Umdlali

В Почефструм они возвращались на самолёте, в тот же вечер после игры. Медики были немного обеспокоены состоянием Иньесты, но тот честно пытался убедить всех подряд, даже Икера и Висенте, что попросил о замене только из-за усталости. Перед отъездом Пике наложили два шва на рассеченную кожу у виска, а Серхио снова пришлось обработать ушиб на боку и сделать обезболивающий укол. В подреберье, непосредственно под местом удара, начала вспухать будущая гематома. По дороге в аэропорт телефон, поставленный на беззвучный режим, беспрестанно и глухо вибрировал из кармана дорожной сумки, принимая ободряющие смски друзей. Уже в самолёте Серхио позвонила мама. Конечно, когда проигрываешь далеко не первый матч в собственной карьере, слова поддержки часто начинают звучать одинаково, а интонации — повторяться, но в голосах родных всегда чувствовались такая искренняя забота и сопереживание, что Серхио словно бы каждый раз возвращался в детство — когда на первые тренировки ездил то с отцом, то с матерью, то с братом... и одной из самых смелых фантазий было выйти на поле в основном составе юношеской Севильи. Что бы ни случилось, семья будет с ним всегда. В салоне царила непривычная тишина, все устали, ни у кого не было желания обсуждать прошедшую игру. Прошлое — в прошлом. Конечно, они обязательно снова просмотрят запись, разберут ошибки, но уже потом, когда разочарование от поражения станет менее острым. У них впереди ещё два матча отборочного тура, с Гондурасом и Чили. Серхио немного успокоился. Возможно, сказалось сонное действие обезболивающего, и под неизменную музыку в наушниках он на несколько минут провалился в тяжёлую дрёму. Очнулся от мягкого толчка, когда шасси самолёта ударили о посадочную полосу. Короткая дорога из аэропорта на базу стала сущим испытанием, автобус потряхивало на ухабах, каждый из которых отдавался неприятной пульсацией в занемевшем боку. Наверное, чувствовать настоящую боль было бы в чём-то даже лучше, она возвращает в реальность. По прибытии Серхио снова осмотрели врачи, наложили фиксирующую повязку и вручили термосумку со льдом, в приказном порядке отправив отлёживаться и по возможности не вставать. Рамосу с трудом, но удалось всё же не корить себя за малодушие в трудную для сборной минуту — и он с радостью последовал этим рекомендациям, потому что не хотел никого видеть. Разве что Икера. Тот всегда мог в нужный момент побыть рядом, чувствуя, что именно требуется сказать или сделать, или вовсе просто помолчать, дружески обняв. Но сейчас Икер куда-то запропастился. Возвращаясь из медпункта, Рамос краем глаза заметил, что Касильяса не было в общей гостиной. Выглянув из окна их номера, Серхио убедился, что не было его и на территории базы. Для капитана такое исчезновение было крайне странным — кто как не Касильяс должен сейчас подбодрить и успокоить команду. Должен... Да ничего он никому не должен. В сборной не дети собрались, проигрывали матчи и посерьёзней. Может, Икеру всё так же осточертело, как и Серхио. Рамос улёгся полубоком, запихнув под спину несколько подушек, чтобы было удобней лежать, и приложил к больному месту лёд. Если за ночь опухоль не уменьшится, то придётся делать рентген, чтобы проверить, нет ли трещины в ребре — только этого ему и не хватало в самом начале чемпионата. Нечего было распускать сопли и думать о травмах, одёрнул он сам себя. Вот и допросился. В дверь раздался осторожный стук. — Да? — отозвался Серхио, на мгновение решив, что это вернулся Икер, но тут же сообразив, что Касильяс бы не стал поджидать под дверью собственного номера, пока его сосед соблаговолит ответить. В комнату вошёл Торрес. Рамос не знал, удивляет его такой визит или нет, знал только, что на прошлом Евро Фернандо никогда не стучал, потому что был уверен: Серхио ждёт его. Ждёт весь, целиком — руки Серхио ждут возможности дотронуться, провести ладонью по щеке, запутаться пальцами в волосах, обнять, глаза ждут возможности встретиться с сияющими, переполненными нежностью, лучистыми глазами Торреса, губы ждут возможности слиться с его губами... тело ждёт его ласки, чтобы провалиться в блаженную невесомость, где нет ничего, кроме чистой, ничем не замутнённой, буквально осязаемой любви и живого тепла. — Ну как ты? — Фернандо обвёл взглядом обстановку, посмотрел на пустующую кровать Икера, на изножье кровати Серхио и, видимо, предпочтя нейтральный вариант, осторожно присел в кресло у окна — не так далеко, но и не рядом. — Ничего, — вздохнул Рамос. — Просто ушиб. «Просто ушиб. Как же, вижу», — красноречиво говорили глаза Торреса, впрочем, Серхио понимал, чем вызвана такая реакция: он лежал в довольно странной, скрюченной позе, обложившись подушками, будто бы малейшее движение причиняло боль. Движение — нет. А вот дышать было неприятно. — Я просто заметил, что ты заглянул в гостиную, будто искал кого-то, и решил, что Икера. — Да. Знаешь, куда он так внезапно пропал? — А ты не слышал, о чём говорили в автобусе? — грустно и немного удивлённо спросил Фернандо. — Нет, я... — Серхио замялся под понимающим взглядом Торреса. — Я задумался и, кажется, уснул. — На паре сайтов опубликовали статьи о нашем поражении. Сеск ещё в самолёте полез в интернет читать новости и комментарии, мазохист несчастный. Вот там написали, что Испания проиграла из-за Сары. — Сары? — Рамос опешил и от удивления даже чуть приподнялся на кровати, правда, тут же опустившись обратно — в боку что-то неприятно сжалось. С такими темпами хорошенькая его ждёт ночка, особенно под утро, когда перестанут действовать анальгетики. Карбонеро отвлекла Икера... надо же такое придумать. Как будто тот — четырнадцатилетний пацан, а не капитан команды, которая играет на Чемпионате мира. Одновременно с этой мыслью в голову пришла ещё одна: он сам сегодня только и думал, что о Нандо. Каково ему сидеть на скамейке, каково ему играть. А сейчас Рамос снова и опять ломал голову, зачем Торрес приходит, зачем всегда начинает разговор первым... ведь сам же всё решил, и это было давным-давно. — Именно, — кивнул Фернандо, поджав губы. — Якобы она специально вела передачу прямо за нашими воротами и отвлекала Касильяса от мяча. Из-за неё он не был сосредоточен и реагировал медленней, чем того требовала ситуация. Да и вообще, говорят, с тех пор, как они начали встречаться, Икер стал хуже играть и несколько раз попадал в неловкие ситуации, потому что в репортажах Карбонеро всплывала не слишком приятная информация о вашем клубе, которую она могла узнать только у Икера... скажем так, в неофициальной обстановке. — Чушь какая-то, — буркнул Рамос, пытаясь развернуться. Фернандо словно бы специально сел к нему вполоборота, делая вид, что его чем-то очень привлекает окно, и Серхио приходилось прикладывать усилия, чтобы смотреть на Торреса. — Наверное. Я же не знаю, — мягко пожал плечами Нандо. Он опять будто нарочно пытался сделать расстояние между ними ещё больше, своими «не знаю», «о вашем клубе» постоянно подчёркивая, что не следит за подробностями, потому что теперь у него совсем другая жизнь. Ну да. Квартирка в Англии, жена, дочка. Это только Серхио с августа по май отчаянно пытается не смотреть матчи Премьер-лиги. — А ещё Висенте хочет на следующие тренировки пригласить зрителей с вувузелами, чтобы мы оказались в условиях, приближенных к полевым, так сказать, — нарушил повисшее в комнате молчание Торрес. — Наверное, это правильно. Хотя я уже и так понял, что из-за них даже болельщиков не слышно. Кажется, до сих пор в ушах гудит. Нандо тихонько рассмеялся. Рамос вздохнул. Ему не хотелось продолжать разговор, потому что... зачем, зачем Нандо плюхнулся в это чёртово кресло? Почему не присел рядом с ним? Торрес лопотал ещё что-то про стратегию и вувузелы, а Серхио напряженно замер, не слыша или не желая понимать ни единого слова. Он знал только, что сейчас в его комнате сидит Нандо. Они остались наедине, снова, как когда-то раньше, впервые за долгое время... — Ладно, не буду отвлекать. Тебе нужно отдохнуть хорошенько, — мягко произнес Фернандо, вставая. — Икера я беру на себя. Честно обещаю, что мы с Давидом приведём его в чувство, после того как он наскандалится со своей журналисточкой. От Серхио не ускользнула ирония в голосе Торреса. Странно, раньше тот всегда подчёркнуто осторожно обсуждал чужие романтические связи. Впрочем, это ожидаемо. Нандо же теперь у нас человек семейный. Не было ожидаемо — совсем, совсем не было ожидаемо — что Торрес, уходя, осторожно склонится над Серхио и ласково потреплет по плечу. Дольше, чем этого требовало дружеское сочувствие. Интимней, чем следовало по правилам приличия. Рамос невольно потянулся к руке Фернандо — хотел благодарно взять его ладонь в свою, но перед глазами очень вовремя, чтобы мгновенно привести в чувство и отрезвить, мелькнула чёткая, угольно-чёрная вязь: «Нора». А на другой руке у Торреса теперь красуется такая же татуировка с именем жены. Видишь, Серхио, на тебя не осталось места... — До завтра, — нашёл в себе силы улыбнуться он. — До завтра, — прошелестел голос Торреса, когда Фернандо закрывал за собой дверь.