием. – Тогда... – улыбнулся в усы Ворон, – думаю, логично не прерывать семейную традицию и назвать их птичьими именами? – Да. Пусть золотистый зовется... – они переглянулись, но Горлинка так и не смогла вымолвить дорогого сердцу имени. – Кречет. Он вырастет таким же большим и сильный воином, как эта могучая птица, – избавил сестру от тяжкого решения Ворон. Наверное, не стоило тревожить призраков прошлого и каждый раз при взгляде на котенка вспоминать ту жуткую ночь. Кошечка улыбнулась, соглашаясь с предложением. – А второго тогда пусть зовут... – Ястребом. Он будет быстрым и ловким охотником, уж я-то вижу, – проворчала позабытая за всем этим Тесс. Горлинка весело фыркнула. – Ну вы даете. Позволили бы матери назвать хоть одного ребенка! – шутливо ткнула она в бок Ворона и покосилась на знахарку. Та с невинным видом уплетала воробья, ее костлявые бока подрагивали от едва сдерживаемого смеха. – Но ты ведь не против? – состроил несчастные глаза суровый обычно кот. Горлинка с нежностью посмотрела в глубокую синеву его глаз. – Глупый, нет, конечно же. На том и порешили. Вскоре счастливая и уставшая кошка опять заснула. Ворон неподвижно сидел подле нее, разглядывая котят и борясь с сытой дремотой. Тесс негромко кашлянула, привлекая его внимание. Ворон повернулся к знахарке. – Пожалуй, я пойду, – проворчала старуха, – ночка выдалась непростая, а мои старые кости не предназначены уже для таких испытаний. И на удивление бодро потрусила к выходу. Смущенный Ворон вскочил, стараясь не потревожить мурчащую во сне сестру, и последовал за черной кошкой, провожая ее. На улице похолодало. При каждом выдохе из их ртов вырывались клубы пара и растворялись в полутьме. Солнце порыжело и уже готовилось ко сну, горизонт был залит ярко-алым светом, черными росчерками пересекаемый голыми ветвями деревьев. Бледный растущий месяц уже показался на небосводе. Гнездо Кожаных сияло теплым светом, так и манившим к себе продрогших котов. Впрочем, это тепло было предательским: сколько ни жили они тут, в лучшем случае, Кожаные просто не обращали на них внимание. Ворон отвернулся и поспешил за ушедшей вперед кошкой. Тесс покосилась на небо. – Ох, чуют мое сердце и суставы, завтра будет морозный денек. Они пробирались по каменной дорожке, неприятно обжигавшей холодом подушечки лап. У лаза в заборе Тесс остановилась и внимательно посмотрела на кота жесткими зелеными глазами. – Ладно, до встречи, малыш. Ты молодец, что заботишься о сестре, редко такое встречается в нынешние времена. Помни о травах, что я тебе показала. Но я должна предупредить тебя: ношу ты взвалил на себя тяжелую, и понадобятся все силы, чтобы пережить эти холода. Доживете до новой листвы – справитесь, а нет... – кошка вздохнула. – Впрочем, помоги вам Охотник. И, проворчав это традиционное прощание-напутствие, она исчезла в темноте.