Still alive

Не думала, что окажусь здесь снова. Приёмная к психиатру была выполнена в тёмных тонах. Единственное, что не навевало тоску в этом относительно небольшом помещении, была секретарша за компьютерном столом. Только завидев меня, она сразу предложила мне любой горячий напиток, а когда я отказалась, пыталась завести беседу. Сеанс был назначен на пять вечера, но родители, сославшись на важные дела, подвезли меня на час раньше. Словно я сама не могла доехать до Порт-Анжелеса. Может быть, дело в том, что я здесь впервые. Но, знаете, кабинеты психиатров везде были одинаковы. Я ненавидела эту идею. Вернувшись вечером после той пробежки, когда я встретила Эдварда, я застала обоих родителей за столом на кухне. А это ничего хорошего не предвещало. Они сказали, что я больше могу не пить те таблетки, прописанные мне психотерапевтом Дженкинсом. Пройдя двухнедельный курс транквилизаторов, мне вручили антидепрессанты под названиями Амитриптилин и Имипрамин. Я принимала их, несмотря на сонливость, которая у меня возникала в первые недели. Мне казалось, что я действительно стала лучше себя чувствовать. Неужели, и остальные так думали? Я готова была благодарить родителей за понимание и веру в меня, но затем они сообщили о курсе психиатрии. "Тебе нужно с кем-то поговорить", - заявляла Рене. С кем-то. Абсолютно чужим, но не с ней. И, сейчас, сидя здесь, в приемной, стараясь избежать разговоров с чересчур дружелюбной секретаршей, я чувствовала, насколько же я на самом деле слаба перед произошедшим и перед самой собой. Кажется, это никогда не закончится. Я слышу, как меня зовут по имени, прося пройти в кабинет. Словно в тумане, передвигаю ногами, и когда дверь за мной захлопывается, я наконец обретаю хоть какое-то чувство реальности. Передо мной открывается вид на кабинет, в ремонт которого вложили немалое количество денег. Интересно, сколько же стоит один сеанс? Спиной ко мне стоит женщина и, не поворачиваясь, говорит: - Прошу садиться. У меня есть выбор перед кожаным диваном, креслом и стулом у ее стола. Я сажусь на стул и, пока она не видит, рассматриваю, чем уставлен ее стол. Это не занимает много времени, потому что на ее столе, кроме как ноутбука, моей папки и подставки для ручек, больше ничего нет. - Изабелла, - она поворачивается ко мне лицом и садится в кожаное кресло с высокой спинкой. - Меня зовут Хелена Шарп. Но мы будем звать друг друга по именам, хорошо? - Конечно, - отвечаю я, стараясь разобраться, нравится ли мне эта женщина или нет. У неё кожа миндалевого цвета, глаза карие, добрые, а взгляд вкрадчивый. Она уже довольно взрослая, о чем говорят морщины на ее лице. Но, по правде говоря, внешность у неё довольно приятная. Мне кажется это не то, чтобы самым важным, но приятнее же разговаривать с человеком, от которого тебя не воротит? Мистер Дженкинс, мой уже бывший психотерапевт, походил больше на крысу, чем на человека. Она открывает ничем непримечательную папку с моим анамнезом. Я никогда туда не заглядывала, хотя бы потому, что примерно представляю общую картину. Изабелла Свон, семнадцать лет. Посттравматическое стрессовое расстройство. Она пробегает глазами по странице и, закрыв папку, обращается ко мне: - Белла, а чем ты больше всего любишь заниматься? - вот так вот. Ни тебе вопроса о случившемся, ни банального "Как ты себя чувствуешь?" Но даже этот вопрос вводит меня в заблуждение. А чем я люблю заниматься? Кроме того, конечно, как подаваться самобичеванию. - Бег, - отвечаю я кратко. - И что он даёт тебе? Как ты себя чувствуешь, когда бежишь? - она смотрит внимательно, не отводя взгляда. - Я правда думаю, что это ничем не поможет, - она не даёт мне продолжить. - Я думаю, что мне не просто так дали это место. Так что, давай продолжим. Так как ты себя чувствуешь? - Я чувствую свободу, словно в тот момент для меня нет чего-то невозможного, - на момент я останавливаюсь, не зная, стоит ли продолжать. Но я стараюсь быть предельно частной. - Словно я могу убежать от всего этого, включая себя. Хелена довольно кивает и делает какие-то записи в тетради. - А что насчёт людей? Есть люди, делающие тебя счастливой? Может, твоя семья или друзья? Да уж, за последние два года, мои родители, кроме радости, ничего больше не несли. - У меня есть одна подруга. Ее зовут Элис, но после недавних событий мне кажется, она не захочет со мной общения. Я сразу вспоминаю о звонках Элис, которые игнорировала, о всех ее сообщениях. Ведь я сама всё рушила. Элис ни в чем не виновата. - Мне кажется, что ты винишь себя в случившемся с подругой. И если она простила тебя, то и тебе стоит это сделать. Это не так просто, но можно начать с малого. Давай так, на следующем приёме, ты расскажешь мне об успехах в этом деле. Я согласно киваю. Хелена продолжает. Мы говорим ещё немного о каких-то вещах, событиях и всем таком, что как-то приносит мне радость. Это занимает мало времени. - Ты, наверное, думаешь, почему я не стала спрашивать тебя о случившемся? Дженкинс говорил, как только он так или иначе упоминал это, ты замолкала. И, Белла, со мной такой фокус не пройдёт. Ты думаешь, что если будешь держать все внутри, то боль утихнет, но это не так. Когда-то ты дойдешь до того, что это будет съедать изнутри. А когда ты говоришь, представь, как с каждым сказанным словом, груз на твоих плечах становится легче. Мы не будем говорить сейчас, так как времени осталось всего несколько минут, но на следующий сеанс будь готова к тому, что будешь говорить ты, а не я, как сегодня. Хорошо? - Хорошо, Хелена. Спасибо за то, что не сегодня, - и я действительно благодарна. Только выйдя на улицу, я сразу заметила знакомую машину. Вот только это были не родители. На противоположной стороне улицы стояла машина Эдварда, за рулём которой сейчас была Элис. Мне не хотелось, чтобы она меня заметила. Решив дождаться родителей в другом месте, я отправилась в близжайшее кафе. Ещё раз оглянувшись, я увидела и Эдварда, который нес какие-то сумки. Загрузив их в багажник, он поднял взгляд и, вероятно, увидел меня. Не теряя времени, я скрылась за домом. Зайдя в кафе, я попросила чаю и села как можно дальше от окон. Начался дождь. Это я поняла лишь по внезапно вбежавшим в кафе людям, чья одежда была полностью мокрой. Они сняли свои куртки, с которых капала вода, и я услышала, что они заказали кофе. Я любила смотреть за людьми, как сейчас. Подмечать какие-то невразные детали, из которых складывался целый образ. Можно многое узнать о человеке, даже не разговаривая с ним. Интересно, чтобы я сказала, увидев себя со стороны. На телефон пришло сообщение от родителей, и я, расплатившись за чай, вышла из кафе. Воздух после дождя был свежим, и меньше всего сейчас мне хотелось ехать час в машине с родителями. Интересно, они дождутся момента, когда мы окажемся дома или сразу начнут забрасывать вопросами? И я не знаю, радоваться мне или нет, когда мы всю дорогу до дома едем в молчании. Отец не сводит взгляда с дороги, а Рене гипнотизирует оконное стекло, по которому сейчас лениво стекали капли дождя. Я сижу молча, стараясь придумать лучший сценарий нашего разговора. Пока неудачно. Дождь уже кончается, когда мы возвращаемся домой, и я спешу на верх, чтобы наконец снять мокрую одежду. По крыше барабанит дождь, и этот звук успокаивает меня. Я всегда любила дождь. В детстве я никогда не спешила спрятаться от него, как это делали другие дети. А как мне нравилась та свежесть, которая возникала после его окончания. Сейчас капли дождя агрессивно стучали по крыше, словно кричали о чем-то. Небо за окном стало абсолютно черным, и я поспешила переодеться, когда услышала голос матери, зовущий меня на ужин. Бросив одежду стираться, я высушила волосы полотенцем и переоделась в домашний костюм. По кухне разносились приятные запахи приготовленной Рене пищи. Чарли уже сидел за столом, поедая отбивные, а Рене разливала им по стаканам красное вино. Я села на свое место, которое было очень невыгодным для меня. Как только я коснулась вилки, две пары глаз обратили свой взгляд на меня. - Как прошел прием, милая? - слышу я сладкий голос матери, и, не поднимая взгляда от тарелки, отвечаю что-то невразумительное. - Отвечай, когда с тобой разговаривают! Как прошел прием у психиатра? - Рене срывается, и я думаю, как легко ее довести. - Отлично, мы хорошо поговорили, - Рене удовлетворительно кивает и продолжает ужинать. - Вы говорили о Джеймсе? - вдруг спрашивает Чарли, наконец приобретая интерес к беседе. От неожиданности я вздрагиваю, и вилка летит на пол. Я даже не поднимаю ее, продолжая сидеть на месте. Чем он вообще думает? Рене сжимает и до того тонкие губы и пихает Чарли в бок. Вот только реагирует она так вовсе по другой причине. Если я не могу слышать обо всем, что связывает меня и Джеймса, так Рене же готова говорить об этом вечно, изводя меня. Думаю, она расстроена, что не нанесла этот удар первой. - Нет, не говорили, - выдаю я сквозь зубы, стараясь не сорваться. Внутри у меня все в бешеной агонии, и мне все сложнее держать себя в руках. Но я понимаю, что должна. А иначе они выиграют. - Но ты понимаешь, что должна поговорить о случившемся? Ради чего мы платим деньги? - Рене пытается вытянуть эту тему, и мне уже хочется выйти из-за стола, но, вновь же, это будет означать их победу. - На следующем сеансе мы поговорим обо всем, - выдаю я и, стараясь отвлечь их, спрашиваю: - Кому принести десерт? - они кивают, и я, встав из-за стола, собираю грязные тарелки и иду на кухню. Разрезаю вишневый пирог, приготовленный Рене и отношу на стол. В следующие минут двадцать говорят только родители, а я, закончив с ужином, поднимаюсь к себе в комнату. Время еще раннее, но я не знаю, чем заняться. Из-за дождя пробежка отменяется, а все домашнее задание я сделала еще днем. Тут мой взгляд падает на мобильный, и я думаю об Элис. Долго не думая, я набираю ее номер. Если она не ответит, то я и пытаться больше не стану. Но она отвечает после третьего гудка. - Белла? - слышу я голос Элис, и вся моя уверенность куда-то исчезает. Я не могу разомкнуть губ и лишь глубоко дышу. - Белла, ты слышишь меня? - повторяет она, и мне приходится хоть что-то произнести. - Элис, мы могли бы.. Могли бы мы встретиться сегодня? Сейчас? - мой голос становится более уверенным под конец, и я спокойно выдыхаю. - Да, конечно. Где? - Подъезжай к спортивной площадке. Та, что за магазином Ньютонов. - Конечно, скоро буду, - я отключаюсь, не прощаясь и уже собираюсь выходить, когда вдруг замечаю в зеркале свое отражение. Будь проклята моя фобия. Многие девушки долго думают над тем, что надеть, но у них вовсе другая причина. Они хотят выглядеть хорошо, но я лишь хочу отвлечь внимание от самой себя. От той, какой я стала два года назад. Я бы стала уже хорошим визажистом, если посчитать, сколько времени я уже искусно маскирую все свои шрамы. Трудно носить все эти платья, когда ты похожа на плохозаштопанную куклу. Но мне приходилось. Уж пусть люди считают меня шлюхой, чем чокнутой. Я переодеваюсь в черные узкие брюки и черную майку, сверху накидываю кожаную куртку. Схватив ключи от машины и телефон, я надеваю туфли и спускаюсь вниз. - Куда ты? - спрашивает отец, прерываясь от просмотра очередного бейсбольного матча. - Встретиться с Элис, - бросаю я и выхожу из дома. Вряд ли он хотел сказать еще что-нибудь. Когда я подъезжаю к футбольному полю, которое освещено лишь парой фонарей, Элис уже здесь. Каблуки проваливаются в размокшую землю, но я иду как ни в чем не бывало. Я узнаю знакомое серебристое Вольво, на которое опирается Элис. А еще узнаю знакомую долговязую фигуру позади, которая скрыта в тени, и лишь лицо освещается слабым огоньком сигареты. Я каждый раз забываю, что Элис еще не может водить. - Прости. Он меня не отпустил, - извиняется Элис, и я думаю, как на нее это похоже. Она всегда за все извинялась. - Ничего страшного, я не займу много времени, - на самом деле я не знаю, сколько могут занять по времени мои оправдания. Я даже не знаю, с чего мне начать. - Я просто хочу извиниться за все. За то, что оставила тебя. За то, что избегала тебя. Я просто не могу простить себя, но надеюсь, что это сделаешь ты. Я дерьмовый друг. Мои слова кажутся мне слишком простыми, слишком глупыми. Я никогда не умела объясняться в чувствах. - Белла, я все это время злилась лишь на себя. Ты не любишь вечеринки, а я позвала тебя на такую большую, - Элис нервно заламывает руки и смотрит на меня извиняющимся взглядом. - Со мной все нормально. Я просто хотела извиниться за эти недели молчания. А еще за то, что не могу быть нормальной подругой. Но тут ничего не поделаешь уже. - Встретимся завтра в школе? - улыбается Элис. - Конечно, до завтра, - тут Элис делает нечто неожиданное. Она обнимает меня, и я неловко сжимаю руки у нее на спине. Сколько длится объятье? Не так долго? - Хорошо, что все разрешилось. Пока, - она машет мне и садится в машину. Эдвард бросает окурок на землю и идет к машине. Я разворачиваюсь и иду к машине, чувствуя какое-то удовлетворение. Давно такого не было. Я проникаюсь какой-то гордостью к себе, потому что такие простые вещи для нормальных людей, дается мне особенно трудно. Только я собиралась сесть в салон автомобиля, как меня окликнули. Это был Эдвард. - Подожди, - крикнул он мне, быстро пересекая футбольное поле. Что ему нужно было от меня? Я предполагала несколько возможных вариантов, типа «Не трогай мою сестру», но то, что сказал Эдвард, никак не входило в этот список. - Все, что произошло, как-то связано с тем, что о тебе говорит Сэм? - я надеялась, что из-за плохого освещения Эдвард не видел моего ошарашенного выражения лица. - Сэм Палмер? - спрашиваю я, хотя прекрасно знаю ответ. Конечно, это он. Я не удивлюсь, если он рассказал, что я сама полезла к нему в штаны. - Да, это он. Он сделал тебе что-то на той вечеринке? - Эдвард выглядел каким-то обеспокоенным, я не могла понять, почему. Я была для него ничем. Что мне ответить? Как я глупо повелась на его уловку? Мне хотелось поговорить с кем-то об этом, но я не могла. Все смотрят на меня и видят лишь чокнутую шлюху. Я знаю, что сама виновата в этом, но ведь ни один человек не поинтересовался, почему я стала такой. То происшествие с Сэмом могло вновь подсадить меня на успокоительные, которых в своей жизни я уже напилась, но каким-то мистическим способом мой разум остался на своем положенном месте. Что мне оставалось сказать Эдварду? - Все, что сказал Сэм, было правдой. Как это относится к Элис? - я не знала, что мог сказать Сэм, но надеялась, что это было очередной ложью. Интересно, когда он успел всем рассказать? Сразу после того, как я врезала ему? Я заметила некоторое отвращение, которое промелькнуло на лице Эдварда, и мне почему-то стало стыдно. Не перед ним, а перед собой. Плюс одна ложь в мою копилку. Где-то я читала, что человек в день может лгать около двух тысяч раз, но в некоторые дни мне казалось, что я превышала этот лимит. Интересно, ложь самой себе считалась? - Ты выглядела какой-то... помятой что ли в ту ночь, но раз это правда, то никаких вопросов, - без лишних слов Эдвард вернулся к машине, оставляя меня в некотором смятении. Я знала, как выглядела в ту ночь. Мне пришлось выбросить всю ту одежду, но я не думала, что кто-то заметит это. Заметит меня. Вновь пошел дождь, и как бы мне не хотелось остаться здесь , я знала, что родители начнут звонить, а лишние вопросы мне ни к чему. Но даже когда я была уже дома в своей постели, пытаясь заснуть, я все думала о том разговоре с Эдвардом и о том, как я, наверное, изменила своей ложью у него мнение о себе. Каллены радовали меня тем, что они были приезжими и ничего обо мне не знали. Но теперь Эдвард расскажет все Элис, и тогда я точно потеряю последнего человека, чье мнение обо мне было нормальным. Тогда я останусь одна.